Далее, в декабре того же года, он снова затронул вопрос цены осуществления или неосуществления смертной казни, но уже под другим углом. Автор «Ассошиэйтед Пресс» Бриджит Гринберг сообщила, что Росс прислал в агентство письмо, где утверждал, что сам хотел бы скорее покончить с ожиданием – так будет лучше для всех. «Нет смысла и дальше заставлять семьи моих жертв давать мучительные свидетельские показания, – цитировала Гринберг письмо Росса. – Да, я не хочу умирать, но моя жизнь не стоит страданий этих людей».
Вот что Росс хочет сделать, пишет Гринберг дальше:
«Он согласен признать, что в его деле имеются отягчающие обстоятельства – жестокость и бессмысленность преступлений. Он не собирается больше ссылаться на смягчающие факторы, например психическое расстройство, хоть и считает, что именно оно – сексуальный садизм – заставляло его убивать.
Он хочет, чтобы никто больше не давал показаний в пользу версии о наличии у него психического расстройства, хотя у штата на руках имеется заключение психиатра, которое судьи [Верховного суда] цитировали при вынесении ему смертного приговора.
Поскольку имеются только отягчающие обстоятельства, а смягчающих нет, смертный приговор оправдан, поэтому Росс должен стать первым, кого казнят в штате Коннектикут с 1960 года.
«Я не готов позволить им (семьям) страдать и дальше только ради спасения моей никчемной жизни», – пишет Росс.
Даже теперь, когда Росс отказался от государственных защитников и решил защищать себя сам, эксперты сходятся в том, что он хорошо знает, что делает».
В статьях от 5 апреля и 7 июля 1996 года, опубликованных в «Национальном католическом журнале» и в «Фермере Кливленда», Росс писал о том, что хотел бы примириться с семьями жертв, что он сумел полностью принять свою ответственность за совершенные преступления и просит Господа дать ему «силу, терпение и духовную крепость, чтобы завершить свой путь, в конце которого меня ждет казнь». Для католического журнала он заменил казнь на «уход к свету».
Собственно, тут тоже нет никаких проблем. Я бы сказал, что он просто пытается переманить меня – и тысячи других читателей – на свою сторону, демонстрируя осознание и угрызения совести.
Мотив Росса в этом случае для меня не до конца ясен. Я могу предложить два или три варианта, и в пользу всех у меня найдутся убедительные аргументы. Мотивом может быть искренний альтруизм мужчины, который наконец понял, что натворил и хочет объясниться и покаяться. Это вероятно, поскольку он в любом случае проведет остаток жизни в тюрьме; ему хочется сделать что-нибудь интересное и полезное; а раз уж он обладает развитым интеллектом и талантами, то писательская слава наверняка тешит его эго. А может, он по-прежнему пытается манипулировать, доминировать и контролировать – единственным способом, который у него остается.
Как я сказал, я мало что знаю о его реальном мотиве; возможно, речь идет о смеси всех трех сразу. Но в статье Говарда Суиндла в «Даллас морнинг ньюс» от 21 апреля 1997 года Росс объясняет свою позицию, описывая особенности своего детства, психического состояния и причины, по которым он совершал те ужасные вещи.
«Теперь, – пишет Суиндл, он получает ежемесячные уколы «Депо-Люпрона», препарата для химической кастрации, который понижает уровень тестостерона и облегчает симптомы его сексуального расстройства».
Мистер Росс проводит время в камере смертников, занимаясь написанием статей, в которых выступает против смертной казни: «Мы можем хорошо знать, какое преступление привело человека в камеру смертников, – пишет он для «Провиденс джорнэл», – но нам мало что известно о человеческом существе, которое общество приговорило к смерти».
Немного позднее, 5 августа 1998 года, «Ассошиэйтед Пресс» сообщило, что тридцатидевятилетний Росс уже передумал сдаваться без борьбы и «хочет настоящей защиты».
Хоть мне и жаль, что процесс апелляций по смертному приговору в нашей стране тянется много лет, я не могу упрекать того, кто внезапно передумал и перестал винить себя в своих преступлениях. В конце концов, это между ним и его совестью, если она у него есть. Но я прихожу к выводу, что, изначально пробудив у общественности доверие статьями в прессе, где Росс сам просил о смертной казни, он добился куда большего внимания, интереса и сочувствия к своей новоиспеченной затее избежать исполнения приговора. Так ли он беспокоился о семьях жертв, если теперь передумал и захотел спасти свою шкуру? Я не сторонник того, чтобы применять в подобных ситуациях цензуру, но, будь я редактором газеты, который прекрасно представляет, насколько сильно пресса может повлиять в данном случае на исход дела, я бы очень хорошо подумал, прежде чем публиковать рассуждения Майкла Росса.
Пока писалась эта книга, Майкл Росс снова попытался взять контроль над ситуацией: на этот раз введя себе потенциально смертельную дозу лекарства у себя в камере в тюрьме строгого режима в Сомерсе, штат Коннектикут. Тот факт, что он раздобыл препарат в нужных количествах, лишний раз подтверждает его сообразительность и искушенность во взаимодействии с системой. И вывод тут, на мой взгляд, ясен: такие парни, как Майкл Росс, всегда будут пытаться сами решать свою судьбу. Некоторые из них, самые трусливые, совершают самоубийства в момент ареста – как Леонард Лейк, маньяк-садист, который пытал и убивал девушек: он проглотил капсулу с цианидом на допросе в полицейском участке в Сан-Франциско в июне 1985-го. Многие, оказавшись в безвыходной ситуации и рискуя попасть под арест, совершают так называемое «самоубийство руками полиции». В любом случае цель у них одна: манипулировать, доминировать и контролировать, до самого конца.
Давайте скажем честно: медиа влияют на всех нас. Мы все хотим признания за свою деятельность. Я за свою карьеру сделался довольно известным и должен признать, что получал удовольствие всякий раз, когда видел в газетах посвященные мне заголовки вроде «Суперсыщик ФБР участвует в процессе Уильямса» (в «Журнале конституционной Атланты»), «Современный Шерлок Холмс из ФБР» («Сент-Луис глобал демократ») или «Леденящие душу подробности от Джона Дугласа из ФБР, прообраза агента в «Молчании ягнят» («Ю-Эс-Эй тудэй»).
Серийные преступники точно такие же. Многие из них гордятся своими «подвигами» и, оказавшись в камере, мечтают о славе самых жестоких, самых отчаянных и самых худших. Печально знаменитый Тед Банди утверждал, что академики пишут ему с просьбами позволить изучать его изощренный преступный ум. Генри Ли Лукас взял на себя по меньшей мере семьдесят убийств, которых не совершал.
Я однажды допрашивал парня по имени Джозеф Фишер – странного, склонного к вспышкам ярости, бродягу и алкоголика, который оказался в тюрьме Нью-Йорка за убийства трех женщин. Одной из них была его жена, на двадцать восемь лет старше, от которой он в определенный момент просто устал. Однако он хотел прославиться как самый грозный серийный убийца всех времен. Когда полиция арестовала его в 1979-м в округе Датчесс, Нью-Йорк, он сознался в тридцати двух убийствах, хотя за год следствия его удалось связать лишь с тремя. Каждый раз, когда мы с ним говорили, он разыгрывал передо мной драму, жаловался, что его мать была сукой, – похоже, именно так, по его мнению, должен был себя вести настоящий маньяк. Позднее он даже принимал участие в документальном фильме про серийных убийц, где снова кривлялся и признавался в многочисленных убийствах перед лицом ошарашенной публики.
Еще более причудливым и показательным примером манипулирования, доминирования и контроля уже после ареста является история Клиффорда Олсона из Ванкувера – канадца, убивавшего девушек и детей, который также считал себя звездой серийных убийств. Оказавшись в тюрьме, он предложил следствию сделку: по десять тысяч долларов за указание места сокрытия каждого из ненайденных тел. Канадские полицейские, по вполне понятным причинам, пришли в ярость и сперва отвергли его предложение, но затем главный прокурор Британской Колумбии Аллан Уильямс согласился из соображений гуманности – он считал важным, чтобы семьи жертв закрыли наконец эту тему и обрели мир. Он оговорил, что основная часть этих денег должна пойти в трастовый фонд для сына Олсона. Однако деньги попали и к нему в карман: телевизор, который стоял у него в камере в тюрьме Кингстон, был оплачен из этого выкупа. Он шутил, что выдал полиции одно тело бесплатно, в качестве бонуса. Обожая находиться в центре внимания, Олсон предложил еще одну сделку – следующие двадцать могил по выгодной цене – сто тысяч долларов за все. Этого канадские власти терпеть уже не стали. В январе 1982 года Олсон получил приговор – одиннадцать пожизненных сроков. Его популярность настолько возросла, а публичные заявления так оскорбляли разъяренных родственников жертв, что канадский судья запретил ему в дальнейшем давать любые интервью.
После того как на экраны вышел фильм «Молчание ягнят» и пресса провозгласила меня прототипом Джека Крофорда, Олсон позвонил мне в офис в Куантико. Имитируя знаменитого Ганнибала Лектора, которого агент Кларисса Старлинг привлекает для расследования серийных убийств, Олсон сообщил, что может поучаствовать в расследовании дела убийцы с Грин-Ривер[1], излагая свои соображения с точки зрения НС. Зная о личном значении, которое имело для меня дело об убийствах в Грин-Ривер, при расследовании которого я едва не погиб в 1983-м, Олсон даже заявил как-то, что сам является тем убийцей.
В течение года он звонил мне регулярно, обычно в дневное время. Я отвечал на звонки и выслушивал его, потому что, хоть и знал, какой он выдающийся лжец, все равно находил пользу в том, чтобы исследовать разум преступника. Он был красноречивый, манипулятивный, вкрадчивый – практически полная противоположность Джозефа Фишера. Неудивительно, что ему удавалось уговаривать детей последовать за ним – ведь даже руководство тюрьмы шло у него на поводу. Единственное, чего я не заметил у Олсона в ходе этих бесед – это хоть капли жалости или угрызений совести за те жизни, которые он уничтожил. По сути, все было даже хуже: он писал письма с угрозами и оскорблениями семьям своих жертв, пока тюремные власти не положили этому конец, начав проверять его почту. Как Майкл Росс, он публиковался во многих журналах и газетах, писал многочисленным журналистам. В некоторых он утверждал, что, если выйдет из тюрьмы, никогда больше не будет убивать, потому что теперь знает разницу между добром и злом. В других заявлял, что единственное средство против таких, как он, – это смертная казнь. Что угодно ради популярности. В своей камере он хранил стопку кассет, на которые записывал воспоминания о каждом из убийств, готовясь написать автобиографию. Единственное, чего он боялся, – это забвения.