– Не особо. Просто хочу предупредить… вздумаешь учить меня водить, пойдешь пешком.
– У-у-у… – позади раздается хоровое завывание.
– Понял, – с улыбкой киваю я, и Ясмина слегка поворачивает голову.
Она смотрит на меня всего пару мгновений, но этого достаточно, чтобы почувствовать легкую тяжесть в груди и трепет на кончиках пальцев. Я уже не в первый раз ловлю себя на подобной реакции рядом с ней, но впервые мне хочется продлить этот момент. Правда, к сожалению, только мне одному. Ясмина возвращает взгляд за лобовое стекло, и мы выезжаем на асфальтированную дорогу, пристроившись следом за седаном Влада. Машина набирает скорость, и мое сердце тоже разгоняется. Ныряю на глубину ощущений, касаюсь рукой дна и чувствую жар. Я прекрасно знаю, что это значит, а в голове лишь одно – наконец-то. Пока не знаю, во что все это выльется. Не знаю, что с этим делать и что меня ждет, но… я скучал по этим ощущениям.
Ясмина включает кондиционер и музыку в радиоприемнике, будто услышала то, о чем я думал, и решила попытаться охладить и оглушить меня, но уже поздно. Она опоздала на две с половиной недели, и я даже не знаю… кто из нас теперь в большей ловушке? Меня заперли с ней? Или же ее заперли со мной? Упираюсь затылком в подголовник, чуть склоняя голову влево. Ясмина уверенно держит руль, обхватив его пальцами, следует правилам дорожного движения, но и на маневры способна – мигающий желтым светофор никак не останавливает ее от желания поскорее пересечь перекресток. Интересно, как давно у нее права? Есть ли собственная машина? И если да, то где она? Какая? Язык чешется расспросить обо всем, но приходится сдерживаться. Ясмина сегодня явно не в духе, и я не хочу это усугублять. Остается надеяться на Бибу и Бобу, которые обычно могут уболтать кого угодно на что угодно, но сейчас и они отчего-то сдают позиции. Их неловкие попытки завязать беседу проваливаются одна за другой.
Через двадцать минут табличка с названием нашего города остается позади, несемся по трассе мимо зеленых посадок и полей, а атмосфера в салоне автомобиля становится все более гнетущей. Ясмина продолжает держаться холодно и отстраненно, на вопросы отвечает не слишком охотно, своих не задает, на уговоры не реагирует. Коля и Толя, не справившись с заданием, переключаются на болтовню с Кириллом, и я сглатываю досадливый вздох. Миссия провалена.
Короткий сигнал мобильного, лежащего на панели, едва слышен за шумом ветра, что хлещет по металлу, и танцевальной мелодией, звучащей из колонок, но Ясмина мигом хватает телефон, будто только этого и ждала. Она бросает взгляд на экран. Всего доля секунды, и мобильный тут же отправляется на прежнее место. Ее губы сурово поджаты, руки напряжены. Она расстроена, а еще злится. Сильно. И дело не в нас, не в поездке. Здесь что-то другое. Что-то извне.
– Ты меня отвлекаешь, – тихо говорит она.
– Плохие новости? – спрашиваю, кивая на мобильный.
– Нет.
– Ты злишься, – подмечаю я.
– Потому что ты пялишься на меня, не прекращая.
– И это так сильно раздражает?
– Это отвлекает от дороги, – сухо бросает она и выжимает педаль газа, заставляя мотор зареветь.
Послушно отворачиваюсь к боковому окну, на языке появляется кислый привкус разочарования. Я-то думал, что после Риши никакие шипы мне не страшны. Видимо, ошибался. Шипы бывают разные, как и стратегии защиты. Наша Риша, например, лупит первой, не жалея себя и сил, так, чтобы противник испугался и сдался сразу, а Ясмина только отступает, сохраняя дистанцию и гордость. Она меня не подпускает. Совсем. Никак! И я могу ее понять отчасти, но от этого не легче.
Оставшаяся часть пути проходит в молчании. Даже не припомню, когда в последний раз я чувствовал себя таким потерянным. Идей нет. Ни одной. Все, что бы я ни сделал и ни сказал, будет зарублено на корню. Наблюдаю, как седан Влада въезжает на территорию базы отдыха, нырнув под поднимающийся шлагбаум, и легонько покачиваюсь от резкой остановки внедорожника.
– Приехали, – объявляет Ясмина. – Хорошего отдыха.
Парни рассыпаются в благодарностях, выпрыгивая из машины, я тоже выбираюсь на улицу. Закрываю дверь, оглушенный смятением, и через стекло вижу, как Ясмина берет телефон и смотрит на экран. Крупные очки совсем не скрывают гримасу боли, искривляющую ее лицо. А может, и опухшие веки совсем не показатель долгого сна? Она плакала. Много. Здравый смысл подсказывает, что стоит оставить ее в покое. Развернуться и уйти, не пытаясь навязать помощь и поддержку, но пальцы немеют, сжимая ручку двери, а ноги врастают в землю. Чаще всего люди прячутся только для того, чтобы их кто-то нашел. Вряд ли Ясмина сознательно выбрала бы меня на эту роль, но… что поделать, если нашел ее именно я?
Забираюсь обратно в салон автомобиля, поддавшись инстинкту. И это очень похоже на меня: желание помочь, утешить, дать совет, но сейчас все немного иначе. Ей все это не нужно, по крайней мере от меня. И я это понимаю, да вот только принять не могу. Не получается. Ясмина вздрагивает и опускает телефон, прижав экран к бедру. Жалость стекает холодком по моему горлу, лишая возможности заговорить первым. Мне не нравится видеть ее такой.
– Ты что-то забыл? – Ее голос подрагивает, голова опущена, а лицо скрыто за ниспадающими темными волосами.
– Нет.
– Ярослав, не стоит, – вымученно произносит она. – Я в порядке. Ты иди, друзья ждут.
– Ты не в порядке. И именно поэтому я не хочу уходить.
Ясмина облизывает губы. Между ее бровей появляется напряженный бугорок. Она с трудом сдерживается, чтобы не заплакать, и это кажется куда честнее, чем в пятницу. Куда откровеннее. Боль так сильна, что ее не унять даже силой воли? Да что там у нее случилось?
– Я могу чем-то?..
– Нет! – раздраженно рявкает она, но мигом смягчается, переходя на сбивчивый шепот: – Извини. Я сегодня не… мне нужно…
– Дела сильно важные?
– А незаметно?
Заметно. И меня волнует, куда она собирается направиться, чтобы решить свои дела. Одиночество часто переоценивают, когда речь идет о душевной боли. Разделить ее с кем-то – лучше, чем бороться в одиночку, потому что не у всех хватает сил на любовь к себе. Ненавидеть и винить куда легче, только последствия самобичевания обычно неутешительные.
– Встречаешься с кем-то?
– Хочу побыть одна.
– Вот это я точно заметил, – произношу вполголоса, вспомнив последние полтора часа.
– Прости. Я веду себя как сука, да? – пристыженно спрашивает она, и это совсем не то, чего я хотел добиться. – Наверняка теперь твои друзья будут считать, что начальница у тебя та еще змеюка.
– Не будут. Ты не…
– Ярослав, – перебивает она, и ее тяжелый вздох падает железной сеткой на мою грудь. – Спасибо тебе за поддержку, но… не нужно. Правда.
– А что нужно?
– Ничего.
– Так не бывает. Всем что-то нужно.
– Зачем ты… зачем это делаешь?
– А почему нет?
Ясмина ерзает в кресле, по всей видимости судорожно пытаясь придумать какой-нибудь железобетонный аргумент, чтобы отделаться от меня, но ничего не выходит. На самом деле она уже давно могла бы просто выпроводить меня и уехать, но что-то ее все-таки останавливает. Вот и зацепка. Она хочет остаться. Хочет, но боится признаться в этом даже себе. Ей нужна поддержка, правда, принять ее для Ясмины – значит проявить слабость. Да у меня тут девочка-самурай. И все же в первую очередь девочка, которой очень больно.
Жду еще пару секунд, а после тянусь немного ближе и заговорщически понижаю голос, чтобы дать ей понять – мы заодно:
– Знаешь… здесь есть одно местечко. Тихое и уединенное. Скамейка под ивами на краю базы. Хочешь, я тебя туда отведу?
– Чтобы я могла прорыдаться в приятной обстановке? – горько хмыкает она. – А ты будешь гладить меня по голове и говорить: «Все будет хорошо»?
– Да, могу, – отвечаю серьезно.
– Я пошутила.
– А я – нет.
Она приподнимает голову, бегает взглядом по моему лицу, и я замечаю, как учащается ее дыхание. Она волнуется? Или это я ее волную? Ей понравилась идея? Или же она в секунде от того, чтобы послать меня?
– Что за… что за геройство? – недоуменно хмурится Ясмина.
И снова мое поведение ее удивляет. Что там за друзья у нее были? Какие люди окружали? Почему обыкновенная доброта кажется ей странной?
– Хобби такое, – отвечаю, не сводя с нее взгляд.
– Спасать несчастных?
– Помогать тем, кто мне небезразличен, – уточняю я.
– А я здесь при чем?
– Мы ведь… – вот сейчас мне нужно быть очень осторожным, – работаем вместе.
– Бережешь менталку босса?
Испуганно замираю. Я ответил почти так же в тот раз, когда пошел за ней от бара. Она все-таки что-то помнит или же это просто случайность?
– Послушай, Ярослав… – Ясмина пользуется паузой, чтобы провести очередную черту.
– Перестань, – мигом включаюсь обратно в разговор, решив забить уже на ту пятницу. Неважно, что случилось тогда. Важно то, что происходит сейчас. – Яся, тебе плохо. Тебя что-то тяготит, и нет ничего зазорного в том, чтобы…
– Поплакаться в жилетку?
– Именно. Тебе нужен друг.
– У меня есть друзья, – оскорбленно заявляет она.
– Да, но не здесь.
– Как ты?..
– Пять лет в «Синей Бороде».
Ясмина поджимает губы, признавая мою правоту, но ненадолго.
– Здесь у меня есть сестра и семья! – Она растягивает губы в фальшивой улыбке, а вот я дарю ей искреннюю, выточенную из жалости и огорчения, потому что догадываюсь, что еще прячется за этой напускной стойкостью.
– И часто ты с ними откровенничаешь?
– Всегда, – отвечает она резво, но я чую ложь за версту.
Ясмина – первая дочь, старшая сестра. Что-то мне подсказывает, уровень ее придирчивости к себе и ответственности за всех вокруг просто зашкаливает, а перфекционизм на работе подсвечивает возможный синдром отличницы. Такие люди не жалуются, не просят помощи, не показывают слабости. Они привыкли справляться со всем в одиночку, но это не значит, что им это нра