Почему плакал Пушкин? — страница 46 из 67

Но если оно все так, то как прикажете понимать строку «И братья меч вам отдадут?»

Или, как в списке декабриста Н. И. Лорера, «меч ваш отдадут»? Что ж, попытаемся домыслить смиренно-либеральные толкования с тем, чтоб довести их до предела. Николай I, особенно ежели ему не хотелось принимать решения, нередко говаривал, что он, собственно, только работает в должности царя, а настоящий царь – его старший брат Константин Павлович. И потому во всех важных делах он, Николай, взял за правило советоваться с братом. Был еще и младший брат, командующий гвардией, Михаил Павлович.

Значит, понимай так: когда все три брата меж собой согласятся, тогда они, «братья», вернут осужденным «ваш меч», то есть вашу шпагу, символ дворянской чести, знак восстановления в правах…


Прочертим для равновесия другую крайность. Воображение писателя для него тоже реальность, равноправный жизненный факт. Кроме восстания декабристов, не было ли второго восстания, пушкинского?

Если было, оно началось и завершилось – в его воображении.

Допустим, что весной 1829 года были написаны стихи, своего рода гимн предстоящего восстания.

Восстание было невозможно? Да, но в этом предстояло убедиться. А вдруг «и невозможное возможно».

Попробуем представить себе, как развернулась в воображении поэта «невозможная возможность».

Если придется, то в главных злодеев, таких, как палач декабристов, новоиспеченный граф Чернышев, пусть стреляет прославленный дуэлист Федор Толстой-Американец.

Во главе армии должен встать генерал Ермолов, одно его имя сплотит и воодушевит войска. Полки будут вести друзья и братья декабристов, давние знакомцы Пушкина – Николай Раевский, Вольховский, Бурцов.

В начале мая 1829 года, попрощавшись в Москве с Федором Толстым, Пушкин самовольно, не ставя властей в известность, отправился в действующую армию, на Кавказ, к Раевскому, Вольховскому, Бурцову.

По дороге поэт сделал изрядный крюк и заехал к Ермолову, с которым не был ранее знаком. Вести беседу напрямик было немыслимо: подобные смелые речи могли быть сочтены за ловушку или, в лучшем случае, за порыв безумия. Но вполне уместно прочесть стихи, а далее обсуждать не планы, а стихи, всего-навсего стихи.

Позднее Пушкин начнет «Путешествие в Арзрум» с эпизода, который, однако, целиком опустит, печатая свои записки в первом номере журнала «Современник».

«Из Москвы поехал я на Калугу, Белев и Орел, и сделал таким образом 200 верст лишних; зато увидел Ермолова… Разговор несколько раз касался литературы… О правительстве и политике не было ни слова».

Зачем нужна была последняя фраза? Похоже, что для успокоения сыщиков штатных и сверхштатных. Очевидно, Пушкин пришел к выводу, что у властей тоже работает воображение. И действительно, за ним вдогонку полетели письменные предписания о необходимости учредить самое тщательное наблюдение. Эти спешные бумаги прибыли в Тифлис, на две недели обогнав поднадзорного путешественника.

Доехав до Тифлиса, Пушкин набросал черновик письма к Федору Толстому, которое вряд ли было отослано и, возможно, сразу было задумано как отрывок из путевых записок.

«…Поехав на Орел, а не прямо на Воро… сделал я около 200 –, зато видел Ермо… Хоть ты его не очень жалуешь, принуж. я тебе сказать, что я нашел в нем разительное сходство с тобою не только в обороте мыслей и во мнениях».

Письмо неосторожное? Черновик мог попасть на глаза любителям рыться в чужих бумагах? Ничего страшного. У Пушкина, в его быстрых черновых записях, был до того трудно читаемый, прямо-таки секретный почерк, что лишь в 1931 году С. М. Бонди сумел правильно определить, к кому был адресован набросок письма.

Поэт проследовал далее, до Арзрума. Бурцова вскоре убили, кажется, он пал в честном бою. Раевского уволили из армии, Вольховского – тоже. На этом «восстание» кончилось, угасло в воображении.

И только Бенкендорф не мог успокоиться, письменно требовал объяснить, по каким причинам Пушкин отправился «в закавказские страны, не предуведомив меня о намерении вашем сделать сие путешествие».

Поэт спокойно ответствовал, что не мог удержаться от искушения навестить брата, с которым не виделся уже пять лет. Он не допускает мысли о том, что ему могут приписать «какие-либо иные побуждения».


Что осталось от первоначального замысла? Стихи. И тогда-то гимн преобразился в послание. Не потому ли стихи дошли до основной группы декабристов лишь в следующем, в 1830 году, когда уже был построен каземат в Петровском заводе?

Подобно другим «неудобным к печати» пушкинским произведениям, стихи могли существовать в двух вариантах – «крамольном» и «пристойном». Наличие смягченного варианта должно было служить громоотводом, оставлять пространство для «благонадежных» истолкований…

Необходимость заранее готовиться к очередным неприятным объяснениям – вот одна из причин «неясностей» пушкинского текста.

Порицать поэта за то, что у него, дескать, не было определенной точки зрения или что ему недоставало житейского такта, умения считаться с тем, как его поймут читатели, – все это, что называется, разговор не по делу, не требующий обширной полемики.

Мы не вправе поручиться, что вариант, напечатанный в «Полярной звезде», является в точности пушкинским. Однако мы определенно полагаем, что вольные стихи Пушкина, появившиеся в лондонском издании, в большинстве своем были получены от близкого друга Герцена, П. В. Анненкова.

Анненков был заинтересован в том, чтоб на страницах герценовских изданий показать их постоянному читателю, императору Александру II, что в сочинениях Пушкина, доселе не опубликованных в России, нет, в сущности, ничего противозаконного.

Хитроумие Анненкова вполне можно понять. У него на руках находился VII, дополнительный том сочинений Пушкина, который предстояло проводить в печать вопреки сопротивлению петербургских блюстителей тишины.

И если ряд стихотворений был напечатан в «Полярной звезде» неисправно, то ужели текст послания, помещенного под заглавием «В Сибирь», непременно обладает безупречной точностью?


Сопоставим некоторые расхождения. Со времен «Полярной звезды» печатают:

Вас примет радостно у входа.

При чтении вслух возникает сдвиг, слышится «воспримет».

Большое академическое издание (III, 1138) приводит вариант, извлеченный из одного из списков. Сдвига нет: «Вас встретит».

В «Полярной звезде»: «Как в ваши».

В том же списке: «Как в эти».

В нескольких списках встречается «оковы тяжкие спадут» вместо «падут». Возможно, что и тот, и другой вариант восходит к Пушкину.

Как отмечал пушкинист М. Азадовский, в более ранних копиях (М. Н. Волконской, И. И. Пущина) встречается вариант:

Доходит мой призывный глас.

Затем И. Пущин, не зачеркивая «призывный», сбоку приписал другой эпитет – «свободный». Позднейшая поправка почерпнута, как предполагает М. Азадовский, из «Полярной звезды».

Но действительно ли принадлежит Пушкину сочетание:

«Мой свободный глас»?

Поэт знал, что состоит под неотступным тайным надзором и под недреманным оком всевозможных Булгариных.

Допустим, что в послании говорится о другой, о творческой свободе. Но в любом случае поэт не избрал бы выражение, подпорченное оттенком похвальбы перед узниками тем, что ему, Пушкину, посчастливилось остаться на свободе.

Следуя ходу мыслей М. Азадовского, мы считаем, что вовсе не обязательно принимать за основной текст «Полярной звезды». В частности, вариант «призывный глас» выглядит более достоверным.


Стихотворцы пушкинского времени строго соблюдали следующее правило. Если в стихотворении чередуются мужские и женские рифмы, то чередование должно быть постоянным. Соседство двух разных рифм, имеющих ударение на том же слоге, не допускается.

Текст «Полярной звезды» дважды нарушает чередование рифм. Например, между вторым и третьим четверостишием сталкиваются мужские окончания строк – «пора» и «вас».

Вот почему необходимо, следуя, кстати, пометке на одной из копий, изменить порядок строк в третьей строфе.

Давно замечено, что это четверостишие – неблагополучно, неустойчиво. В четырех списках его переставляли на место второго. Еще в трех выбрасывали совсем. В одном или двух – его приписывали сбоку, не определяя точного места.

Несомненно, причиной колебаний было стремление соблюсти чередование рифм. Однако возможно, что беспокоила и некоторая неясность смысла. Так, поэтесса Растопчина, внося стихи в свой альбом, пригладила строчку «Любовь и дружество до вас».

Взамен того Растопчина записала: «Любовь друзей дойдет до вас».

Те, кто не знал всех оттенков значения слова «дружество», разумеется, не могли уловить истинный смысл строки. Комментаторы ограничиваются пояснением, что «дружество» означает «дружба».

Одно и то же? Нет, это не совсем так. Было и другое значение. К сожалению, новейшие словари его упустили. Поэтому заглянем в «Словарь Академии Российской», 1809, т. II, с. 250.

«Дружество – исполнение обязанностей, дружбою налагаемых».

Значит, дружество – не просто дружба, а проявление дружбы на деле. Не чувство, а поступок.

Перечитаем третий катрен в измененной, отвечающей тогдашним правилам расстановке строк и с учетом вариантов, приведенных выше. Слова, стоящие под логическим ударением, выделяем для ясности разрядкой:

Дойдут сквозь мрачные затворы

Любовь и дружество до вас,

Как в эти каторжные норы

Доходит мой призывный глас:

Значит, что же примерно было сказано Пушкиным?

Предпринимаются деятельные усилия, которые «дойдут сквозь мрачные затворы».

Кое-чего удалось добиться. По прошествии одиннадц