В голову лезут воспоминания: темные волосы, разбросанные по подушке, блестящие черные глаза и вибрация от ее стонов у меня в груди.
– По необходимости, – отвечаю уклончиво и касаюсь пальцем блока тату-машинки. – Ну что, Гель? Готова? Нам пора начинать.
– Да, вперед!
Глава 16
Парадная дверь в студию закрывается, Яся забирается на стул за администраторской стойкой и опускает взгляд в ноутбук. Сеанс прошел быстро, Геля держалась молодцом и осталась очень даже довольна, чего нельзя сказать о моей милой начальнице, которая, похоже, уже успела накрутить себя.
– Ясь… – начинаю было я, но она меня перебивает.
– Я нам обед заказала у Сулика. Сходишь заберешь?
Ясно. Сейчас обсуждать ситуацию она не хочет. А запись на следующий сеанс, по всей видимости, не более чем уловка, чтобы выставить Ангелину поскорее. Что ж, сделаю вид, что ничего не заметил.
– Да, конечно, – отзываюсь я, шагая к двери, и выхожу на улицу.
Дождь уже угомонился, напитанный влагой воздух забивает нос, а солнце печет даже сквозь серые облака. Направляюсь в сторону небольшой забегаловки у входа на рынок, прокручивая в голове варианты, как лучше успокоить Ясю, но на ум ничего не идет. Мне совсем не сложно сказать ей банальное «сейчас я только твой», что, кстати, правда, но гарантий, что ее это расслабит, все равно нет. Балансировать на узкой дощечке безопасности становится все сложнее. Как бы ее расширить? У Яси уже немало власти надо мной, только она об этом не знает. Может, стоит дать понять, что наше общение во всей его красе нужно мне не меньше, чем ей? Но как лучше это сделать, оставаясь в рамках дружбы с этими чертовыми привилегиями? Вопрос…
Слух улавливает звонкий детский хохот и басовитый бубнеж, от которого шею сводит, а голова дергается, точно от пощечины. У входа в трехэтажный торговый центр стоит пара: мужчина с проблесками седины на темных волосах и девушка в желтом платье, держащая на руках девочку в сарафане такого же цвета. Мой взгляд прилипает к ребенку, которого раньше я видел только на фото. Похожа на отца больше, чем на мать. Девочка тянет к нему пухлую ручку, перебирая пальцами, и он прихватывает их губами, кривляясь. Невольно замедляю шаг, ошарашенный сценой, неожиданно развернувшейся передо мной.
– Ярослав! – Эхо моего имени бьет по телу, точно металлическими шариками, в знакомом голосе больше раздражения, чем удивления, и я прекрасно знаю почему.
Останавливаюсь, сдерживая позорное желание броситься прочь, а мужчина широким шагом направляется в мою сторону. На его лице появились новые морщины, зелень глаз потускнела, оставив лишь болотно-карий оттенок, но взгляд ясный, кажется, даже счастливый.
– Я тебе звонил, – с укором произносит отец, протягивая мне руку.
– Да, я видел, – крепко пожимаю его сухую ладонь.
– Тяжело было ответить?
– Не думал, что нам есть о чем говорить. – Смотрю ему за спину, туда, где стоит вторая, хотя, наверное, теперь уже первая его семья. – У тебя милая дочь. Нос твой. Да и Жанна выглядит отлично. Материнство ей к лицу.
Он тяжело вздыхает, и его челюсть сурово ходит ходуном.
– Дерзить не обязательно.
– А я искренне, – отвечаю, смело дернув подбородком.
Когда-то этот строгий мужчина вызывал во мне множество разных эмоций. Злость, обиду. Тоску, боль, разочарование. Были и времена, когда я им даже восхищался. Давно. Очень давно. Сейчас же сложно определить, что именно я к нему чувствую. Обиды как таковой уже нет, с этим отлично справляется мать. Злости тоже, от нее никогда не было толку, только бесполезные ссоры. Наверное, осталось одно разочарование, но в остальном… мне просто все равно. Я никогда не был ему важен. И я это принял. Что еще мне оставалось?
– Если ты что-то хотел обсудить, – сдержанно произношу я, – давай скорее. У меня мало времени, нужно возвращаться на работу.
– Где ты работаешь? – нахмурившись спрашивает он.
– А это важно?
– Слушай… – Еще один напряженный вздох встает душным наэлектризованным столпом между нами. – В эти выходные мы будем праздновать мой юбилей…
Я уже несколько лет не поздравлял отца с днем рождения, поэтому приходится напрячь мозг, чтобы посчитать его прожитые годы. Если не ошибаюсь, ему должно быть пятьдесят.
– И-и-и? – Я все еще не совсем понимаю, к чему он клонит.
– Хотели тебя пригласить.
Сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться, но сухой смешок все-таки слетает с губ. Бросаю еще один короткий взгляд на Жанну, что внимательно наблюдает за нами, и ужасаюсь, заметив на ее лице серую тень стыда и проблеск надежды.
– Ее идея, да? – спрашиваю я.
– Да, – прямо отвечает отец.
– Хочешь, чтобы я своим присутствием успокоил совесть твоей любовницы? Мол, мы все такие дружные и никто не в обиде?
– Верно.
– С чего вдруг она запереживала о совести спустя пять лет? Ты уже сделал ей предложение?
– Именно так.
Задумчиво киваю несколько раз, а ребра будто закручиваются внутрь, сдавливая легкие. Отец никогда не ходил вокруг да около, его прямолинейность оставила множество колотых ран на сердце матери, да и на моем тоже. Безразличие было не только видимым, но и слышимым. Каждое «не сейчас», «я занят», «устал», «позже» было таким острым и колющим, что боль казалась физически ощутимой. И что теперь? Ради нее… ради них… он наступает себе на горло? Обиженный малец внутри меня закусывает нижнюю губу, намереваясь разрыдаться, но я от него отворачиваюсь. Пусть сидит и помалкивает.
– А мать тоже пригласите? – Мой голос сух, эмоции в разговоре с этим человеком никогда не имели веса, только факты. – Ну, чтобы всем показать, как у нас все здорово.
– Очень остроумно. Мы с твоей матерью все решили. При разводе я ее не обидел. Дом, машина, хорошая сумма на банковском счету.
«Ну да. Двадцать лет постоянных измен уже не в счет», – отвечаю мысленно.
– Нам с тобой тоже больше незачем враждовать, Ярик. – От сокращения моего имени сводит зубы. – Ошибок было много. Я это признаю. А еще готов все исправить. Можешь забрать свою машину, и если тебе в чем-то нужна моя по… – Вскидываю голову, не веря в то, что слышу, и он замолкает.
– Вау, – сипло произношу я, не моргая. – Как ей это удалось?
– Поймешь, когда встретишь свою женщину.
– Мои аплодисменты Жанне. Заставить тебя…
– Она не заставляла.
– Да? И что изменилось? Решил стать примерным семьянином?
– Люди меняются, – отвечает он, как мне кажется, даже с гордостью. – Когда с ними рядом другие, нужные люди.
Гул в ушах нарастает стремительно и страшно. Внутри меня будто включается огромная мясорубка и перемалывает плоть вместе с костями. И я не знаю, что это. Не могу распознать. Но вот смысл его слов предельно очевиден. «Ее я люблю, а твою мать терпел. Они моя семья, а вы – неудачный опыт. Они дороги мне, а вы – нет».
– Хотелось бы верить, – хрипло выдавливаю я, из последних сил сохраняя самообладание.
– Мы правда будем рады видеть тебя на празднике.
– Не думаю, что это хорошая идея.
– Ты тоже мой сын.
«С каких пор тебя это волнует?» – мысли кислотой разъедают череп, и я не могу вымолвить больше ни слова.
– Ярик, я надеюсь, что ты уже достаточно взрослый, чтобы понять… иногда происходят такие вещи, которые ты не планировал и не ожидал. И не сразу ясно, что с ними делать. Иной раз ты просто к ним не готов, а потом последствия собираются в огромный снежный ком, который уже не растопить и не остановить. В жизни все очень непросто.
– Да, это я уже давно понял.
– У нас с тобой много претензий друг к другу…
– У нас? И какие претензии у тебя ко мне?
– Ты понял, о чем я, – с нажимом произносит он, и я горячо выдыхаю через нос. – Для нее это важно, а значит, и для меня тоже. Я хочу, чтобы ты пришел, и прошу тебя сделать это. Ты неглупый, я это знаю. А ты знаешь, что моя помощь тебе не помешает. Хватит детских обид, не будь как мать. Жду завтра в семь в банкетном зале, что рядом с площадью Победы. Договорились?
Его желание порадовать Жанну буквально душит меня. Это извращенный восторг на грани натуральной тошноты. Для нее это важно… я прошу… помощь не помешает… Это не просьба, не желание наладить отношения, это сделка, чтобы порадовать свою женщину. А он и правда изменился, ведь раньше единственным, о ком отец беспокоился, был он сам.
– Я подумаю.
– Хорошо, – кивает отец и снова протягивает мне руку.
Отвечаю на прощальное рукопожатие, бросая последний взгляд на Жанну: она пританцовывает, пытаясь успокоить капризы дочери, и корчит ей рожицы. Я никогда не испытывал ненависти к этой девушке. Не она разрушила нашу семью, до нее были и другие, а у истока катастрофы стоят всего двое – мои родители. Но сейчас… в моменте на долю секунды ловлю себя ровно на этом – я ее ненавижу.
Быстрым шагом ухожу по тротуару в обратном направлении, не замечая ничего вокруг. Дергаю дверь студии и переступаю порог, прикрыв глаза от коснувшегося лица прохладного воздуха.
– А еда где? – сквозь гомон беснующихся во мне эмоций пробивается голос Яси.
– Что? – морщусь я, постепенно приходя в себя. – А, еда… я-я-я… я карту забыл.
– Там оплачено. – Ясмина вглядывается в мое лицо, склоняя голову. – Ты в порядке?
– Да. Да, все хорошо. Я просто… я сигарет еще хотел купить. Сейчас сгоняю.
Забегаю в комнату отдыха, перевожу дух и достаю из рюкзака банковскую карту. Даю себе еще несколько секунд и только потом возвращаюсь в холл.
– Что-то еще нужно? – спрашиваю Ясю.
– Нет, – мотает она головой и выходит из-за стойки. – Яр, точно все нормально?
– Да. Да, конечно! – отзываюсь как можно бодрее.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – Она касается ладонью моего лба, а затем щеки, продолжая обеспокоенно всматриваться в мои глаза.
– Угу, – отвечаю я, теснее прижимаясь к ее ладони.
– Врешь, – тихо заявляет она. – Что случилось?