– Он знает, где меня найти, – сказала я.
– Конечно, – съязвила Лорен, – на тренировке у баскетболистов.
– Эд – мой парень, – сказала я. – И да, он занимается баскетболом.
– Баскетболом и тем, что без спросу берет деньги из моей сумки.
– Лорен, – сказала я.
Я и забыла, что Лорен может так долго обижаться по мелочам. «Может, лучше попросить кого-то другого», – подумала я.
– Мне просто хочется, чтобы вы с Элом снова дружили, как раньше. И как вы с Эдом собираетесь проводить вечеринку в честь дня рождения кинозвезды, не пригласив нас?
– Ты получишь свое приглашение, – ответила я.
– Ну уж нет, – сказала Лорен. – Не надо тут разделять и властвовать. Я приду, только если придет Эл. Позвони ему, Мин.
– Я подумаю об этом.
– Конечно, ты об этом подумаешь. Позвони.
– Ладно, ладно.
– Он очень расстраивается, и у него все идет наперекосяк. Бонни Круз позвала его погулять, а он ответил, что сейчас не лучшее время для этого, а ведь девушки у него не было…
– Да, со времен Лос-Анджелеса.
Лорен немного помолчала.
– Когда-нибудь мы дойдем и до этого, – сказала она тоном учительницы, рассказывающей второклассникам про алгебру. – Но сегодня ты, наверное, позвонила мне, чтобы я заставила тебя раскаяться, ведь так? Ты же ничего другого от меня не ждешь, правда?
– Я еще хотела послушать, как ты поешь, – ответила я.
Лорен отлично умела пародировать кого-то из участников церковного лагеря, в котором она побывала в десять лет.
– О, Иисус! Нет краше ничего имени святого твоего…
– О, прошу, пощади меня. У меня к тебе просьба.
– Его имя – звук желанный, как елей благоуханный…
– Лорен!
– Обещай, что позвонишь Элу.
– Хорошо, хорошо.
– Поклянись.
– Клянусь статуэткой святого Петра твоей мамы.
– Поклянись тем, что дорого тебе.
Я хотела назвать тебя. Потом вспомнила про Хоука Дэвиса.
– Клянусь песней «Лифт едет вниз».
– Хорошо. Кстати, отличный выбор. Так что ты хотела?
– Мне нужно, – сказала я, – чтобы в эту субботу ты пригласила меня с ночевкой.
– С радостью, – ответила Лорен и опомнилась: – Ой.
– Да.
– То есть ты ко мне не придешь?
– Нет.
– Но твоя мама…
– Она будет думать, что я всю ночь провела с тобой.
– У меня, – добавила Лорен. В трубке была такая тишина, словно звонок сорвался.
– Ты сделаешь это, да?
– У меня такое чувство, что что-то делать будешь ты.
– Лорен.
– А скажи-ка: если меня поймают на лжи…
– Этого не случится, – быстро ответила я.
– И это говоришь ты, надзирательница.
– Ты ведь сама убегала из дома без разрешения. Со мной. Когда твои родители рано ложились спать и вставали, чтобы идти в церковь, пока все нормальные люди еще спят.
– А если позвонит твоя недоверчивая мама, чтобы проверить, насколько правдива твоя подозрительная история…
– Она не станет звонить.
– Где мне тебя искать, чтобы попросить тебя позвонить маме и спасти мою шкуру?
– Она позвонит мне на мобильный.
– А что, если она все-таки чуть умнее мартышки, Мин? Что тогда? Где ты будешь?
– Просто позвони мне.
– Мин, ты хочешь, чтобы мы были подругами, и я совершенно не против. Так скажи же своей подруге, что происходит.
– Эм…
– В храме божиих детей сладко для души моей…
– Звездочка, восклицательный знак, – вскрикнула я и обо всем рассказала Лорен.
– О, – дрожащим голосом протянула Лорен, словно ей было мучительно больно. Что за… Словно она кого-то предала. Или прикусила язык. Или снесла кубическое яйцо. – Мин, – сказала Лорен, – надеюсь, ты понимаешь, что творишь.
Кажется, у меня заканчивается ручка. Допишу письмо и оставлю ее в «Леопарди» – хотя нет, зачем оставлять им лишний мусор? Я брошу ручку в коробку, когда выскажу тебе всё. Так бандиты в фильмах отшвыривают пистолеты, когда у них заканчиваются патроны. Несколько последних страниц письма будут такими же бледными, как эта фотография – затерявшийся смазанный снимок, сделанный на старомодную камеру и хранящий память о загадочном, почти легендарном блюде. Думаю, никто никогда не готовил иглу, хотя кинозвезды утверждают обратное, но у нас оно получилось, и я хочу напомнить тебе об этом с помощью текста, выведенного тусклыми чернилами. Кажется, что у нас с тобой ничего и не было.
Рано утром мы вышли из автобуса и купили яйца, дешевую икру, длинный огурец и большой крепкий лимон. Ты рассказал мне, как в прошлом году Джоан по ошибке купила кучу огурцов, чтобы приготовить хлеб из цукини, и я вспомнила, что мама просила пригласить тебя и всех твоих домочадцев – она так и сказала – к нам на День благодарения. Я не стала повторять тебе всё, что она сказала: что на праздниках вам, наверное, приходится нелегко и так далее. Но я сказала тебе, что Джоан может прийти к нам, чтобы приготовить ужин. И что однажды все равно случится так, что мы окажемся в одной комнате с обеими нашими мамами. И что все будет не так уж и плохо, даже наоборот. Мы обсудили, какие блюда на День благодарения нужно обязательно готовить по одному и тому же традиционному рецепту, а с какими можно поэкспериментировать. Мы мало в чем сошлись, и почему-то в тот раз это показалось мне странным.
Ты сказал, что вы, может быть, придете.
Когда мы оказались у тебя дома, ты пошел в душ, а я вскипятила воду. Я опустила яйца в кастрюлю, как меня учила Джоан, когда мы с ней готовили суп по-бирмански, вот только Джоан не было рядом, чтобы оценить мои умения по достоинству. Я ждала, пока сварятся яйца, в полной тишине: вода наверху перестала шуметь, и музыку на кухне я решила не включать, потому что знала, что тебе не нравится Хоук Дэвис, а ведь ты и так составил мне компанию на концерте в «Голубом носороге». Ты спустился полностью одетый, начал нарезать огурец и поцеловал меня в макушку. Я стояла, чувствуя, как сильно люблю тебя, хотя от этой любви мне по неизвестной причине было не то чтобы грустно, но и не весело. Я хотела было прочитать рецепт, чтобы немного приободриться, но оказалось, что иглу готовить очень просто. Длинные объяснения были излишни. Мы с улыбками, но без смеха засунули яйца в кубаторы, отправили их в холодильник и стали ждать. Мы лежали на диване, перещелкивая телеканалы. Потом мы встали, отправили в холодильник вторую партию яиц и вернулись на диван. День тянулся очень медленно. Мне казалось, что у меня в животе происходит кулачный бой, хотя ты обнимал меня и целовал в ухо. Когда снова зазвенел таймер, мы принялись за работу, и я съела остатки яиц, но мой желудок не желал успокаиваться. Ты заранее подготовил эскиз иглу, тщательно прочертив каждую линию, и срезал изгибы постройки острым ножом. И вот мы любовались нашим творением, добавляя последние штрихи. Мы смотрели на иглу, как астронавты смотрят на планету, и боялись дотронуться до него. Все вышло волшебно, но мне казалось, что в этом больше странности, чем волшебства, потому что блюдо, которое я выбрала в книге рецептов, оказалось ровно таким, каким мы его и задумали, но гладкие белые стены идеального иглу все же выглядели слишком причудливо. Я невольно вспомнила слова Лорен. Понимаем ли мы, что творим?
Мы, как два Франкенштейна, молча любовались своим шедевром, когда на кухне, сжимая в руках учебники и артишоки, появилась Джоан.
– Привет, – сказала она. – Что творится на моей кухне?
– На нашей кухне, – поправил ты.
– А кто сегодня готовит ужин? – спросила Джоан, снимая шарф, который мне очень нравился. – Кто готовит ужин каждый день? Мы? На нашей кухне? Или я?
– Это… – сказала я, устав от семейной драмы Слатертонов.
– Постой, я знаю, что это, – перебила меня Джоан. – Это иглу, о котором мне рассказывала ты, Мин. Вы его сделали!
– Это иглу Греты из кубических яиц на ледяной подушке из маринованных с лимоном огурцов и с икорным сюрпризом.
Джоан поставил пакеты на пол.
– Что еще за икорный сюрприз?
– Там есть икра, – ответила я.
– Внутри?
– Да, внутри иглу.
– А это всё яйца?
– Мы превратили их в кубики и построили иглу. Что скажешь?
Джоан наклонила голову.
– Даже не знаю, что сказать, – произнесла она. – В том смысле, что это прекрасно.
– Сгодится для вечеринки? – спросила я.
– Тогда вам придется приглашать крошечных гостей, чтобы они все там уместились.
– Джоан, – сказал ты.
– А это что такое сушится?
– Кубаторы для яиц, – объяснила я. – Нам пришлось купить несколько штук.
– Думаю, об этом капиталовложении вам жалеть не придется, – сказала Джоан.
– Джоани.
– Ну, мы приготовим еще одно иглу на вечеринку, – сказала я. – А это так, на пробу.
– Ах да, вы же хотели приготовить иглу на вечеринку в честь дня рождения кинозвезды, – сказала Джоан.
– А рецепт взяли в книге «Уникальные рецепты из Тинселтауна», – уточнила я. – Это рецепт Уилла Рингера, вдохновленный фильмом «Грета на воле».
– Да, ты говорила, что вы приготовите иглу на восемьдесят девятый день рождения Лотти Карсон, – удивилась Джоан, – и вот вы взяли и приготовили его, как и задумали. То есть как мне рассказывала ты, Мин. Обалдеть!
Ты стоял, скромно улыбаясь.
– Схожу за фотоаппаратом, – сказала Джоан. – Его же можно сфотографировать?
– Конечно, – ответила я.
– Такой шедевр, – серьезным тоном произнесла Джоан, все еще не веря своим глазам, – нужно увековечить.
Джоан вприпрыжку побежала наверх, и мы остались вдвоем на кухне. Помолчав несколько минут, мы наконец заговорили друг с другом. Я хотела ляпнуть какую-то глупость, и ты открыл рот почти одновременно со мной:
– Прости, что ты сказала?
– Нет-нет, говори ты.
– Но…
– Говори.
Ты взял меня за руку.
– Я просто хотел сказать, что понимаю, насколько странный сегодня день. Нелепый.