– Но Джо очень похож на тебя. На нас.
– Нет, не похож. По крайней мере, я так считаю.
– Я думала, он тебе нравится.
Эл поставил стремянку на место.
– Мин, Джо – совершенно бессовестный придурок.
– Правда?
– Да.
– Ты никогда мне…
– Теперь я могу тебе об этом сказать.
– Ты говорил, что ничего о нем не думаешь. Именно так ты и сказал, когда мы расстались.
– Я помню.
– А помнишь ли ты, что сказал буквально сегодня? Я кое-что спросила у тебя, а теперь даже и не знаю, могу ли тебе доверять.
– О чем ты?
– Не задавай глупых вопросов. Эл, я встречаюсь с Эдом Слатертоном. Думаю, я… Я сказала тебе, что люблю его, а ты мой лучший друг, и я хочу знать, что ты мне сегодня не наврал.
– Перестань. И ты говоришь мне это, когда держишь в руках дорогущий ликер, который я стащил у отца, чтобы помочь тебе осуществить план?
– Я думала, это наш план, – сказала я. – Эл, что ты думаешь о моем парне? И только не говори, что ничего.
– Тогда не спрашивай меня. Потому что я его не знаю.
– Не ври мне. Он тебе не нравится.
– Я его не знаю.
– Он же сорвал ту афишу, да? Это же просто афиша, Эл.
– Мин.
– Ну или взять ту историю с музыкальным автоматом в «Сырной лавке», но ты не можешь его ни в чем укорять, потому что вы все, особенно Лорен, совершенно…
– Мин, нет.
– Так что же?
– Что?
– Что, – сказала я твердым голосом, – ты думаешь о нем?
– Не спрашивай.
– Я хочу получить ответ.
Эд, я никогда не рассказывала, что мне ответил Эл. Он не сказал, что ничего не думает по этому поводу. Кое-что он все-таки думал.
Тут ночь распалась на две части, и я никогда не рассказывала тебе об этом, и теперь сама с трудом могу вспомнить, в каком порядке все случилось: я с криком выбегаю из магазина, по пути сношу какую-то полку, Эл стоит на своем – он всегда ведет себя так, когда решает, что на этот раз он уж точно-точно не ошибается. Он! Прав! Я забираюсь в чертов автобус и плачу, когда понимаю, что села не на тот, Эл кричит мне вдогонку, чтобы я перестала вести себя как дура. А я, как самая настоящая дура, врываюсь домой, хлопнув дверью и разбудив маму. Эл молча злится и, открыв магазин, включает свет, чтобы прибраться. Все это не похоже ни на один фильм, все это не похоже на то, что я люблю, и я говорю своей безмозглой матери, что я была у Эла, что ей, черт возьми, не о чем волноваться и что такого больше никогда-никогда не повторится. Засыпаю. Плачу. Срываю с себя одежду, пытаюсь аккуратно убрать бутылку в ящик тумбочки, но она не влезает, и я иду в подвал за коробкой. Рыдая, кричу маме: «Все нормально!» Хлопаю дверью кладовки, вытираю нос. Я никогда тебе об этом не рассказывала. Перекладываю все вещи из тумбочки в коробку и что-то шепчу сама себе. Засыпаю, снова рыдаю, вижу плохие сны. И вот утром зазвонил телефон, и это был ты, Эд.
– Мин, я пытался тебе дозвониться.
– Что?
– Вчера вечером. Но не смог: в трубке были одни гудки, поэтому я сбросил.
– Я была у друга.
– А-а.
Я вздохнула.
– А может, и…
– Джоан ушла, – у тебя сел голос. – Ее не будет весь день, и мама сегодня у врача, а я хотел с тобой поговорить. Сможешь прийти ко мне?
Клянусь, я оказалась у твоей двери быстрее, чем повесила трубку. У тебя был помятый вид, и в твоих усталых глазах читалась злоба. Я поставила на стол бутылку «Пенсьери», но ты, обливаясь потом, даже не взглянул на нее и все наматывал по комнатам круги, словно представлял себя на баскетбольной площадке: кухня-прихожая-гостиная-кухня. Увидев тебя, я почувствовала, что схожу с ума, и каждый твой взгляд еще сильнее убеждал меня в том, что Эл, мама и все-все-все прочие лжецы неправы.
– Слушай, – сказал ты. – Я хочу извиниться за то, что сделала Джоан. Я проснулся и не мог поверить, что ты уже ушла.
Я уже почти забыла о том, что мне пришлось уйти.
– Все нормально.
Ты треснул ладонью по книжному шкафу.
– Нет, не нормально. Ты не должна была уходить.
– У тебя были семейные дела, все в порядке.
– Ха! – сказал ты. Не знаю почему, но я рассмеялась.
Ты с удивлением посмотрел на меня и едко улыбнулся, а потом снова произнес:
– Ха!
– Ха!
– Ха! Хочешь узнать, что Джоан называет семейными делами? Это ее придумка, чтобы выгонять моих друзей, когда ей хочется со мной поговорить. Туфта эти ее семейные дела. Она научилась этому у мамы, но у нее ничего не выходит, потому что она мне не мать.
Мне показалось, что ты почему-то очень настороженно произнес эти слова. Такой взгляд я замечала у тебя на тренировках, когда тренер дул в свисток и ты думал, что облажался и что сейчас тебе достанется.
– Все нормально, – сказала я.
– Я к тому, что она могла бы и подождать с этими разговорами, понимаешь? Но, конечно, это невозможно, потому что сегодня она ушла на весь день! С Андреа! А мою девушку, значит, можно выставлять из дома, потому что нам сию минуту нужно поговорить!
– О чем она хотела с тобой поговорить?
Ты замер на месте и очень резко сел на стул, стоявший в углу. А потом ты встал, и я чуть не рассмеялась, потому что ты напомнил мне о фильме «Пико и сын», вот только ты ни с кем не менялся шляпами.
– Послушай, – произнес ты. – Я хочу тебе кое-что сказать.
– Хорошо.
«Что-то про маму», – подумала я и снова ошиблась, Эд, потому что такие дуры, как я, всегда ошибаются.
– Джоан сказала, что с тобой я… что у нас с тобой все очень быстро. Ты рассказала ей про кинозвезду, и Джоан знает, что на меня это совсем не похоже, и она сказала, что с девушками, с которыми я встречался раньше, обычно все было по-другому. Но что ты очень умная и невинная – Джоан так и сказала, – но не в том смысле, понимаешь?
– Да, – ответила я и почувствовала, что у меня упало сердце. Ты собрался меня бросить, потому что тебе так сказала сделать сестра?
– И да, я понимаю, что Джоан хотела сказать, но она сама не знает, о чем говорит, Мин. Она просто тупица, как и все вокруг, да? И Кристиан, и Тодд, и все, кто несет бред о том, что мы из разных миров, как будто ты прилетела на ракете.
Мне нужно было что-то ответить.
– Да, – сказала я. – Так значит?..
– Значит, пусть идут в задницу, – сказал ты. – Меня их мнение не волнует, понимаешь?
Я чувствовала, что расплываюсь в улыбке и плачу одновременно.
– Потому что, Мин, мне виднее, понимаешь? Я знаю, что ничего не смыслю в гейских фильмах, черт, прости. Без обид. Ха! Но я готов, Мин. Готов устроить такую вечеринку, какую хочешь ты, готов не ходить на тусовки. Сделаем все, что ты захочешь, в честь восемьдесят девятого дня рождения этой актрисы, хоть я и забыл, как ее зовут.
– Лотти Карсон. – Я сделала шаг тебе навстречу, но ты остановил меня жестом, потому что еще не договорил.
– И каждый считает своим долгом что-нибудь сказать, да? Мы с тобой еще всякого наслушаемся. Твои друзья, наверное, тоже что-то говорили?
– Да, – ответила я.
Я то ли чувствовала ярость, то ли яростно ощущала что-то другое, пока расхаживала рядом с тобой, мечтая, чтобы ты скорее обнял меня своими беспокойными руками.
– Да, – сказал ты, широко улыбнувшись. – Я хочу быть с тобой, и мы будем вместе. Мы будем вместе. Да?
– Да.
– Потому что меня не волнует, что ты девственница, что ты особенная, что ты выпендрежница, что ты придумываешь странные вечеринки с невкусными кексами и съедобными иглу. Мы просто будем вместе, Мин.
– Да.
– Все говорят нам одно, а мы сделаем всё наоборот.
– Да!
– Потому что, Мин, послушай, я тебя люблю.
У меня отвисла челюсть.
– Нет, ты не обязана… Я понимаю, что это безумие, Джоан сказала, что я свихнулся, но…
– Я тоже тебя люблю, – призналась я.
– Ты не обязана…
– Я давно хотела это сказать, – ответила я. – Но все вокруг говорят, что…
– Да, – подтвердил ты. – Мне тоже многое говорили. Но я все равно тебя люблю.
– И я, – произнесла я. – И плевала я на каждое слово, которое кто-нибудь осмелится сказать.
– Я тебя люблю, – повторил ты, остановившись. И мы, смеясь и соединив раскрытые ненасытные рты в долгом страстном поцелуе, повалились на диван, а потом скатились на пол, который – ай! – без подушек оказался очень твердым. Мы хохотали. Мы снова целовались, но лежать на полу было неудобно.
– Что случилось с подушками?
– Их убрала Джоан, – ответил ты. – Но черт с ней и с подушками.
Я рассмеялась.
– Чем хочешь заняться теперь, Мин?
– Хочу попробовать «Пенсьери».
Ты моргнул.
– Что?
– Ликер для печенья, – ответила я. – Я его нашла. И хочу попробовать.
Я надеялась, ты не спросишь, где я достала ликер, и мои надежды сбылись, поэтому я тебе об этом и не рассказывала.
– Ликер для печенья, – произнес ты. – Понятно. Хорошо. Где он?
А принесла бутылку, но стаканы решила не брать. Я несколько раз провернула крышечку – и мне в лицо ударил странный крепкий запах: он чем-то напоминал аромат вина, но в нем проскальзывали яркие волшебные нотки каких-то трав и минералов.
– Ты первый, – сказала я, протянув тебе бутылку.
Ты, хмурясь, заглянул в горлышко, улыбнулся мне, медленно отхлебнул ликер и тут же выплюнул его прямо на свою футболку.
– Господи! – крикнул ты. – Что это? Очень похоже на инжир с пряностями. Что там намешано?
Я так смеялась, что не могла тебе ответить. Ты улыбнулся и стянул футболку.
– Даже трогать это не хочу! Вот черт, на штаны попало!
Под мои вопли ты попытался влить ликер мне в рот и плеснул его мне на рубашку. Я дико завизжала и, выхватив у тебя бутылку, стала размахивать ей, словно гранатой. Ты, улыбаясь, расстегивал джинсы, а я почувствовала на коже липкий ликер, отставила бутылку и сорвала с себя рубашку, не расстегнув ни одной пуговицы. Раздался звук рвущихся ниток, какие-то пуговицы покатились под телевизор, а я, стоя в лифчике, сгибалась пополам от смеха, глядя, как ты возишься с ширинкой джинсов. Я смотрела фильм «Зов стихии», Эд, я видела полностью отреставрированную гравюру «Акробаты». Но я никогда не видела ничего красивее тебя, стоящего посреди гостиной сначала в трусах – так ты напоминал мне маленького мальчика, – а потом и голышом. Ты оглушительно хохотал, восторженно глядя на меня, а на груди у тебя красовалось пятно от ликера. Это прекрасное зрелище стояло у меня перед глазами, когда я через пару часов добиралась домой в куртке, которую купила тебе и которую ты от