[92].
Наша автобиографическая память подвержена разнообразным искажениям, которые психолог Дэниел Шактер дерзко назвал “грехами деяния”[93]. В дополнение к неверной привязке ко времени, как в случае с Неизвестным № 2, и внушаемости свидетелей есть еще предвзятость, связанная с искажениями памяти вследствие убеждений, знаний и чувств. Например, после травматического разрыва отношений события, которые некогда вспоминались с удовольствием, часто предстают в более мрачном свете. Или люди могут сказать: “Я всегда знал, что кандидат Х выиграет выборы”, даже если прежде высказывали сомнения в его успехе.
Некоторые ошибки автобиографической памяти хорошо известны. Обычно наша память о недавних событиях точнее и детальнее, чем о далеком прошлом. Но со временем происходят и другие, менее очевидные изменения. Если я попрошу вас припомнить недавнее событие, вы, скорее всего, представите его с собственной точки зрения, как будто в ваши глаза встроена камера. Это называется позицией участника. Но если я попрошу вас вспомнить что-нибудь из детства, с гораздо большей вероятностью вы опишете этот эпизод с точки зрения наблюдателя, как будто видите себя в сцене, а не воспринимаете событие своими собственными глазами. Более того, если вас попросить вспомнить эмоциональный фон прошедшего события, вы, вероятнее всего, займете позицию участника, а если спросить о фактах этого события – позицию наблюдателя. Главное тут в том, что способ воспоминаний не высечен в камне. На него сильно влияет поставленная задача[94].
Другой феномен, связанный со временем: память обобщает повторяющиеся события. Если вы однажды были на определенном пляже, то наверняка вспомните об этом много подробностей. Но если вы были там больше 50 раз, вы вряд ли вспомните детали 37-го визита, разве что в тот день произошло нечто эмоционально значимое. Возможно, как раз в 37-й раз на пляж выкинуло тушу мертвого кита или в этот день вы встретили будущего супруга. Тогда подробности этого дня надолго останутся в вашей памяти во всех деталях. Эмоции, как положительные, так и отрицательные, – это валюта автобиографической памяти. Эмоции заставляют мозг хранить воспоминания дольше и лучше, выписывать их курсивом и жирным шрифтом. Это усиление эмоциональных воспоминаний в большинстве случаев полезно, но иногда приносит вред. Оно полезно, потому что эмоционально значимые события обычно те, которые вам понадобится вспомнить позже. Однако в некоторых случаях память может стать патологически настойчивой, когда воспоминания о травматическом событии, пережитом нападении или военных действиях бесконечно повторяются.
Если наши воспоминания о событиях часто так неточны и изменчивы, зачем вообще их хранить? Зачем нам память? Главный ответ в том, что память позволяет нам учиться, менять свое поведение на основе личного опыта и таким образом лучше отыскивать пищу, избегать хищников, находить и привлекать брачных партнеров. Иными словами, память делает для каждого человека то, что эволюция генома делает для многих поколений биологического вида, – позволяет нам отвечать на условия окружающей среды, чтобы увеличить вероятность выживания и передачи генов следующему поколению. Это крайне полезно. Например, мышь уже рождается со страхом перед лисами, несмотря на то что она потомок многих поколений лабораторных мышей, которые никогда не видели лису. Для дикой мыши это полезная адаптация, но в качестве общей стратегии для жизни в изменяющемся мире она не годится. Невозможно закодировать в геноме все полезные поведенческие реакции, чтобы снабдить новорожденного навыками на все случаи жизни. И эффективнее, и проще уметь помнить и учиться, даже если эти способности не идеальны. Еще одно преимущество: воспоминания позволяют нам мысленно перенестись в прошлое, а значит, и вообразить будущее. Память избавляет нас от мысленной тирании настоящего. А картины будущего позволяют делать предсказания, которые необходимы для принятия решений.
Еще один ответ на вопрос, зачем нам память, заключается в том, что сбои автобиографической памяти на самом деле не ошибка, а полезное свойство. Чтобы память была полезна, она должна обновляться и интегрироваться с последующим опытом, даже если он изменяет воспоминания о первоначальном событии. А значит, полезно, чтобы воспоминания были пластичными, так их можно встроить в настоящее. В большинстве случаев общие воспоминания, которые складываются из множества походов на пляж, полезнее для принятия будущих решений и поведения, чем 50 отдельных, детальных и точных воспоминаний о пляже. Потеря деталей вследствие повторения позволяет эффективнее использовать ограниченные ресурсы мозга.
Неудивительно, что наши воспоминания о событиях часто неточны, потому что сам механизм изменения воспоминаний часто бывает полезен. Что удивительно, так это то, что мы обычно отказываемся это признавать в повседневной жизни. Люди имеют прирожденную склонность создавать правдоподобные истории из фрагментов воспоминаний. Из-за этой склонности выстраивать нарративы мы часто уверены в правдивости туманных воспоминаний и позволяем им стать основанием для ключевых представлений о себе.
В дополнение к воспоминаниям о событиях мы также храним воспоминания о фактах и понятиях, не связанных с конкретным событием. Например, я могу назвать столицу Монголии, Улан-Батор, хотя даже не помню, откуда это узнал. Или могу верно вспомнить факт, но неправильно вспомнить его источник и время, когда я его узнал, решив, что выучил его в старших классах, хотя на самом деле прочитал это в прошлом году в Википедии. Аналогично я могу объяснить, что такое транзитивность в математике, хотя не помню, когда и как у меня появилось это знание.
Психологи называют такой разрыв связей факта или понятия с событиями “амнезией в отношении источника”, и она в той или иной степени есть у каждого, хотя в большей степени выражена в пожилом возрасте[95]. В среднем наша память о фактах и понятиях хотя и не идеальна, но обычно точнее, чем память о событиях. Возможно, оттого, что она менее детальна и меньше связана с контекстом, чем события, воспоминания о которых включают все органы чувств. Факты и понятия в каком-то смысле – уже выжимка из опыта.
Возвращаясь на уровень индивидуальных различий, мы можем сказать, что “У Фреда плохая память” или “У Салли память хорошая”. Но, конечно, память – не единый феномен. Нельзя просто сказать, что некоторые люди хорошо помнят факты и понятия, но плохо – события. Способность людей помнить определенные факты и понятия тоже изменчива в широких пределах. Мы все знаем людей, способных с потрясающей точностью воспроизвести комедийный стендап, но при этом с трудом запоминающих мелодии. Другие с трудом соотносят имена с лицами, но отлично помнят прочитанное. Причем люди с хорошей памятью на прочитанное задействуют разные стратегии. Одни запоминают визуальный образ страницы с текстом, а другие – только звуки и значения слов, не обращаясь к образу страницы.
Память на события, факты и понятия относится к категории так называемой эксплицитной памяти – специфической информации, которую можно извлечь сознательным умственным усилием. Именно эксплицитную память мы и подразумеваем, когда говорим о памяти в бытовом разговоре. Однако есть и другой тип памяти, не менее важный, но менее обсуждаемый. Это имплицитная память, которая приобретается и используется неосознаваемо, без умственного усилия. Имплицитные воспоминания обычно приобретаются путем повторения, а не в результате единичного события[96]. Строго говоря, имплицитные воспоминания устойчивее эксплицитных и хранятся в других областях мозга. Вот почему вы можете рыскать по дому в поисках своего кошелька (эксплицитная память), но вряд ли забудете, как ездить на велосипеде (имплицитная память). Наша индивидуальность в той же степени сформирована неосознаваемым содержанием имплицитной памяти, как и эксплицитными знаниями о фактах, событиях и понятиях, которым уделяется так много внимания.
На рис. 7 подводится итог многолетних попыток выделить типы долговременной памяти. Данные, положенные в основу этой классификации, часто получают при анализе пациентов с поражениями мозга. Например, у людей с травмами медиальной области височной доли мозга может возникать глубокая антероградная амнезия – неспособность сохранять новые воспоминания после наступления травмы. Они также в разной степени подвержены и ретроградной амнезии, когда стирается память о периоде в несколько месяцев или лет до травмы, но более старые воспоминания остаются невредимыми[97]. Сначала считалось, что люди с поражением медиальной области височной доли вообще не способны формировать новые воспоминания. Но со временем выяснилось, что способность формировать новые имплицитные воспоминания у них сохраняется.
Читать отраженный в зеркале текст – поначалу трудная задача, но с практикой навык улучшается. Если человек с повреждениями медиальной области височной доли будет три дня по полчаса в день тренироваться в зеркальном чтении, то на четвертый день он справится с тестовым чтением быстрее. Но, если вы спросите такого человека, читал ли он когда-либо прежде зеркальный текст, он ответит отрицательно. У него нет воспоминаний о задании, комнате или людях, которые ему помогали[98]. Воспоминания о тренировках зеркального чтения – это форма эксплицитной памяти, для которой необходима неповрежденная медиальная область височной доли. Но улучшение навыков зеркального чтения – это умение, то есть форма имплицитной памяти, которая сохраняется, даже когда височная доля повреждена. Чтение через зеркало – когнитивный навык. Моторные навыки, такие как умение играть в теннис, тоже сохраняются у больных с поражением височной доли