– Ага, из области она, а сейчас поступает в политех.
– О, а у меня кстати небольшие завязки в приемной комиссии есть, могу поспособствовать в случае чего экстренного.
– Кать, – позвал я её, – вот тут Паша предлагает помощь в поступлении.
Катя вышла на балкон, Паша повторил ей, что только что озвучил.
– Спасибо, – скромно ответила она, – я подумаю… до завтра например.
А тут Паша и домой засобирался. Я закрыл за ним дверь и сказал Кате:
– Слушай, подруга, а ты тут на нашем старгородском рынке повышенным спросом пользуешься, это уже третий парень за три дня будет, который обратил на тебя своё пристальное внимание.
– Себя ты не считаешь? – спросила она.
– Я по дефолту иду…
– Как-как? – переспросила она.
– Ну по умолчанию значит… я бы на твоём месте возгордился.
– Садись лучше чай пить, – ответила она, гремя посудой.
А мы тем временем возвращаемся в село… ой, в ПГТ Воскресенское, расположенное в глухих, местами чащобных заволжских лесах посреди раскольничьих срубов, медведей, лосей и росомах – я это не для красного словца сказал (хотя и для него тоже), всё это добро тут присутствует в вагонных партиях.
Инсталляция компьютеров и программного обеспечения прошла примерно так же, как и в Вознесенском, разве что козы возле крыльца не гуляли и руководитель здесь на полковника не тянул, максимум на капитана третьего ранга. Управился я, однако, со всеми этими делами где-то к вечеру, везти до станции (120 км) меня никто не захотел, так что сказали мне, что полно тебе, милок, горе горевать, остаешься ночевать. На ночлег определили в гостевой дом, на гостиницу он не тянул, но на дом вполне – это было каменное двухэтажное строение на околице, с одной стороны река, с другой гудящий сосновый бор. Стены в полтора метра толщиной, верхушки маленьких окон полукругом выгибаются и очень походят на бойницы, по всему видно было, что это 19 век, может даже конец 18-го. Заведующая этим гостевым домом, маленькая и нехудая дама сильно за 40, определила меня в номер (здоровенная комната под 30 квадратов с койкой в одном углу и столом в другом) на втором этаже, взяла вперед тыщу, выдала квитанцию с печатью и ключи от входной двери.
– А это еще зачем? – спросил я.
– Так нету больше никого, ты первый постоялец за эту неделю, закроешься на ночь изнутри, чтоб не беспокоили.
– Понятно, – сказал я, – а чего так, очень мало народу у вас бывает?
– Да народ-то приезжает, но тебе честно скажу, что не очень хорошая слава у этого дома, вот и боятся люди… – тут она вытащила из пакета, который все время с собой таскала, один здоровенный помидор и пару таких же больших красненьких яблок, – на вот тебе, со своего огорода сорвала.
Яблоки с помидором я взял, но про нехорошесть дома всё же предпочел уточнить:
– Так что там со славой у этого домика-то, расскажите.
– Черти тут водятся, люди говорят… а еще в прошлом году один постоялец повесился ночью, вон на том крюке, – и она показала мне на крюк, вбитый над дверью на лестницу, – мы утром пришли, а его ноги в проходе болтаются.
– А из-за чего он так, не выяснили?
– Милиция следствие провела, как же, сказали, что у него был этот… как его… депрессивный психоз на почве злоупотребления алкоголем, но никто в это особенно не поверил.
– Ладно, у меня никаких психозов нет и нервы крепкие, так что наверно прорвемся, а за яблоки спасибо конечно.
Ни душа, ни ванной комнаты тут естественно даже в проекте предусмотрено не было, поэтому я облился кое-как на заднем дворе холодной водой из ведра, слушая гукающие звуки из глубины соснового бора… кто же это там так гукать может, не определил… а дальше закрыл за собой наружную дверь (тоже непростая штука была, толстая, как актриса Крачковская, и обитая железными пластинами по периметру и еще вдоль раза три, такую хрен вышибешь, если вдруг поставят такую задачу) и поднялся в свой номер по рассохшейся лестнице. По дороге внимательно осмотрел крюк, на коем повесился давешний постоялец – ну крюк крюком, ржавый и кривой, ничего особенного.
Окна моей комнаты выходили на речку… ну как на речку, на берег, заросший кустами и ивняком, так что самой речки видно не было. По кустам этим кто-то непрерывно бегал, судя по тому, как они активно тряслись, я прикрыл окно, съел одно яблоко, причем ел долго, настолько оно гигантским было, выпил воды из пузатого графина, который стоял на столе, а потом завалился спать, всё равно же больше делать нечего.
Проснулся от некого шороха, подумал сразу, мыши что ли тут водятся… так вроде летом они по домам не бегают, на природе еды полно. В окне никак не могли догореть остатки вечерней зари, север же, еще немного продвинуться в ту сторону и белые ночи пойдут. Посмотрел на стол – стакан был надет на графин сверху… что за чёрт, я же отлично помнил, что поставил его рядом, а графин закрыл стеклянной пробкой. И в эту минуту раздался очередной шорох из коридора, как будто пробежал кто-то маленький в тапочках, а потом весёлый жизнерадостный смех. Очень интересно, кто же это… во всём доме же, если верить заведующей этим богоугодным заведением, нет никого, кроме меня…
Выглянул в коридор – слева никого, а справа на меня посмотрел я… ну да, именно я, что я, себя в зеркале никогда не видел. Ну радуйся, Лёня, сказал я себе, вот так вот она и наступает, шиза или, как говорят продвинутые люди, диссоциативное расстройство идентичности. Я-второй ухмыльнулся, поманил меня пальцем и начал спускаться по лестнице, которая тут же заскрипела и завизжала, как поросёнок, не позволяя усомниться в материальности моего второго я. Пошел за ним, как этот… слон из мультика «Следствие ведут Колобки» за нехорошим контрабандистом Карбафосом, играющим на флейте. Лестница подо мной издала примерно такие же скрипуче-визжащие звуки, я еще успел подумать, что починили бы её что ли, а то развалится не дай бог под очередным постояльцем так, что костей не соберешь.
Так, спускаемся в вестибюль… ну сени наверно, а не вестибюль… а здесь в проёме двери висят, покачиваясь из стороны в сторону ноги… ой, как увлекательно. Поднырнул под ноги, осмотрел сени – я под вторым номером куда-то делся, тогда я обернулся и присмотрелся к висящему чуваку, светло было еще на улице, так что разглядеть можно было почти всё, я и разглядел… на крюке болтался и весело подмигивал мне недавно убиенный сосед Евгеша.
– Здорово, кореш, – сказал он мне, радостно оскалясь, – чирик на опохмел ссудишь?
– Конечно, спускайся сюда, – сумел ответить я, собрав в кулак остатки мыслей.
Но это был еще совсем не конец моим воскресенским приключениям, сзади вдруг что-то одновременно звякнуло и стукнуло. Я обернулся, не ожидая ничего хорошего от этого звяканья, и оказался полностью прав – на фоне входной двери стояли два бравых ворошиловских бойца, Бакс и Башка, и у обоих в руках было по бейсбольной бите…
– Ну шо, гандон, попался? – сказал Бакс, весело помахивая битой из стороны в сторону, – шустриком ты оказался, в балахончик завернулся, а я недосмотрел это дело, но ничо, щас мы всё поправим. Башка, заходи справа, – скомандовал он напарнику, – ща мы его на куски резать будем.
Господи, взмолился я, скажи, что это мне всё снится… но никто мне не ответил, сам мол разбирайся со своими проблемами, Лёнечка, не привлекая потусторонние силы. Отвечать мне этим двум бандитам было нечего, кроме очевидных вещей (да, завернулся… да, оказался), поэтому я просто медленно начал сдвигаться назад в сторону двери на лестницу, там, как я успел заметить еще вечером, была еще какая-то дверь, наверно в подсобку, вот если мне удастся туда запрыгнуть и если у нее есть защелка изнутри, то при совпадении этих двух факторов (схема «И», зачем-то всплыло у меня из памяти название этой операции, она же «конъюнкция») у тебя появится шанс, Лёня…
До той двери я добраться не успел – Башка, хоть и казался таким тупым на вид, но куда я собираюсь нырнуть, вычислил на счет раз-два и быстренько отсёк мне этот путь. Даааа… только и сумел подумать я, значит не судьба тебе пожить на этом свете, драгоценный ты мой Лёня… но тут неожиданно пришла подмога, откуда никто не ждал.
– Слы, эээ, братва, – сказал с крюка Евгеша, – вы чо моему корешу гнилые предъявы кидаете? Сначала со мной вопрос перетрите – я за него вписываюсь по полной.
И тут Евгеша очень ловко вывернулся из петли и мягко спланировал на пол, как кошка практически, совсем без звука опустился.
– Ты кто ваще такой будешь, баклан? Назовись! – угрожающе сдвинул брови Бакс и переложил дубинку из левой руки в правую.
– За баклана ответишь, – быстро пообещал Женёк и продолжил, – Кента знаешь? А Бугра? А Лысого Борю?
– Ну знаю, – нехотя отвечал Бакс, – воры авторитетные, но ты-то тут при каких делах?
– На зоне меня Бугром звали, – сказал Евгений, – я когда откинулся, в завязку ушел… а Кент с Борей со мной на одних нарах чалились в Тобольской крытке.
– И чем ты докажешь, что ты Бугор?
Женя рванул воротник рубашки, обнажая грудь – на ней был полный воровской иконостас, начиная от куполов и заканчивая чертом, сидящим на Луне.
– Вот смотри, если глаза на месте…
Но тут хитрый Башка зашел в тыл к Евгеше и со всего размаху саданул его битой по затылку – тот издал невнятный звук и рухнул лбом в некрашеные досочки пола. Но тут я заметил, что Башка тем самым освободил мне дорогу к двери в подсобку и прыгнул к ней, недолго думая.
– Стой, падла, – заорал Бакс, пытаясь зацепить меня за рубашку, но было поздно, я влетел в подсобку (дверь внутрь открывалась), захлопнул её за собой и лихорадочно нащупал задвижку, тяжелую такую и старинную, как и всё в этой грёбаной гостинице. Опа, я в домике, возьмите меня теперь за рупь за двадцать!
Бакс с разбега врезался в дверь, но безуспешно – тут динамит нужен, чтобы её выломать. Башка тоже попробовал и тоже ничего не вышло. Я устало присел на какой-то ящик в глубине подсобки и начал вслушиваться, что они там буровят…