легкие, и мы дошли до парка Бориса Виана, чтобы рассмотреть покупку. Это было волшебно. В такой ранний час парк стоял в безмолвии, и повсюду царило спокойное странное настроение, как в той сцене из фильма «Своими глазами», когда Питер Клей убегает от полицейских-близнецов, которые его допрашивали, и прячется за статуей, посвященной победе в какой-то войне, – крылатая женщина верхом на лошади, – и тут из кустов доносится шорох, и из них осторожно, тихо, медленно на росистую лужайку выходит единорог, и потом сюжет фильма переносится в какое-то незнакомое место. Тогда в парке Бориса Виана мне казалось, что может случиться все на свете.
Скамейки были мокрыми даже после того, как ты, проявив глупейшее рыцарство, попытался вытереть их своей прекрасной задницей, обтянутой джинсами. Ты сел на скамейку и нелепо проскользил от одного конца до другого. Тебя потряхивало от кофеина, который ты получил из своего первого в жизни настоящего кофе, а я смеялась над тобой, как дети смеются над мыльными пузырями. Но я все равно не хотела садиться на влажную скамейку, и мы, промочив ноги, дошли до раскидистой плакучей ивы. Мы шли через лужайку, и на траве оставался такой же пробор, какой ты иногда делаешь – то есть делал – в моих волосах, и вот мы оказались в зеленом сухом укрытии. Мы забрались под крону и, опустившись на колени, уселись на сухую листву и увядшую траву. Сквозь длинные ветки проникали только солнечные лучи, и никто не смог бы нас отыскать.
– Ух ты!
– Ага, – сказал ты.
– Идеальное место, – произнесла я, – и идеальная покупка. Идеально, Эд.
Ты посмотрел на солнечные блики, а потом перевел взгляд на меня и не отводил его так долго, что я почувствовала, как краснею.
– Да, – сказал ты. – А теперь объясни мне, зачем мы это купили.
– Ты не понимаешь?.. Но ты же, то есть мы же только что отдали за эту книгу пятьдесят пять долларов.
– Я знаю, – сказал ты. – И это нормально.
– Но ты не знаешь, зачем мы ее купили?
Ты все смотрел на меня, а твои руки всё тряслись после кофе.
– Чтобы порадовать тебя, – простодушно ответил ты, и у меня от этих слов вдруг перехватило дыхание. Мои руки застыли на обложке книги, которую я бросилась было открывать. Я оцепенела – так радостно мне было тебя слушать, и мне совсем не хотелось, чтобы ты замолкал.
– Мин, знаешь, чем я обычно занимаюсь в это время?
– Чем?
– Я имею в виду на выходных.
– Спорим, что в это время по субботам ты обычно еще спишь?
– Мин.
– Я не знаю.
Ты самым выразительным образом медленно повел плечами, словно пытаясь показать мне, что такое настоящая растерянность.
– На самом деле я и сам не знаю, – сказал ты. – Наверное, иду в кино или где-то гуляю. Вечером пью пиво у кого-нибудь на крыльце. Еще бывают матчи, вечеринки. Ничего особенного.
– Хорошо, что ты ходишь в кино.
Ты покачал головой.
– Я смотрю не такие фильмы, как ты, но дело в другом. Я не… Не знаю, как это выразить. Когда Аннетт спрашивает: «Что такого особенного в этой девушке?» – ответ всегда затягивается и превращается в длинный рассказ.
– Про меня можно написать целое сочинение.
– Но не такое, как мы пишем на занятиях. Я пытался сказать это еще в машине. Просто… посмотри на меня. Со мной такого никогда не случалось, когда я встречался с Джиллиан, с Эми, с Брианной, с Робин…
– Оставь список своих пассий при себе.
– Хорошо, – ты поднял взгляд и посмотрел на пару последних капель, которые вот-вот должны были навсегда испариться и поблескивали на ветках, словно звезды.
– С тобой все по-другому, – сказал ты. – Мин, ты изменила все вокруг меня. Ты заставила меня попробовать лучший кофе в моей жизни, ты показала мне места, которые все это время были у меня под носом, понимаешь? Я как будто оказался в фильме, который смотрел в детстве. Там мальчик слышит шум под кроватью, находит лестницу и спускается по ней, и – я понимаю, что это детское кино, – там играет песня…
Твой взгляд блуждал по переплетенным веткам, сквозь которые пробивался свет.
– Тот фильм снял Мартин Гарнер, – сказала я негромко.
– Мин, я потратил бы пятьдесят пять долларов на все, что бы ты захотела.
Я поцеловала тебя.
– Спроси Тревора, и он скажет, что мне непросто говорить подобные вещи.
Еще поцелуи и еще.
– Так расскажи же мне, Мин, на что я потратил деньги?
Я немного отодвинулась от тебя и открыла книгу «Уникальные рецепты из Тинселтауна».
– Помнишь мини-постер, который ты мне подарил?
– Не совсем понимаю, что такое мини-постер.
Я положила руку тебе на колено и почувствовала, как сильно оно трясется.
– Прости, это из-за кофе.
– Я знаю. Мини-постер – это та бумажка с Лотти Карсон, которую ты взял в холле кинотеатра.
– Картинка, которую я стащил?
– Мини-постеры – это не просто картинки. Иногда на обороте есть информация об актере, о фильмах, в которых он снимался, о наградах, если он их завоевал. И – к этому я как раз веду – его дата рождения.
Ты положил свою ладонь на мою, и наши руки переехали на мое колено – тоже подрагивающее.
– Я не понимаю.
– Эд, я хочу устроить вечеринку.
– Что?
– Пятого декабря Лотти Карсон исполнится восемьдесят девять лет.
Ты промолчал.
– Я хочу устроить вечеринку в честь этого события. В честь нее. Мы можем ее пригласить. Ведь мы проследили за ней, узнали ее адрес и можем послать ей приглашение.
– Приглашение? – спросил ты.
– Да, – сказала я. – Очень удобно, если хочешь позвать кого-то к себе.
– Я на такой вечеринке никогда не был.
– Только не говори, что это по-гейски.
– Хорошо, но я не думаю, что могу…
– Мы устроим вечеринку вместе, Эд. Во-первых, надо определиться с местом. Моя мама ненавидит вечеринки, да и к тому же нам нужна изысканная, роскошная обстановка. С музыкой все просто: у нас с Элом найдутся композиции тридцатых.
– У Джоан тоже, – сказал ты.
– Мы можем поставить только джаз, и тогда точно выйдет изысканно, пусть и не совсем в духе времени. Неплохо бы еще раздобыть шампанского.
– Тревор может достать все что угодно.
– Тревор станет заморачиваться ради такой вечеринки?
– Если я ему скажу.
– А ты скажешь?
– Ради тебя?
– Ради вечеринки.
– Ради твоей вечеринки – да. Так для чего нам эта книга?
– Книга за пятьдесят пять долларов?
– Да, книга за пятьдесят пять долларов.
Я дотронулась до тебя.
– Книга за пятьдесят пять долларов, которую мне купил ты?
– Мин, я готов покупать тебе все что угодно, только перестань напоминать про пятьдесят пять долларов, а не то у меня инфаркт случится.
– Хорошо, так вот, я пролистала эту книгу, пока ты баловался с самурайским мечом…
– Крутой меч.
– …и книга оказалась идеальной. Ты только посмотри на начертание. Закуски.
– Я не знаю, что такое начертание.
– Шрифт.
– Понятно.
– И в этой книге собраны рецепты кинозвезд. И только посмотри, какой рецепт попался мне первым.
– Похоже на иглу.
– Это и есть иглу. Рецепт Уилла Рингера «Иглу из кубических яиц», вдохновленный фильмом «Грета на воле»!
– Это…
– …наше первое свидание, да. Мы смотрели этот фильм.
Ты хотел меня поцеловать, но вместо этого просто положил руки мне на голову. Под ивой было тихо, слышалось только твое учащенное из-за кофе дыхание с кисловатым запахом.
– Так, значит, мы приготовим это сумасшедшее блюдо?
– И не только, – ответила я, пролистывая страницы. – Посмотри.
– Ого.
– Классно, правда? Это печенье из краденого сахара от Лотти Карсон. По словам любимицы Голливуда, это лакомство появилось потому, что ее семья жила в большой нужде. «Моя мать, земля ей пухом, делала все, чтобы накормить и порадовать девятерых детей, и, когда приходилось совсем туго, она подворовывала сахар из бридж-клуба миссис Гандерсон. Старая карга наняла маму, чтобы та убиралась после собраний клуба, и мама высыпала содержимое сахарницы себе в сумочку, шла исповедоваться в церковь Святого Бонифация, а потом на скорую руку готовила нам печенье как раз к нашему возвращению из колледжа. Глазурь мама делала из ликера “Пенсьери”, который папа позволял себе по пятницам. Да простит меня Господь, но это печенье совсем другое на вкус, если его готовить не из краденого сахара!»
Ты расплылся в милейшей шаловливой улыбке.
– Значит, украдем сахар, – сказал ты.
– Правда? Мы сможем?
– Конечно, здесь рядом есть кафе «Хромоножка». Но там сахар хранят в таких больших штуках.
Я осмотрела нас с ног до головы.
– В «Барахолке для всех» должны быть куртки вроде коротких пальто за пять долларов. Я куплю тебе такую куртку с глубокими карманами. Да и все равно, Эд, тебе нужна другая куртка. Ты не можешь каждый день одеваться как баскетболист.
– Я и есть баскетболист.
– Но сегодня ты сахарный вор.
– Мы украдем сахар для печенья, – сказал ты, загибая пальцы, – попросим Тревора достать шампанское, а за музыку будете отвечать вы с Джоан и Элом.
– Еще нужно приготовить иглу.
– Приготовить иглу, – сказал ты, – понять, где мы устроим вечеринку, и отправить приглашение кинозвезде, за которой мы следили.
– Все случится пятого декабря. Пожалуйста, скажи, что в этот день у тебя не будет игры.
Ты убрал волосы с моего лица. Я поцеловала тебя и остановилась, глядя на твой рот. Твои небольшие губы выдавали сомнения, но были растянуты в улыбке.
– Ты же понимаешь, – сказал ты, – что мы не знаем наверняка, правда ли та женщина – Лотти Карсон? Так что это безумная затея…
– Но мы думаем, что это она, правда?
– Да, – ответил ты.
– Да, – повторила я, – и даже если это не она…
– Что тогда?
– Может быть, 5 декабря для тебя не просто день.
Ты со странным видом прикусил губу и шумно выдохнул, опустив взгляд на устланную листьями землю.