[45]. Однако именно в 1931 году у Ягоды появились и другие мотивы для недовольства, когда с должности 1-го заместителя председателя ОГПУ его понизили до 2-го зама этого ведомства.
Конечно, расчетливый Ягода – как и подобные ему люди – не готовился записываться в клуб самоубийц. Их противостояние индустриализации и коллективизации проистекало не из-за заботы о крестьянстве. Прежде всего, противники Сталина не верили в успех его политики. Ожидаемый ими большой провал они связывали с крушением собственных перспектив и карьеры. Существо таких опасений сформулировал в разговоре с Каменевым Бухарин: «Если страна гибнет, мы гибнем…» Ягода являлся лишь одним из многих, кто искал «особую линию» для своих жизненных планов, но была и другая сторона медали. Появившийся в результате нэпа общественный слой советских служащих, чиновников и интеллигентов из числа членов партии лишь прикрывался революционной терминологией. В действительности это была категория приспособленцев, склонных рассматривать свое положение как доходное дело.
Итак, у людей, собравшихся на даче в Болшево, утративших личные перспективы, было над чем задуматься и легко найти доверительную тему для разговора. Но даже собравшись в узком кругу, они не могли признаться друг другу, что ненависть к Сталину была порождена лишь потерей чинов и утратой жизненных перспектив. Обидами, подобно незаживающим ранам, причинявшим боль их обостренному самолюбию. Как позже показал на допросах Ягода, проинформировав его «об организации блока троцкистов и зиновьевцев, Томский заговорил и об активизации деятельности правых. Он сообщил о плане свержения власти: путем переворота в Кремле, с арестом всех членов правительства и Политбюро, а также об участии в этом заговоре секретаря ЦИК Енукидзе». Родившийся в семье крестьянина Кутаисской губернии, Авель Енукидзе занимал пост секретаря Президиума Центрального исполнительного комитета (ЦИК) СССР с декабря 1922 г. В 1934 году он станет и членом ЦК, но у него были более ярко выраженные амбиции. Сторонник линии правых, он не просто примкнул к верхушке оппозиционеров. В силу своего высокого положения он уже метил на роль главного лидера и вербовал людей, представлявших интерес для заговорщиков.
Конечно, вступая в борьбу со Сталиным, Троцкий не мог ограничиться нелегальной перепиской. Официальным рупором троцкистской пропаганды стал журнал «Бюллетень оппозиции». Еще с июля 1929 года он начал издаваться под редакцией Троцкого в Берлине, а с 1931 г. ответственным редактором журнала в Европе стал его старший сын Лев Седов. И все-таки, какие идеи вдохновили Троцкого на борьбу со Сталиным? Чего добивался он, стремясь «убрать Сталина»?
Свое «философское» кредо Лейба Бронштейн изложил в статье «Социализм в отдельной стране». «Мы интернационалисты, – писал он. – Это для нас не условная фраза, а самое существо наших воззрений. Освобождение пролетариата возможно только через международную революцию, в которую национальные революции войдут отдельными звеньями. <…>Мы отвергаем сталинскую теорию социализма в отдельной стране как мелкобуржуазную… неизбежно ведущую к мелкобуржуазному патриотизму. <…> Мы ставим своей ближайшей задачей сплотиться в международную фракцию на основе единства идей, методов и действий».
То есть в его идейной обойме не было ничего, кроме все той же банальной догмы о перманентной революции. Но она отражала лишь одну сторону медали, представленной на потребу общественного мнения в качестве политического аргумента. На другой, скрытой стороне, приближенной к любимому телу, был оттиснут иной символ – портрет самого Троцкого. Человек с обостренным тщеславием, он был уверен в своей «гениальности»; и его переполняло желание войти в историю в качестве вождя «мировой революции», сумевшего преобразовать весь цивилизованный мир.
Однако для осуществления такого замысла ему была нужна твердая опора – реальная власть, и чтобы обрести ее, он был просто вынужден вступить в противоборство с лидером Советского Союза. Он надеялся на всплеск энтузиазма своих сторонников внутри страны. В начале 1932 г., в преддверии XVII конференции ВКП(б), Троцкий оптимистично провозглашал: «В разных рабочих ячейках «троцкисты» поднимают голос, иногда очень мужественно. Их исключают. Это начало новой главы в жизни правящей партии. Критические голоса более уже не смолкнут».
Он как всегда заблуждался. Голоса его сторонников не только «смолкнут», но прежде, с судебных подмостков, они обернутся проклятиями в его адрес, обличая его как змея-искусителя, который ввел их в непростительный грех. Впрочем, на поверку вся «теория» Лейбы Бронштейна оказалась лишь жалкой утопией, демагогией, не принесшей человечеству абсолютно никакой пользы. Не принесла результата и его попытка образовать так называемый IV Интернационал. Все усилия Троцкого и его приверженцев из состава находившегося в Париже Интернационального Секретариата оппозиции не привели даже к мизерному успеху. Ему так и не удалось въехать в историю на белом коне.
Понятно, что в статьях, публиковавшихся в «Бюллетене оппозиции», Троцкий не мог говорить о своих подлинных намерениях откровенно. Он не мог открыть свои настоящие карты. Об этом свидетельствуют строки из его письма американскому адресату от 5 апреля 1932 г. В нем он писал: «Дорогой друг. Только что получил чрезвычайно интересное письмо из Москвы через Берлин. Посылаю вам копию той его части, которая представит для вас большой интерес и которую вы немедленно сможете использовать для американской печати… Разумеется, надо принять все меры к тому, чтоб она не казалась направленной против Советского Союза, а исключительно против Сталина и его клики».
Конечно, он не мог не задуматься о причинах победы Сталина в противостоянии оппозиции. Его злобный ум искал объяснения случившегося, но он не мог признать того, что видели другие. Сталин был человеком дела. И прочность его положения определялась успехами социалистического строительства, реально менявшими жизнь в лучшую сторону. У него были идеи, но прежде всего он являлся великим организатором, умевшим заставить работать на благо страны весь чиновничий, государственный и партийный аппарат.
Однако поклонник устоявшихся догм, Троцкий неправильно воспринимал простые вещи. Мир и люди представлялись ему «в искаженном виде». Поэтому главную причину прочности положения советского вождя Троцкий усматривал в поддержке его «новой бюрократией»; и, страстный приверженец слова, «он стремился навязать собственный строй мыслей и другим». 1 октября 1932 г. в статье «Классовая природа Советского государства» в разделе «Возможно ли мирное снятие бюрократии?» Троцкий писал: «Если верно, что бюрократия сосредоточивает в своих руках всю власть и все подступы к ней, – а это верно, – то возникает немаловажный вопрос: как подойти к реорганизации советского государства? и можно ли разрешить эту задачу мирными способами?»
Рассуждая о том, «какими путями» оппозиция «могла бы овладеть властью?», он делает вывод: «На такой вопрос нет априорного ответа; решит борьба. Соотношение сил определится на большой исторической проверке, которой может явиться и война.<…> После опыта последних лет было бы ребячеством думать, что сталинскую бюрократию можно снять при помощи партийного или советского съезда… Для устранения правящей клики не осталось никаких нормальных, «конституционных» путей. Заставить бюрократию передать власть в руки пролетарского авангарда можно только силой».
Подстегиваемый клокотавшей в нем ненавистью и не сомневаясь в успехе «своей борьбы», Троцкий был полон оптимизма. Об этом свидетельствует его тайная переписка. Так, в секретном письме от 16 декабря 1932 г. своим «болгарским сторонникам», подписанном псевдонимом «Г. Гуров», он писал: «В положении русской оппозиции произошли за последний год очень серьезные изменения. Общее их направление характеризуется словом «подъем».
Многие сотни, может быть, и тысячи прежних капитулянтов, особенно рабочих, вернулись на путь оппозиции… Незачем говорить, насколько этот факт упрочивает авторитет оппозиционеров, не покидавших ни на час своего знамени. <…> Что касается нелегальной организации большевиков-ленинцев (курсив мой. – К.Р.) в СССР, то восстановление ее делает только первые шаги».
Обратим внимание, что «Иудушка Троцкий» (определение Ленина) был не последним, кто после смерти основателя партии проституировал на его имени. Ирония истории в том, что следующим «верным ленинцем» станет Хрущев, реабилитировавший «врагов народа» и узаконивший непогрешимость партийной бюрократии. Цитатами Ленина, вырванными из конспекта его произведений, будет прикрываться брежневская номенклатура периода застоя: «Верной дорогой идете, товарищи!» Этот парад демонстрации преданности «идее» закончится тем, что «самые верные ленинцы» – Горбачев и Ельцин – сметут саму партию и разрушат то государство, которое основал Ленин.
Каким же способом Троцкий намеревался «вернуть рабочих на путь оппозиции»? Для реализации задуманных им планов Троцкий предлагал иностранным секциям диверсионную программу иноземного влияния: «Все иностранные секции имеют возможность оказывать прямое и косвенное содействие возрождению и укреплению организации русских…»!!! Он требовал: «Надо завязывать связи с находящимися за границей советскими гражданами, особенно с учащейся молодежью; пользоваться всякими оказиями и возможностями для пересылки в СССР оппозиционной литературы, особенно русского «Бюллетеня».
Завязывать связи с уезжающими в СССР или находящимися там иностранными рабочими; пользоваться иностранными туристами для пересылки литературы, для установления письменных сношений, для собирания политической информации; завязывать связи с русскими моряками в портовых городах как для непосредственного политического воздействия на них, так и для пересылки литературы.
Все эти виды работы требуют, разумеется, чрезвычайного внимания и осторожности: надо строго отбирать посредников, чтобы в их среду не затесались… сталинские провокаторы».