кая громадная разница в масштабах для фундаментальных законов природы? Или иначе: если частица Хиггса из Стандартной модели действительно представляет собой последний уголок этой модели, то почему энергетический масштаб нарушения хиггсовской симметрии на тринадцать порядков уступает тому масштабу, на котором нарушается симметрия, связанная с каким-то новым полем, которое необходимо ввести, чтобы нарушить симметрию Великого объединения и разделить составляющие его силы?
Проблема эта куда серьезнее, чем кажется. Скалярные частицы, такие как бозон Хиггса, имеют несколько новых квантово-механических свойств, не похожих на свойства фермионов со спином 1, таких как калибровочные частицы. При рассмотрении влияния виртуальных частиц, включая частицы сколь угодно большой массы, такие как калибровочные частицы гипотетической теории Великого объединения, оказывается, что они ведут к повышению массы бозона Хиггса и, соответственно, масштаба, на котором нарушается хиггсовская симметрия, таким образом, что он, по существу, сближается или даже сходится с тяжелым ТВО-масштабом. Это порождает проблему, получившую известность как проблема естественности. С формальной точки зрения неестественно иметь громадный разрыв между масштабом, на котором электрослабая симметрия нарушается механизмом Хиггса, и масштабом, на котором симметрия ТВО нарушается неким неизвестным тяжелым скалярным полем.
Блестящий математический физик Эдвард Виттен утверждал в известной статье 1981 г., что суперсимметрия обладает одним особым свойством. Она способна смягчать действие, которое виртуальные частицы сколь угодно большой массы и энергии оказывают на свойства мира в масштабах, которые мы в состоянии в данный момент исследовать. Поскольку виртуальные фермионы и виртуальные бозоны равной массы вносят совершенно одинаковые, различающиеся только знаком квантовые поправки, то, если каждый бозон сопровождается фермионом такой же массы, квантовые эффекты этих виртуальных частиц взаимно компенсируются. Это означает, что влияние виртуальных частиц сколь угодно большой массы и энергии на физические свойства Вселенной в масштабах, доступных нашему измерению, может быть полностью устранено.
Однако если сама суперсимметрия тоже нарушается, то квантовые поправки полностью компенсироваться не будут. Вместо этого они будут давать свой вклад в массы, причем того же масштаба, как и масштаб, на котором нарушается суперсимметрия. Если бы он был сравним с масштабом нарушения электрослабой симметрии, это объясняло бы масштаб массы частицы Хиггса. Это означает также, что нам следует ожидать появления множества новых частиц – суперсимметричных партнеров обычного вещества – на масштабе, исследованием которого в настоящее время занимается БАК.
Это разрешило бы проблему естественности, поскольку защитило бы массу бозона Хиггса от возможных квантовых поправок, способных загнать ее вверх до масштабов энергии, связанных с Великим объединением. Суперсимметрия допускала бы «естественную» большую разницу в энергиях (и массах) между электрослабым масштабом и масштабом Великого объединения.
Тот факт, что суперсимметрия могла бы в принципе решить проблему иерархии, как ее стали называть, сильно повысил ее репутацию в глазах физиков. Это побудило теоретиков начать исследование реалистичных моделей, включающих в себя нарушение суперсимметрии, и других физических следствий из этой идеи. Когда они занялись этим, рейтинг суперсимметрии подскочил до небес. Поскольку если включить возможность спонтанного нарушения суперсимметрии в расчеты изменения трех негравитационных взаимодействий с расстоянием, то внезапно выяснится, что сила всех трех взаимодействий естественным образом сойдется на единственном масштабе очень малых расстояний. Великое объединение снова на коне!
Модели, в которых суперсимметрия нарушается, обладают еще одной привлекательной чертой. Задолго до открытия истинного кварка было указано, что если истинный кварк окажется тяжелым, то через взаимодействия с другими суперсимметричными партнерами он может давать квантовые поправки к свойствам частицы Хиггса, которые вызовут конденсацию поля Хиггса на измеренном для него масштабе энергий, притом что Великое объединение имеет место на куда более высоком, сверхтяжелом масштабе. Короче говоря, энергетический масштаб нарушения электрослабой симметрии может генерироваться естественным образом в рамках теории, в которой Великое объединение происходит при намного более высоком масштабе энергий. Когда истинный кварк был открыт и действительно оказался тяжелым, это добавило привлекательности гипотезе о том, что за наблюдаемый масштаб энергии слабого взаимодействия отвечает, возможно, нарушение суперсимметрии.
Однако за все это приходится платить. Чтобы эта теория работала, должен существовать не один бозон Хиггса, а два. Более того, можно было бы ожидать появления новых суперсимметричных частиц, если удалось бы построить ускоритель вроде БАКа, способный искать новые физические закономерности вблизи электрослабого масштаба. Наконец, хотя какое-то время это казалось чертовски неприятным ограничением, более легкая частица Хиггса в этой теории не могла быть слишком тяжелой; в противном случае механизм не работал бы.
Пока поиски частицы Хиггса шли безо всяких результатов, ускорители всё ближе подбирались к теоретическому верхнему пределу массы легкого бозона Хиггса. Предел этот располагался где-то около 135 масс протона, а подробности в некоторой степени зависели от модели. Если бы до этого предела частицы Хиггса не обнаружилось, следовало бы сделать вывод, что весь шум по поводу суперсимметрии не более чем шум.
Но дело обернулось иначе. Частица Хиггса, которую удалось пронаблюдать на БАКе, имеет массу около 125 масс протона. Возможно, Великое объединение уже рядом.
Ответ в настоящее время… не слишком ясен. Сигнатуры новых суперсимметричных партнеров обычных частиц должны были быть настолько заметными на БАКе, что многие из нас считали, что у БАКа гораздо больше шансов открыть суперсимметрию, чем обнаружить бозон Хиггса. Но получилось не так. Сегодня, после трех лет работы БАКа, у нас по-прежнему нет никаких признаков частиц-суперпартнеров. Ситуация уже начинает выглядеть некомфортной. Нижнее ограничение на массы суперсимметричных партнеров обычного вещества поднимается все выше. Но если оно поднимется слишком высоко, то масштаб нарушения суперсимметрии уже не будет близок к электрослабому масштабу и многие привлекательные черты нарушения суперсимметрии как средства решения проблемы иерархии исчезнут.
Пока, однако, ситуация не безнадежна, а БАК вновь включен, на этот раз на более высоких энергиях. Может так случиться, что в какой-то год между написанием этих слов и десятым переизданием этой книги суперсимметричные частицы будут обнаружены.
Если действительно так и произойдет, это повлечет за собой еще одно важное следствие. Одна из крупнейших загадок космологии – природа скрытой массы, составляющей, судя по всему, большую часть массы всех наблюдаемых нами галактик. Как я уже упоминал, ее так много, что она просто не может состоять из тех же частиц, из которых состоит нормальное вещество. В противном случае расчеты, к примеру, обилия легких элементов, возникших в процессе Большого взрыва, таких как гелий, уже не сходились бы с данными наблюдений. Поэтому физики практически уверены, что «темная материя» состоит из элементарных частиц неизвестного типа. Но из каких именно?
Самый легкий суперсимметричный партнер обычного вещества в большинстве моделей абсолютно стабилен и обладает многими свойствами нейтрино. Он должен, по идее, слабо вступать во взаимодействие и быть электрически нейтральным, так что он не будет излучать или поглощать свет. Более того, расчеты, проведенные мной и другими физиками более тридцати лет назад, показали, что остаточное обилие легчайшей суперсимметричной частицы, оставшейся после Большого взрыва, естественным образом попадает в диапазон, позволяющий этой частице быть той самой темной материей, которая преобладает в массе галактик.
В этом случае наша Галактика должна иметь гало из частиц темной материи, пронизывающих ее во всех направлениях, в том числе пролетающих и через комнату, в которой вы сейчас это читаете. Как многие из нас поняли некоторое время назад, это означает, что если сконструировать чувствительные детекторы и поместить их под землю – аналогично, по крайней мере по духу, уже существующим под землей нейтринным детекторам, – то можно было бы непосредственно регистрировать эти частицы темной материи. В данный момент полдюжины красивых экспериментов по всему миру готовятся делать именно это. Пока, однако, ничего увидеть не удалось.
Так что, возможно, мы сегодня живем в лучшие – или в худшие – времена. Идет гонка между детекторами на БАКе и специальными подземными детекторами темной материи – кто сумеет первым раскрыть ее природу. Если любая из этих групп объявит об обнаружении частиц, это объявление станет сигналом о начале новой эпохи открытий, потенциально способных привести нас к пониманию самого Великого объединения. А если в ближайшие годы не будет сделано никакого открытия, то мы сможем исключить гипотезу о простом суперсимметричном происхождении темной материи, а затем исключить и саму гипотезу о суперсимметрии как решении проблемы иерархии. В этом случае нам придется вновь возвращаться к началу и создавать новые гипотезы – правда, если мы не получим с БАКа никаких новых сигналов, то не будем знать, в каком направлении двигаться, чтобы построить модель природы, которая в конечном итоге может оказаться верной.
Ситуация стала еще интереснее, когда БАК сообщил о заманчивом сигнале, говорящем, возможно, о новой частице примерно вшестеро тяжелее бозона Хиггса. Эта частица не обладала характеристиками, которые можно было бы ожидать от какого-нибудь суперсимметричного партнера обычного вещества. Обычно самые волнующие, выбивающиеся из ряда вон сигналы уходят, когда набирается больше данных, и где-то через полгода после первого появления этого сигнала, когда набралось больше данных, он исчез. Если бы этого не произошло, он мог бы полностью изменить наши представления о теориях Великого объединения и электрослабой симметрии, с появлением взамен нового фундаментального взаимодействия и нового набора частиц, чувствующих это взаимодействие. Но, хотя загадочный сигнал породил множество оптимистичных теоретических статей, природа, судя по всему, решила иначе.