Как только я это прочитал, то сразу сделал себе заметку. Я относил тайленолового убийцу к трусливому типу, который не может решиться на прямую конфронтацию, поэтому, несмотря на внутренний гнев, вряд ли возьмется за пистолет.
На следующий день «Канзас сити стар» получила письмо от «Ричардсона» со своеобразным эссе под названием «Моральная дилемма». В нем он нападал на полицейский департамент Канзас-Сити, проводивший расследование смерти Реймонда Уэста, бывшего клиента бухгалтерской фирмы Льюиса. После смерти тело Уэста расчленили, сложили в пластиковый пакет и оставили на чердаке его дома, где оно и было обнаружено 14 августа 1978 года.
«Я годами ждал, пока дело откроют заново, – писал Ричардсон/Льюис. – Я знал, что не имею никакого отношения к смерти мистера Уэста. Надеюсь, теперь следователи найдут время покопаться в деле глубже».
Письма были отправлены из Нью-Йорка. По своим интервью с убийцами я знал, что те, кто уезжают в другой город после преступления, часто заглядывают в публичные библиотеки, чтобы полистать газеты и узнать, как продвигается расследование. Я предложил агентам ФБР и полицейским в Нью-Йорке прочесать библиотеки в поисках человека, подходящего под описания и портреты, который листал бы газеты из Чикаго.
Льюис был арестован на Манхэттене 12 декабря, в главном здании Нью-Йоркской публичной библиотеки. На следующий день тридцатитрехлетняя жена Льюиса, Ли-Энн, сдалась полиции в аэропорту О’Хара, прилетев туда из Филадельфии. Выяснилось, что в середине октября ее муж отправил письмо с угрозами Рональду Рейгану – как я и указал когда-то в профиле. На письме был штамп почтового отделения, расположенного в непосредственной близости от бывшего офиса Льюиса; он жаловался в нем на некоторые налоговые процедуры. Если президент их не отменит, предупреждал автор письма, его убьют. На слушании по вопросу залога судье Джеймсу Т. Бейлонгу сообщили, что власти Канзас-Сити, штат Миссури, нашли новые улики по делу Реймонда Уэста. Из-за состояния тела причину убийства определить сразу не удалось, но не исключается отравление. Для Льюиса требовали смертной казни, но обвинения с него сняли после того, как судья постановил, что его арест и обыск в доме провели ненадлежащим образом.
Рост Льюиса составлял 185 сантиметров, вес – 75 килограммов. Обработанный снимок с камеры видеонаблюдения, на котором был подозреваемый, показывал, что рост НС может быть от 182–186 саниметров, а вес от 75–80 килограммов. Поскольку Льюис покинул город до начала отравлений, он не мог отреагировать на статью Боба Грина так, как я рассчитывал.
За несколько месяцев, прошедших с его ареста по делу о тайленоловом письме, Льюис был также приговорен к десяти годам тюрьмы за угрозы по почте в Канзасе, штат Миссури – вне связи с тайленоловым делом.
На процессе Льюиса по делу о вымогательстве в Чикаго в следующем октябре адвокат подсудимого, Майкл Д. Монико, признавал, что его клиент написал письмо в «Джонсон и Джонсон», но утверждал, что ни о каком миллионе долларов речь не шла. По словам Монико, Льюис пытался отомстить Фредерику Миллеру Маккею, члену семьи Миллер, владевшей знаменитой пивной компанией, который управлял турагентством, где работала Ли-Энн и которому она проиграла суд по выплате выходного пособия после того, как агентство закрылось. Льюис собирался указать реквизиты счета Маккея для денег, которые вымогал.
«В этом деле главное – намерение», – сказал Монико, обращаясь к присяжным с финальной речью, а намерение, по его мнению, заключалось в изобличении несправедливости, совершенной бывшим работодателем Ли-Энн.
Как мы уже отмечали, существует общая тенденция путать намерение с мотивом. Но намерение – это просто произвольность действия. В данном случае обличение предполагаемого обидчика было намеренным, но мотивом являлась месть.
Джеймса Льюиса признали виновным в вымогательстве и приговорили к двадцати годам тюрьмы. Ли-Энн никаких обвинений не предъявлялось. Не выдвигались и обвинения в убийствах, которые прекратились так же внезапно, как начались.
Льюиса выпустили из федеральной тюрьмы Эль-Рено в Оклахоме по условно-досрочному освобождению в пятницу 13 октября 1995 года. Сообщалось, что он переезжает в окрестности Бостона, где живет Ли-Энн. Несмотря на то что его осудили только за вымогательство и что он категорически отрицал свое участие непосредственно в отравлениях, многие представители полиции и ФБР считали его главным подозреваемым. Бывший суперинтендант полиции Чикаго Ричард Бржечек, однако, так не думал. В момент освобождения Льюиса из тюрьмы он сказал в интервью «Чикаго сан-таймс», что, по его мнению, убийца хотел устранить конкретную жертву, а все остальные были отравлены только для отвода глаз.
Конечно, в нашей судебной системе действует презумпция невиновности, поэтому мы не можем заявлять, что Льюис был тайленоловым НС. Но я придерживаюсь того мнения, что отравитель сильно походил на этого осужденного вымогателя, мотивом которого были гнев и желание отомстить конкретным людям, а также миру в целом за то зло, которые те якобы причинили ему. И хотя Льюис так и не признал своего участия в отравлениях, на допросах он рассуждал о том, как убийца мог отравить лекарство, измельчив цианид на разделочной доске и затем осторожно пересыпав в капсулы.
«Они просили показать, как это можно сделать, и я, как добропорядочный гражданин, попытался это сделать», – сказал Льюис в интервью «Чикаго трибьюн», которое дал в тюрьме в 1992-м.
Это очень интересный момент. На моих собственных тюремных интервью я не раз убеждался, что хотя не могу добиться от преступника признания в совершении преступлений, особенно убийств, его можно подвести к «рассуждениям» от третьего лица о том, как некий гипотетический человек мог совершить то или иное особенно жесткое действие. Я выяснил это, когда беседовал с Гэри Трэпнеллом, знаменитым вооруженным грабителем и угонщиком самолета, сидевшим в федеральной тюрьме Мэрион, Иллинойс. То же самое касалось Теда Банди, который, даже находясь в камере смертников, не признавал себя виновным в убийстве девушек по всей стране, но охотно рассуждал о том, как другой человек мог совершать подобные преступления.
У Льюиса оказалось и то самое происхождение, которого следовало ожидать у вымогателя, решившегося на убийства. В «Сан-таймс» сообщалось, что он рос в Миссури и так отчаянно скандалил с приемными родителями, что его отправили в психиатрическую клинику. Позднее он был арестован за драку с приемным отцом.
Тайленоловые убийства стоили компании «Джонсон и Джонсон» 100 миллионов долларов – и еще примерно столько же было потрачено на их расследование на местном и государственном уровне. В 1991 году компания пришла к соглашению с семьями семи жертв. Во избежание злоумышленной порчи лекарств она начала запечатывать их в тройную упаковку, другие компании последовали ее примеру, сознавая, что судьба тайленола может постигнуть любой из их продуктов. Конгресс присвоил злоумышленной порче продуктов статус федерального преступления и принял соответствующий законодательный акт. А наше доверие как потребителей было подорвано навсегда – из-за неадекватного неудачника, обозлившегося на всех вокруг.
После тайленоловых убийств злонамеренная порча продуктов и другие варианты вымогательства стали значительной проблемой для юридической системы. Тут важно понимать мотив, потому что он – наряду с выбором жертв и способом совершения преступления – подводит к ответу на вопрос, кто это сделал.
Однако из-за обилия угроз в нашем обществе – о чем свидетельствуют последствия «Рейса Судного дня» и тайленолового скандала, а также им подобных, – прежде чем переходить к мотиву, необходимо убедиться в обоснованности угрозы как таковой. Она реальна или это просто уловка, призванная вызвать панику и дать шантажисту почувствовать свою значимость? В некоторых случаях преступник дает властям наводку на «демонстрационный образец». Но, как правило, угроза заставляет полицию проводить тщательное расследование, чтобы проверить, способен ли НС осуществить ее в реальности.
С точки зрения бихейвиоральной науки это делается в том числе путем психолингвистического анализа, при котором через слова и выражения, использованные шантажистом, определяются черты его личности, уровень искушенности, мотивация и, соответственно, способность к совершению преступления. Иными словами: совпадают ли признаки, выявленные нами, с требованиями сценария? Если шантажист вымогает деньги, мы изучаем инструкции по их передаче, поскольку это самая проблемная часть при таких преступлениях: разработал ли НС действенный план или он просто фантазирует?
Один сценарий, который указывает на искушенность шантажиста, это передача денег через телефонную будку. Полиция устанавливает за ней наблюдение. Вы видите парня, который туда заходит, и арестовываете его. Ошибка! Он сразу скажет, что просто зашел позвонить.
Ну ладно, вы наблюдаете за ним, пока он делает вид, что звонит, потом он берет сумку с деньгами и входит. Вы его арестовываете. Но нет, не надо спешить. Теперь он заявит, что нашел сумку в будке и – добрый самаритянин! – хотел отнести ее в полицейский участок. Смысл в том, что если парень достаточно умен, чтобы продумать действующий план, вам надо проявить не меньшую смекалку, чтобы доказать, что намерения у него отнюдь не благородные.
Иногда, как я обнаружил, письма с угрозами анализируют слишком тщательно, слово за словом или даже буква за буквой. Я всегда говорю своим людям смотреть на ситуацию в перспективе – какое послание шантажист пытается донести. Ведь даже при ложной тревоге шантажиста необходимо изобличить, хотя бы для того, чтобы подобные попытки не повторялись.
Во всех делах первый вопрос, это – почему? Чего шантажист хочет на самом деле? К чему он стремится: обогащению? любви? мести? наказанию? признанию? возбуждению? вниманию? Что он пытается сказать, угрожая благополучию других людей?
Например, если угроза поступает конкретному человеку и оглашается сумма в миллион долларов, первое, о чем мы, как следователи, должны себя спросить, это есть ли у шантажируемого такие деньги. Если нет, угрозу не стоит воспринимать всерьез. Если угроза поступает вечером пятницы с требованием немедленной уплаты, хотя банки уже закрылись на выходные, это указывает на низкий уровень искушенности у НС. Даже если человек выдвигает угрозу против самого себя в попытке завоевать сочувствие или провернуть какую-нибудь аферу, мы вполне можем это распознать.