В завещании Киселева, вскрытом после его кончины, этот эпизод не упоминается. «Вопрос о том, кто и с какою целию сделал это приношение… для нас остается не разрешенным», – так комментирует свою публикацию биограф Киселева А. П. Заблоцкий-Десятовский.
Произведение, посвященное примерно тому же сюжету, в 1960 году сочинил писатель-пушкинист Леонид Гроссман. В его эссе «У истоков “Бахчисарайского фонтана”» основные действующие лица все те же: Александр Пушкин, Павел Дмитриевич Киселев, Софья Станиславовна Киселева, ее сестра Ольга, а также… анонимное приношение.
По мнению Л. П. Гроссмана, Пушкин на протяжении многих лет был тайно и безуспешно влюблен в Софью Киселеву.
«Позднейшие пушкиноведы много сделали для расшифровки имени этой незнакомки. Они назвали восемь современниц поэта в качестве возможных вдохновительниц “Бахчисарайского фонтана” и объектов любви его автора. Это были…» (Следует перечисление имен.)
«Вот кого исследователи русской поэзии …собрали у входа в ханский дворец Бахчисарая».
К восьми женским именам Гроссман прибавляет девятое. Согласно его рискованной догадке Софья Киселева и есть «утаенная любовь» поэта. Но, как утверждает далее автор эссе, Софья Станиславовна высоко чтит свой супружеский долг. Она неоднократно пытается восстановить порванные отношения с мужем. Причиной их разрыва объявляется сестра-разлучница Ольга. Киселев, этот черствый, холодный эгоист, опять-таки на протяжении многих лет остается в сетях коварной Ольги.
Образ Киселева выписан сплошной черной краской. Покинутая Софья обрисована в тонах голубых и розовых Ее нравственный облик превознесен при помощи истории «странного приношения».
«Личная жизнь Киселевой остается безотрадной и одинокой. Разрыв с мужем растет и углубляется, несмотря на ее неизменную преданность любимому человеку. Яркий эпизод, характеризующий верность Киселевой своему чувству, произошел уже после многих лет ее разлуки с П. Д. Киселевым. 16 мая 1846 года он получил пакет с кредитными билетами на сумму 138 996 руб. и с анонимной запиской, в которой эта сумма называлась возвращением долга. Автор в свое время якобы помешал Александру I наградить Киселева и стремится через двадцать пять лет искупить свою вину возмещением ему отнятой когда-то суммы.
Начальник Третьего отделения А. Ф. Орлов, как и сам адресат этой наградной грамоты, пришли к заключению, что деньги посланы Киселеву его женой, которая избрала такой тонкий способ, чтобы отблагодарить мужа за бескорыстие, какое он проявил к ней в момент их разрыва.
Анонимный дар политического врага выражал на самом деле благодарность неизменно преданной женщины».
В своей трактовке «приношения» Гроссман опирается на изданный в 1946 году объемистый труд видного советского историка Н. М. Дружинина «Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселева».
Серьезные ученые, даже когда они заблуждаются, редко совершают ошибки беспричинные, ни на чем не основанные. Вот какую связь событий усмотрел Н. М. Дружинин.
В качестве приданого Софья получила от матери два крупных имения в Уманском повете Киевской губернии. С 1829 года супруги жили раздельно. В 1834 году, по возвращении Киселева из Бухареста в Россию, они заключили меж собой письменное соглашение. Оба киевских владения остаются личной собственностью Софьи. Ведает ими Киселев, а доходы делятся на половинных началах.
В 1840 году одно из имений было продано казне. Разумеется, не Министерству государственных имуществ: министр Киселев не мог выступать одновременно покупателем и продавцом. Имение было продано военному ведомству.
Второе имение Киселев намеревался откупить у жены в свое единоличное владение, но передумал. И, как сообщает Н. М. Дружинин, в начале 1846 года безвозмездно вернул своей доверительнице «с умноженным инвентарем и доходами». «С. С. Киселева вознаградила мужа за понесенные труды и потерю приданого анонимным даром в 138 996 рублей».
После этих архивных разысканий историка становится возможным понять, что именно имел в виду граф Орлов, когда 12 июня 1846 года писал Киселеву:
«Моя догадка – что сие исходит от твоей жены. Это деликатный способ вернуть то, что тебе следует за бескорыстие, которое ты проявил во всем твоем отношении к ней».
Мы по-прежнему настаиваем на том, что версия о приношении «от жены» является неверной. Но мы были не правы, представляя эту версию как некую самоочевидную нелепость.
Впрочем, Н. М. Дружинин, излагая свою точку зрения, все же допустил одну явную неточность: он посчитал, что мнение генерала Орлова разделял биограф Киселева Заблоцкий-Десятовский.
Л. П. Гроссман к числу сторонников «внутрисемейной» версии столь же неосновательно причислил еще и Киселева.
Заблоцкий-Десятовский – мы дважды цитировали его заключение – оставлял вопрос открытым.
А Киселев? Киселев, по-видимому, с самого начала был близок к верному ходу мысли. Но в письме к Николаю выражался столь туманно, что сказанное им и впрямь можно было принять за намек на Софью.
Ему, Киселеву, хотелось бы найти такое решение, которое «не унижало бы мое прошлое и не переходило за грань осторожных сомнений, которые иные, те, по отношению к коим я лишь исполнял свои обязанности, смогли бы счесть за крайнее себялюбие или неуместную гордыню».
Как сказал один поэт XX века, «пойми, как можешь, пойми, как хочешь, пойми, как поймешь».
Заповедное имение
В 1975 и 1976 годах почти одновременно увидели свет две монографии, посвященные одной теме: положение крестьян литовских губерний и реформа П. Д. Киселева. Авторы монографий, Т. Конюхова и В. Неупокоев, тоже упоминали о покупке имения.
На сей раз речь шла о другом имении. В Россиенском уезде Виленской (впоследствии – Ковенской) губернии находилось огромное поместье Юрбург, пожалованное в свое время Екатериной II ее фавориту Платону Зубову. Имение Зубовых, по данным одной из монографий, в 1841, а по другим данным – в 1842 году, по одним данным, за пятьсот тридцать, по другим – за пятьсот сорок пять тысяч рублей серебром было приобретено обратно в казну. В роли покупателя выступало Министерство государственных имуществ. Через три года, в начале 1846 года, Николай вновь подарил это имение – на правах майоратного, то есть заповедного, владения, не подлежавшего перепродаже или раздроблению.
Кому досталось бесплатно то имение, за которое министерство Киселева отвалило пятьсот сорок пять тысяч серебром?
Делаем предположение, очередное, оно же и последнее, других не будет, – Искомому.
Нетрудно представить, что Киселев почувствовал себя крайне неловко. При его участии подарено поместье стоимостью в пятьсот сорок пять тысяч серебром. После чего ему домой приносят сорок тысяч. С приплетением рассказа про какую-то давнюю денежную награду…
Мы начали с того, что пытались вычислить дату награды при помощи таблицы сложных процентов. То был обременительный и, возможно, напрасный труд. Вот другой, куда более простой расчет.
Известно, что неизменный официальный курс серебряного рубля равнялся трем с половиной рублям бумажным. Таким образом, сорок тысяч рублей серебром, умноженные на три с половиной, – это и есть сто сорок тысяч рублей бумажных.
Почему же сумма «приношения» не была круглой?
«Лишние» две тысячи восемьсот рублей, по всей вероятности, составляли так называемый лаж. Так именовалась небольшая приплата, взимаемая при обмене бумажек на серебро.
Значит, исходная сумма – сорок тысяч серебром – была возвращена беспроцентно. В таком случае дата присвоения не ограничена никакими подсчетами, она могла быть любой.
Отныне мы вправе принять во внимание и 1817, и 1818, и начало 1819 года. Как раз в это время Киселев находился в подчинении у Искомого, награда законным порядком должна была проходить через начальственную руку командира гвардейского корпуса.
Не прошла, прилипла?
Но была ли она вообще?
Вот в какой связи Киселев в письме к царю спрашивал – вправе ли он, Киселев, принять приношение, которое явилось «под прикрытием имени, для меня священного».
«…Мои опасения относительно законности подобного приношения, под видом некоего возвращения, мне совершенно неведомого, меня глубоко озаботили…»
Тем самым Киселев, в сущности, спрашивал: не кроется ли под видом приношения слегка замаскированная «благодарность»?
Теперь становится понятно, почему Киселеву было столь важно в точности выяснить: действительно ли когда-то имело место присвоение денежной награды?
Иначе приношение – всего лишь уловка, за которой прячется самая обыкновенная взятка.
Действительно ли даритель являлся похитителем?
Это оставалось неразъясненным.
Знакомый голос
Еще одно недостающее звено долговременно покоилось… у меня дома. В развале на верху книжного шкафа попался на глаза комплект «Русского архива» за 1875 год. В нем напечатана подборка писем.
Впрочем, ради стройности изложения я тут упрощаю ход поиска.
На самом деле сначала, когда я наткнулся на подборку писем и попробовал с ней повозиться, я пришел к выводу, что сами по себе письма ничего не доказывают, и забросил журнал на прежнее место.
Но если бы не было сей бесполезной попытки, я бы не насторожился, просматривая далековатые от темы сведения о судьбе майоратного имения Юрбург.
Тот, кому царь Николай преподнес заповедное имение, ранее, начиная с 1817 года, командовал гвардией. Публикация «Русского архива» как раз и состояла из обращенных к Александру I писем командующего отдельным гвардейским корпусом. Написаны они, как того требовал этикет, по-французски. Предлагаю перевод одного из них, сделанный заново:
«Государь!
Я получил письмо, коим Ваше Императорское Величество благоволили меня удостоить. Если б в моем от