о-боже-мой-вы-слышали, и мысли о тебе разжигали у меня в груди жаркий огонь, и я пыталась хоть как-то совместить все это у себя в голове: позитив и негатив, всеобщий любимец и обычная девчонка. Мне казалось, что со мной на уроке истории за одну парту уселась Теодора Сайер и что она просит у меня карандаш, но в то же время она кинозвезда с плаката, висящего у меня над кроватью. И когда ты вышел ко мне из темноты, ты был парнем, которого я целовала до этого и хотела целовать еще, ты был не тем проходимцем, каким я вижу тебя сейчас, а просто Эдом Слатертоном, вице-капитаном с бутылкой пива в руках и с Джиллиан Бич на шее.
– Ну вот, – говорила она. – Видишь? С ней все в порядке. Твоя драгоценная Минерва никуда не денется, если мы немного поболтаем.
– Боже мой, Джиллиан, – сказала Аннетт.
– Привет, – сказал ты мне. – Прости, что так долго. Я тебе пиво принес.
– Я уже выпила, – сказал я, подняв пустой стаканчик.
– Тогда это пиво достанется мне, – обрадовалась Джиллиан, потянувшись к бутылке. Ты отшатнулся от нее, Эд, но недостаточно быстро, поэтому на помощь тебе пришла Аннетт.
– Пойдем, – сказала она, потянув Джиллиан за рукав. – Сами раздобудем себе пиво.
– Всё лучшее отдают капитану, – сказала Джиллиан.
– И вице-капитану, – совершенно невпопад вставил ты, придурок.
– Джиллиан, – сказала Аннет. – Увидимся, Мин.
– Мин, – ухмыльнулась Джиллиан. – К нам на огонек заглянула никчемная выпендрежница. Как долго она протянет?
Аннетт утащила Джиллиан за собой, и мне вспомнилась финальная сцена из «Честного свидетеля» с ворчащей Дорис Квиннер. Я смяла пустой стаканчик. Ты протянул мне бутылку.
– Прости, пожалуйста, – сказал ты.
– Все в порядке, – вырвалось у меня.
– Я знаю, что ты злишься, – сказал ты. – Нам надо было держаться вместе. Все хотят со мной поболтать. Всегда так, когда мы побеждаем.
– Понятно.
– Но я хотел сделать тебе сюрприз.
– Сюрприз! – сказала я. – Пиво на вечеринке!
– Я не об этом.
– Сюрприз! – сказала я. – Сейчас твоя пьяная бывшая на тебя наорет!
Ты покачал головой.
– Она, – сказал ты, – ничего, но ты же не можешь к ней ревновать. Посмотри на нее.
– Многие назвали бы ее красавицей.
– Потому что она встречалась со многими, – сказал ты.
– Включая тебя.
Ты пожал плечами, словно ничего не мог с этим поделать, словно Джиллиан тебе принесли на блюдечке. Но потом ты вытащил вторую руку из-за спины и вложил мне в ладонь какой-то маленький, тяжелый и холодный предмет, который все это время сжимал своими пальцами с нечищеными ногтями. Я рассмотрела вещицу в свете костра.
– Машинка, – сказала я. Если уж говорить всю правду, я не умею долго обижаться, и я сразу же простила тебя и поняла, что дальше все пойдет как надо.
– Знаю, что это немного глупо, – сказал ты, – но я всегда ищу в этом парке машинки. А ты, Мин, единственная девушка, единственный человек, который захочет получить такой подарок. Только без обид. Черт, забудь, что я сказал. Но это так, Мин.
Я, конечно же, не могла не улыбнуться тебе.
– Говори, я тебя слушаю, – сказала я.
Ты со вздохом повел плечами.
– Дети теряют машинки. Обычно только мальчики. Они приносят свои любимые модели в парк и устраивают гонки с массовыми авариями вон на той стене, где начинается уклон. Там еще насыпан песок, видишь?
Ты ткнул пальцем в непроглядную темноту. Видишь? Ты сказал «гонки с массовыми авариями» так, будто люди произносят эту фразу так же часто, как «Вторая мировая война» или «любовь с первого взгляда».
– И?..
– И я раньше тоже так делал, – сказал ты. – И конечно, иногда дети теряют машинки. Иногда их воруют ребята постарше, хулиганы. А иногда дети просто забывают машинку в песке. Я понимаю, Мин, что это стыдоба, но мне было очень грустно, когда такое случалось со мной. Я рыдал часами и умолял маму посреди ночи привести меня обратно в парк, чтобы поискать машинку. А она говорила: «Кому нужна твоя машинка, это же просто игрушка», или «У тебя куча других машинок», или «Ты должен лучше следить за своими вещами». Но я чувствовал себя совершенно несчастным всякий раз, когда терял машинку. Поэтому теперь, Мин, приходя в парк, я всегда ищу машинки и всегда нахожу хотя бы одну. И я знаю, что это странно или даже плохо, потому что я на всякий случай должен оставлять их на месте. Хотя к утру они, конечно, всегда пропадают. Будь моя воля, я возвращал бы их мальчишкам, всем без исключения. И мне так легче, мне кажется, что я правильно поступаю. Когда я нахожу машинку, я всегда думаю, кому ее можно подарить. Я ищу того, кто не скажет, что Слатертон сбрендил. Я знаю, что это глупо, и что мне ничего не исправить, и что мне не вернуть потерянные машинки, и что это бессмысленно…
Я целовала тебя, зажав одной рукой пикап, а другую запустив тебе в волосы – такие же короткие и непослушные, как у маленького Эда, который плакал в этом самом парке. Я целовала тебя так страстно, словно это был способ хоть как-то исправить дикий странный вечер пятницы.
– Как тебе твой первый костер? – прошептал ты мне на ухо.
– Уже намного лучше, – ответила я.
И мы снова долго-долго целовались.
– Но завтрашний день мы проведем по моему сценарию, правда? – спросила я.
– По твоему сценарию?
Я старалась не думать о Джиллиан (как долго она протянет?) и не вспоминать, как хмуро мои друзья смотрели на плохо поджаренный сыр.
– По моему плану, по моей задумке – называй как хочешь. Один день по-твоему, другой – по-моему. Будем делать то, что хочу я.
– Опять в кино?
– Если останется время. Но мы точно поедем в «Шик и блеск». Помнишь, я сказала тебе, что хочу в этот магазин, а ты ответил, что Джоан одолжит тебе машину?
– Да. Все, что захочешь.
– Завтра.
– Завтра.
Мы снова поцеловались.
– Но сегодня еще не закончилось, – сказал ты.
– Да. Что мы…
– Ну, Стив сегодня на машине.
– Мы уже уезжаем?
Ты посмотрел прямо на меня.
– Нет, – ответил ты, а я кивнула и, не доверив собственному рту произнести еще хоть слово, сделала глоток. И конечно, в этом жесте было больше смысла, чем в словах. Мы забрались в машину Стива. Сейчас я пытаюсь соединить две версии всего, что случилось, но на этот раз я пытаюсь посмотреть со стороны на саму себя. Потому что на первый взгляд то, что произошло, кажется настолько отвратительным, что я не могу рассказать об этом даже Элу: выиграть важный матч, притащить на вечеринку девственницу, споить ей пару бутылок пива. И вот мы вдвоем в чьей-то машине, твоя рука у меня между ног, мои джинсы расстегнуты и спущены, я издаю какие-то звуки и наконец, задыхаясь, прошу тебя перестать. Все это звучит ужасно, и, скорее всего, это и есть истина, это и есть реальная картина, которая кажется еще более мерзкой теперь, когда я, мечтая провалиться сквозь землю, описала ее на бумаге. Но я пытаюсь рассказать всю правду, рассказать, как все было на самом деле, и, честно говоря, тогда мне все представлялось совсем иначе. Я помню, как нежно ты до меня дотрагивался и как взволнованы мы были, потому что никто не знает, где мы и чем заняты. В наших движениях и прикосновениях мне виделась красота. Мы были не просто подростками, которые пытаются ласкать друг друга, подражая персонажам какого-то фильма. И даже сейчас я пытаюсь вспоминать об этой красоте, а не только о том, как мы целовались, одевались и сидели в напряженной тишине, пытаясь понять, который час, и благодаря Всевышнего за то, что никто с диким хохотом не стучит нам в стекла. А еще я вспоминаю о вещах, на которые мне теперь невыносимо смотреть. Вспоминаю, как, вернувшись домой, включила в ванной свет, посмотрела на себя в зеркало, а потом на разболевшуюся руку и увидела на ладони странные крошечные кровоподтеки и почти разодранную кожу. Я чувствую ту же боль и сейчас, и у меня на коже остались следы – так сильно я, отчаянно пытаясь дышать и переполняясь дикой радостью, сжимала в кулаке эту чудную любопытную игрушку, которую мне дал ты и на которую мне теперь просто невыносимо смотреть.
Эд, смотрел ли ты – конечно же нет – «День и ночь», португальский фильм про вампиров, который целую неделю показывали в «Карнелиане»? Конечно, ты его не смотрел. Я смотрела его дважды. Главная героиня – я совершенно не разбираюсь в португальских актерах – работает в какой-то дурацкой государственной конторе и возвращается домой через кладбище, улетая мыслями в облака. Однажды она засиделась на работе допоздна и вышла, когда уже стемнело. Все ночные сцены сняты в черно-белом режиме. Девушка встречает худого и бледного парня-вампира с остекленевшим злобным взглядом, и через некоторое время она начинает проводить с ним каждую ночь, а днем постоянно щурится. У нее усталый вид, у нее побледнела кожа, и ее чуть не уволили. Слепая мать девушки чувствует, что дело неладно, она ощущает душевные муки – так в субтитрах перевели ее слова. Играет музыка, и девушке снится то же, что снится вампиру, который рыдает в своей могиле, и на экране показывают призрачный танец католиков и вращающихся черепов, смысл которого я так и не поняла. Потом вампиром становится она, а он превращается в обычного парня, который наконец выписывается из больницы после перенесенной амнезии и устраивается в контору, и их роман возобновляется, пока однажды – это приснилось слепой матери – не наступает затмение и все не оборачивается трагедией и прахом. Когда я притащила с собой в кино Эла, чтобы посмотреть фильм во второй раз, и когда я сказала ему, что не может быть такого, чтобы тот, кто посмотрел «День и ночь», ничего об этом фильме не думал, он наконец ответил, что фильм нужно было назвать «Сумрачный перепихон». В любовных сценах и правда выставлен довольно странный свет, и они образуют промежуточное пространство для героев, которые мечутся между сном и явью. Такой же свет был в тот день, когда ты в семь часов заехал за мной в «Полную чашку», третью среди моих любимых кофеен и лучшую в моем районе. Португальские любовники, покусанные и осовелые, расставались, не зная, что случится дальше. Так же и я не знала, что меня ждет в этот странный рассветный час. На улицах было по-кладбищенски тихо, и, наверное, тогда в машине Стива я все испортила, пропустила свою реплику – так мне казалось, пока я ждала тебя, не подозревая, как сильно ты поразил моих друзей своим выбором песни в музыкальном автомате. Или, может, я просто устала. Я надеялась, что у нас все по-прежнему хорошо и что так и будет продолжаться, но все могло измениться с тех пор, как ты высадил меня у дома в час ночи. «Я просто устала», – беспокойно думала я, дожидаясь тебя под козырьком. Лил дождь, и от этого было только хуже. Когда ты подъехал к кофейне, я бросилась к машине твоей сестры, зажав зонт под мышкой, потому что и так несла два стаканчика кофе.