Поднимаюсь с кресла и неторопливо обхожу кабинет. Мне здесь нравится, особенно впечатляет подход к работе и искреннее желание Ясмины сделать из меня мастера. Это именно то, что мне нужно. Хороший учитель и место для безопасной практики. Останавливаюсь у стены с дипломами и сертификатами и удивленно замираю.
«Сертификат выдан Зосим Ясмине о прохождении базового курса “Художественная татуировка”».
Зосим? Насколько я помню, фамилия Карины – Белая. Разве они не родные сестры? Странно и… черт возьми, снова любопытно. Оглядываюсь на закрытую дверь и перебираю пальцами, движение которых сковывает заживляющая пленка. Ясмина Зосим, чью фамилию ты носишь? От кого сбежала? И самое важное: почему все это меня так интересует? Хотел бы я списать все на скуку, на привычное для меня желание узнать нового человека, чтобы разложить по полочкам его страхи, мечты и ошибки, но здесь есть что-то еще. Что-то другое. Неужели я наконец-то нашел кого-то, кто вызывает у меня интерес иного рода, подкрепленный не разумом, а эмоциями? Как бы там ни было, похоже, скучать в ближайшее время мне не придется.
Распахиваю дверь в уборную для гостей и запираюсь в небольшой комнатке. Поворачиваю голову, поймав свое отражение в овальном зеркале, и еще шире распахиваю глаза, заметив красные пятна у крыльев носа. Что я собиралась спросить у Ярослава? Есть ли у него девушка? Откуда это взялось?! Глубоко вдыхаю, все еще чувствуя остатки сладковато-древесного парфюма, от которого меня так позорно повело. Он показался слишком знакомым, а реакция тела и вовсе убила наповал – сердце до сих пор стучит как сумасшедшее, словно от прикосновения любимого мужчины. Ну все, я схожу с ума. Еще немного и стану той самой девахой, которая откровенно одевается и флиртует со всеми подряд в поисках крох мужского внимания. Ужас! Просто кошмар!
Включаю воду в кране и подставляю руки. Наверняка у Ярослава есть девушка. А может, и не одна. Да и какое мне дело? Все, о чем я должна сейчас думать, так это о том, как пережить развод, а не на малолеток всяких засматриваться. Симпатичных малолеток, стоит признать, но это не отменяет того факта, что я повела себя как идиотка. За годы работы тату-мастером у меня было немало приятных клиентов парней и мужчин, но я всегда видела грань между легким флиртом и серьезным, а тут… Дурацкий парфюм! Откуда я его знаю? У Сережи такого никогда не было, но почему тогда он пробудил во мне… возбуждение? Да быть не может. Я возбудилась от запаха?! Серьезно?! Дурка. Мне надо лечиться. Или мне нужен мужик для снятия стресса. А может, есть таблетки для женщин, такие же как для кошек во время течки? Ведь если так пойдет и дальше, то я стану опасной для общества. Все-таки замужество вместе с воспитанностью и порядочностью – отличный оберег от позорных действий на почве гормонов и стресса, а теперь… мне нужен новый оберег. Мозг, например. Было бы здорово, если бы он начал хоть чуть-чуть работать на опережение. Резким ударом выключаю воду и выдергиваю из диспенсера пару сухих полотенец. Вытираю руки, а сама продолжаю мысленно отчитывать себя.
– Ясь! – На двери дергается ручка, заставляя меня испуганно вздрогнуть, а из коридора доносится бас Гарика. – Ты тут?!
– Да. Выхожу, – отзываюсь я и, переведя дыхание, выбираюсь из укрытия.
– Тебе девушка звонила, Дарья. Насчет собеседования на должность администратора.
– Сейчас перезвоню.
– Как там… – Гарик поглядывает на дверь в начале узкого коридора, – твой парень?
– Он не мой парень! – бездумно выпаливаю я.
– Тише. Я в курсе. Просто ты нас даже не представила, сразу заперлась с ним…
– Я не запиралась!
– Да что с тобой? – пораженно спрашивает Гарик, едва заметно пошатнувшись. Ну вот, я уже дровосеков пугаю.
– Ничего, – отвечаю на порядок тише. – Все в порядке.
– Точно? Он что-то сделал? Хочешь, я его выставлю?
– Нет, – мотаю головой. – Нет-нет, все хорошо. Я просто… у меня…
– Яся, тебе нужен выходной, – с сочувствием вздыхает Гарик. – И сладкое какао с шоколадкой. Принести? У меня запись только на шесть.
Умиленно улыбаюсь, глядя на добродушного бородача, и немного расслабляюсь:
– Как же Рите с тобой повезло.
– Когда у нее ПМС, шоколадки не помогают. Я просто бросаю в нее своей картой и молчу три дня, чтобы минимизировать возможный ущерб. Сейчас еще Ника подрастет, и мне, наверное, понадобится вторая карта.
– Ей ведь скоро одиннадцать, да?
– Угу. В следующем месяце.
– Надо бы поставить тебе там пару выходных.
– Да, спасибо.
Слышится тихий звук открывающейся двери, и мы с Гариком разворачиваемся. Ярослав выглядывает в коридор, а я опускаю руку на крепкое плечо барбера в поисках опоры. Наверное, стоит передать пока стажера в руки кому-то более вменяемому.
– Гар, покажи, пожалуйста, Ярославу комнату отдыха. И давайте… чаю попьем, что ли. Думаю, нам всем не помешает перерыв.
– Отличная идея, – с энтузиазмом подхватывает Гарик. – Идем, пацан!
Уже через пару часов Ярослав и Гарик больше напоминают добрых друзей, чем незнакомцев. Они быстро находят темы для разговоров и общих знакомых, забавные истории с участием которых принимаются обсуждать. Я же сижу за администраторской стойкой и смотрю через стекло на проносящихся туда-сюда прохожих, покачиваясь под тихую лаундж-музыку, звучащую из колонки, что стоит за мойкой. В «Синей Бороде» нечасто выпадали такие спокойные дни. Проходимость обычно была бешеной, а запись такой плотной, что о чае и обеде оставалось лишь мечтать. Мне не хватает этого темпа. Не хватает определенности и привычной суеты трудовых будней, после которых я возвращалась домой и забиралась Сереже под крылышко, чтобы посмотреть наше любимое позорное шоу. Десять лет отношений, из которых семь лет брака, – это почти половина моей осознанной жизни. Половина, которую я разделила с другим человеком. Сколько же времени мне потребуется, чтобы привыкнуть к новому порядку вещей? Смогу ли я вообще привыкнуть или так и продолжу сравнивать каждый свой шаг или мысль с замужней Ясминой?
За окном мелькает тень, и на пороге студии появляется мужчина с ребенком на руках. Девочка лет четырех или пяти жмется к его груди, а он критически осматривается.
– Уши прокалываете? – спрашивает мужчина.
– Здравствуйте, – произношу я, слезая с высокого стула. – Да. Что вас интересует: игла, пистолет?
– Не знаю.
– Какую часть уха вы хотите проколоть?
– Мочки, – недовольно отвечает он.
– Обе?
– Вы издеваетесь?
– Нет, – говорю так же спокойно и вежливо. – Вы уже делали пирсинг?
– При чем здесь я? Уши надо дочери проколоть!
Смотрю на малышку, притихшую из-за резкого тона отца, а после возвращаю внимание мужчине.
– Детям пирсинг делаем только с десяти лет с разрешения обоих родителей и при желании самого ребенка.
– Что за бред?
– Правила.
– Идиотские правила. Я ее родитель, и я здесь.
– Девочке явно меньше десяти. Извините, но мы не сможем предоставить вам эту услугу.
– Вы серьезно?
– Более чем.
– Дурдом! – закатывает глаза мужчина и уходит, взбешенно толкнув дверь.
Забираюсь обратно на стул и краем уха слышу приближающиеся шаги. Ярослав опускает локти на стойку, и я приподнимаю подбородок. Лучи вечернего солнца, пробивающиеся сквозь стекла, играют бликами и тенями на мужественном лице, а в зеленых глазах так и читается – я знаю немало, но хочу знать еще больше.
– Впервые слышу о таком правиле, – говорит он.
– Я сама его придумала.
– Да? Почему?
– Потому что это насилие. Родители чаще всего запрещают детям эксперименты с внешностью, когда им действительно этого хочется, но отчего-то считают нормальным принимать такие решения без ведома ребенка. Я же считаю, что это неправильно.
Ярослав приподнимает уголок губ и кивает, явно показывая одобрение. Приятно встретить единомышленника. Не то чтобы я сильно нуждалась, и все же мне это льстит. Вопрос довольно спорный, и он частенько приводил к бурным конфликтам, но ни один из них не пошатнул моей уверенности в правоте.
– А у тебя… – взгляд Ярослава скользит по моему лицу и шее, – есть пирсинг?
– А у тебя? – задаю вопрос наперерез.
Меня не покидает ощущение, что Ярослав ко мне подкатывает. И стоило бы вроде обрадоваться, ведь он неоспоримо обаятельный парень, но, думаю, бо́льшую роль играет мое состояние и потребность во внимании, которое я подсознательно ищу. Нельзя втягивать его в подобные игры. Нельзя злоупотреблять своим положением. Не хватало еще превратиться в начальницу, которая домогается подчиненных, и загреметь в суд за повреждение юных и нежных сердец.
– Был, – неторопливо отвечает Ярослав. – В носу.
– Кольцо?
– Да.
Представляю небольшую сережку в перегородке аккуратного носа и невольно отмечаю, что так Ярослав выглядел бы еще эффектнее. Я видела много парней, забитых татуировками и проколотых везде, где только можно и даже нельзя, и далеко не всем по-настоящему шли подобные образы, но ему… ему это и правда к лицу. Особенно в сочетании с полуделовым стилем в одежде. Классическая рубашка с закатанными рукавами, пара верхних пуговиц расстегнута, открывая узоры на коже… Понимаю, что мысли вновь тянут меня не туда, и тихонько прочищаю горло, прежде чем задать следующий вопрос:
– Почему снял его?
– Просто надоело.
– Как же тогда свои татуировки терпишь?
– Без них я себя уже и не помню.
Без них я и представить его не могу, хотя… я ведь еще не все видела. Боже, да как это остановить? Теперь я мысленно его раздеваю? Серьезно?
– Никогда не жалел, что… – я изо всех сил пытаюсь вернуть себе непринужденный вид, чтобы продолжить разговор, – набил столько?
– Нет. Я вообще не фанат сожалений.
– Это как?
– Что сделано, то сделано, – беспечно бросает он.
– И тебе ни разу не хотелось изменить какое-то из своих решений? – недоверчиво ухмыляюсь. Ох уж этот забавный юношеский максимализм.