ется солнце. Они обязательно сыграют песню «Порычи на меня, малышка», и их солист будет зыркать подведенными глазами в поисках наивной девчонки в костюме ангела, которую он после концерта увезет с собой в накуренном катафалке. Я устала от этих дискотек, которые мне никогда не нравились, но я, конечно же, ходила на них, а ты ходил на общегородскую вечеринку, потому что каждый должен был выбрать между вечеринкой и дискотекой.
– Где вы собираетесь в этом году? – спросил ты.
– В Скандинавском центре.
– Какая у вас тема?
– Зло во плоти. А у вас есть тема?
– Нет.
Мы мрачно улыбнулись друг другу. Ты думал, что с темой вечеринка становится только хуже, а я считала ровно наоборот, но мы оба знали, что при любом раскладе оба мероприятия не слишком привлекательны.
– А твои друзья обидятся, – спросил ты, – если…
– Я должна пойти, – ответила я. – Друзья и так на меня сердятся, у меня нет выбора. Но если ты не придешь на вашу вечеринку, никто этого не заметит, да?
– Мин, мы уже всей командой приготовили костюмы.
– Да я шучу, – соврала я печальным тоном. – В кого вы нарядитесь?
– В каторжников, скованных одной цепью.
– Не слишком ли это по-расистски?
– Думаю, каторжником может стать любой, Мин. А ты кем будешь?
– Не знаю, я всегда все придумываю в последнюю минуту. В прошлом году я была в костюме желтых СМИ. Бывали у меня образы и получше, потому что в тот раз все думали, что я газета, на которую помочилась собака.
Ты усмехнулся, глядя в стакан с водой, и достал из заднего кармана какую-то симпатичную вещицу и ручку.
– Давай составим план.
– Мы можем сказать друзьям, что заболели. В «Карнелиане» всегда устраивают киноночь ужастиков на Хеллоуин.
– На это никто не купится. Я говорю про настоящий план. – Ты вытащил три салфетки и развернул одну из них. Между нами пролегла новая граница. Прикусив губу, как ты это обычно делаешь, ты набросал несколько твердых аккуратных линий, а я отодвинула твою тарелку, чтобы тебе было удобнее. Я, совершенно забыв про рисунок на салфетке, все смотрела на тебя с улыбкой, пока ты не окликнул меня и не постучал по столу ручкой.
– Ну вот, это колледж.
– Ты такой милый, когда рисуешь.
– Мин.
– Правда. Ты часто таким занимаешься?
– Ты уже видела, как я рисую. Взять хотя бы эскизы для нашей вечеринки.
– Ты сделал эскизы для нашей вечеринки?
– Ой, это было не с тобой. Я пытался понять, как лучше развесить гирлянду. Это было, хм… Ах да, на каком-то собрании, я вроде бы сидел с Аннетт. Но да, я часто рисую, это помогает думать. Ты же знаешь, как у меня дела с математикой и всем, что с ней связано.
– Ты же знаешь, что я люблю тебя, – сказала я. – Хорошо, это колледж. А где спортзал?
– Он не нужен на плане.
– Хорошо. Значит двор – вот здесь.
– Это футбольное поле. Не называй его двором.
– Площадка с травой, куда все приходят отдохнуть, – это двор.
– Мы, можно сказать, ограбили это кафе, но ты же не называешь его банком.
У тебя начинало получаться играть со мной в словесный пинг-понг, который так хорошо показан во всех фильмах серии «Старая шляпа». Я взъерошила тебе волосы.
– Хорошо, это твое драгоценное футбольное поле. А теперь нарисуй толпу пьяных студентов в костюмах.
– Мы их и так скоро увидим. А этот ваш Скандинавский центр должен быть где-то тут.
– Он совсем рядом с кладбищем, так что…
– Хорошо, вот он, – сказал ты, ловко набросав очертания парка и его окрестностей. Идеально.
– Значит, ты часто рисуешь?
– Такие планы? Да. И давай не будем выяснять, кто из нас больше зануда, потому что тебе меня не переспорить.
– Я и не собираюсь. Мне нравится твой план.
Ты закатил глаза, потому что не поверил мне, но я сказала чистую правду, Эд, ведь я наслаждалась тем, как твой математический мозг заставляет твою руку двигаться по салфетке.
– Вот, – сказал ты, дочертив линию. – Получается, что идти слишком долго?
– Откуда куда?
– От футбольного поля до центра. Нам же нужно попасть и туда, и туда, так?
Я перегнулась через наш нарисованный колледж и поцеловала тебя.
– Идти пешком мы не можем. – Ты так глубоко задумался, что вместо поцелуя ответил мне полуулыбкой. – Тогда поедем на автобусе. Вот только автобус проезжает здесь, потом здесь, а потом разворачивается.
«Наверное, так ты выглядел в детстве», – подумала я и решила, что попрошу Джоан показать мне старые фотографии. Ты не стал рассказывать весь маршрут автобуса, ведь он совершенно не интересовал нас целиком. Сама карта была четко прорисована только наполовину: на второй половине были лишь неясные наброски. Такая же разница была между тем, как хорошо я тебя знала, и тем, как мне казалось, что я тебя знаю.
– Так тоже не пойдет. Автобус не годится.
– А если сесть на другой маршрут? Не помню, какой у него номер. Он проходит где-то здесь.
– Да, точно. Кажется, это шестерка. Он проходит здесь и здесь.
Мы уставились на карту.
– А может, твоя сестра… – начала было я.
– Даже не думай. Она никогда не дает мне машину, когда понимает, что хоть один человек в компании будет выпивать. Так что смирись.
– Хорошо, – согласилась я. Ты начертил на салфетке ровные линии, но в Хеллоуин все перемещаются скорее зигзагами. – У шестерки конечная здесь, в этом конце улицы, верно?
– Да. Я это помню еще с тех времен, когда встречался с Марджори.
– Она там живет?
– Нет, она занималась балетом в каком-то странном месте.
– Значит, – я взяла ручку и начала рисовать пунктирную линию, – мы сначала пойдем на твою вечеринку и сбежим оттуда этой дорогой, чтобы все подумали, что мы просто решили уединиться.
– Мы не просто уединимся. – Взяв ручку, ты нарисовал крестик, а я покраснела и сделала вид, что ничего не заметила.
– А потом мы сядем на автобус вот здесь, выйдем здесь и немного отдохнем в «Кофейной паре». Чашку я нарисовать не могу. Потом пройдем пару кварталов, так, так, так, сядем на шестерку и выйдем вот здесь. А потом нам останется только перейти улицу – и вот мы на дискотеке. Вуаля!
Ты удивленно посмотрел на меня, и в твоем взгляде не читалось ответное «вуаля!». Мои пунктирные линии пробегали по твоим аккуратным штрихам.
– Мы пойдем ночью через кладбище?
– Ты в надежных руках, – ответила я. – Ты будешь с вице-капитаном баскетбольной команды, ой, нет, ты будешь со мной.
– Звучит не очень надежно, – сказал ты. – Ладно, забудь.
И тут я вспомнила, чем славится кладбище. Наверное, славится не очень подходящее слово, но я вспомнила, почему все обходят это место стороной. Думаю, везде, особенно в парках, водятся они – мужчины, которые, прячась ото всех, занимаются в темноте сексом.
– Мы пойдем с закрытыми глазами, – ответила я, – так что геи нам не страшны.
– Раз уже мне нельзя произносить слово геи, то и тебе тоже.
– Ты можешь произносить слово геи, – возразила я, – когда говоришь о настоящих геях. И откуда ты вообще знаешь, что творится на кладбище?
– Сперва расскажи, откуда об этом знаешь ты.
– Я частенько провожаю туда Эла по вечерам, – шутка почти застряла у меня в горле.
Ты закрыл лицо ладонью: моя девушка чокнутая.
– Ах, да, – ты попытался мне подыграть, – я иногда встречаю Эла, когда ищу, в какие бы кусты сходить, чтобы снять напряжение от твоего всё, кроме.
– Заткнись, – сказала я. – Тебе понравилось мое всё, кроме.
– Да, – улыбнулся ты. – Кстати говоря, я хотел…
– Да?
– Моя сестра…
– Фу. Какое отношение к этому может иметь твоя сестра?
– Перестань. Она уедет.
– Что?
– Она уедет на выходных. Не на следующих, а уже после Хеллоуина.
– И?
– А мама еще не вернется, – сказал ты, – так что дом свободен. Ты могла бы… Ну, ты понимаешь.
– Да, понимаю.
– Прийти ко мне на ночь – вот что я хотел сказать, Мин.
– А еще ты говорил, что у нас нет никакого графика. Просто напоминаю.
– Да, говорил. И готов повторить еще раз. Просто я…
– Я не хочу лишиться девственности в твоей кровати, – сказала я.
Ты вздохнул, глядя на салфетку.
– Ты имеешь в виду, что хочешь лишиться девственности не в моей кровати или не со мной?
– Не в твоей кровати, – ответила я. – И не в твоей машине, и не в парке. Хочу, чтобы это случилось в каком-нибудь – только не смейся – необычайном месте.
Надо отдать тебе должное, Эд, ты не стал смеяться.
– В необычайном месте?
– Да, в необычайном, – сказала я.
– Понятно, – ответил ты с улыбкой. – У Томми и Амбер первый раз был на складе у ее отца.
– Эд.
– Ну правда! Прямо между двумя холодильниками!
– Под словом «необычайный» я имею в виду не…
– Знаю, знаю. Не волнуйся, Мин. Твой первый раз это не что-то неизбежное, как ты могла подумать. Я хочу, чтобы ты была… Не могу подобрать слово, – ты снова вздохнул. – Чтобы ты была счастлива. Поэтому в ночь Хеллоуина мы прокатимся на двух автобусах и пройдем через место встречи геев.
Я не смогла понять, правильно ли ты использовал слово геи в этом случае, и решила пропустить его мимо ушей.
– Будет весело, – соврала я.
– Может, через выходные и будет, – смущенно сказал ты, и я тут же ощутила дикий голод во рту и ужасную пустоту на коленях. Я почувствовала что-то совершенно особенное. Я подумала, что эту пустоту надо заполнить, но не знала чем.
– Может быть, – наконец произнесла я.
– Это сложно, – сказал ты, снова посмотрел на салфетку и поднял глаза на меня. Я понимала, что тебе хочется ринуться ко мне, прорваться через все рубежи, чтобы мы втайне от всех могли упиваться друг другом.
– Но, – сказал ты, – точнее без всяких но. Я люблю тебя.
«Кофе» – вот о чем я подумала.