288, хотя на самом деле они спекулируют истиной, отбрасывая и искажая классический язык и терминологию святоотеческого богословия.
О сущности таинства Евхаристии говорится слишком расплывчато и непоследовательно, не пренебрегая протестантской трактовкой данного вопроса, с одной явной целью — с помощью «творческого воображения» развить объединяющие «совпадения в доктрине» и искать компромиссное «богословское совпадение» в учении об Евхаристии между Православием и инославными исповеданиями, а затем и «взаимного признания», ведущего к вероучительному лжеединству и вза-имообщению в таинстве. Эти пагубные для Православия замыслы и планы скрываются за фразами об «утверждении общей евхаристической веры», о достижении «большей степени евхаристического общения» между церквами, о «видимом объединении разделенного народа Божия вокруг престола Господня»290 и т. п.
Несмотря на свои «объединительные» действия КЕС подходит к Евхаристии в духе протестантского вероучения, что особенно заметно при разборе двух исключительно важных моментов таинства:
1) претворения предложенных хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы;
2) значения Евхаристии как жертвы.
В § 13 КЕС об Евхаристии читаем: «Евхаристическая трапеза есть таинство тела и крови Христовых, таинство Его действительного присутствия»291. Это верное определение теряет, однако, свое положительное значение в контексте других слишком общих и расплывчатых фраз, вроде: «Евхаристия есть таинственная трапеза, которая посредством видимых символов приобщает нас к Божьей любви в Иисусе Христе»292;или: «Евхаристия есть великая жертва хваления, через которую Церковь говорит от имени всех тварей»293.
КЕС ничего не говорит о центральном и самом существенном моменте таинства Евхаристии — пресуществлении Святых Даров в Тело и Кровь Христовы. Как известно, лютеране, реформаты и все многочисленные протестантские секты от-, вергают церковное учение о претворении в Евхаристии хлеба и вина в Тело и Кровь Христа, воскресшего Спасителя нашего. И экуменические авторы КЕС сводят на нет этот центральный момент таинства Евхаристии утверждением, что «анамнеза (Воспоминание) о Христе составляет главную сущность евхаристической трапезы»294.
С одной стороны, в КЕС постулируется, что «Церковь исповедует действительное, живое и активное присутствие Христа в Евхаристии»295, но в комментарии к § 13 заявляется: «Некоторые другие церкви, хотя и утверждают действительное присутствие Христа в Евхаристии, не связывают этого присутствия столь определенно с образами хлеба и вина. Церквам предоставляется решать, могло бы подобное различие приспособиться (!) и продолжить бытовать в рамках совпадения взглядов, сформулированных в тексте»296.
Предлагая кощунственный компромисс с самым великим церковным таинством, экуменизм раскрывает свой подлинный характер. Явное спекулирование абстрактным «присутствием Христа», которое не столь безоговорочно связано с образами хлеба и вина, представляет недопустимое умаление и фактическое отрицание Богооткровенного и святоотеческого учения о непостижимом таинственном претворении евхаристических хлеба и вина в Тело и Кровь нашего Спасителя, в которых Он присутствует «своим существом, т. е. душою и Божеством, или как совершенный Бог и совершенный Человек»297.
Учение о претворении Святых Даров, будучи центральным моментом св. Евхаристии, основано на ясных новозаветных свидетельствах — прежде всего на недвусмысленных словах Спасителя (Ин. 6, 48—58; Мф. 26, 26—28; Мк. 14, 22—24;
Лк. 22, 19—20; ср. 1 Кор. 11, 23—25). Оно всегда было живо в соборном сознании Православной Церкви еще с апостольских времен.
В последованиях древних литургий ап. Иакова, Василия Великого и Иоанна Златоуста молитва к Богу Отцу предшествует освящению св. Даров; ею испрашивается, чтобы ниспосланием Святого Духа Он преложил, пременил, претворил предложенные хлеб и вино в Тело и Кровь Христовы. «Такое полное согласие всех древних литургий и в столь важном предмете учения о таинстве Евхаристии неоспоримо свидетельствует,— заключает Митрополит Макарий,— что таково именно было предание апостольское о сем предмете, и так веровала всегда о сем св. Соборная Церковь»298. Св. отцы и учители Церкви тоже учат, что в таинстве Евхаристии хлеб и вино прелагаются, пременяются и претворяются в Тело и Кровь Христа.
Св. Иустин Философ (II в.) наставляет, что «та пища (Евхаристия), над которой произнесено благодарение с молитвой... и которая после пременения питает нашу кровь и плоть, есть Плоть и Кровь Того же воплотившегося Иисуса Христа»299. Св. Кирилл Иерусалимский (IV в.) пишет: «Христос некогда в Кане Галилейской претворил воду в уподобляющееся крови вино (Ин. 2, 1—10). Не заслуживает ли веры и то, что вино претворяется в кровь?»300. «По совершении призывания хлеб делается телом Христовым, а вино — кровию Христовой»301.
Св. Григорий Нисский (IV в.) исповедует: «Воистину думаю и верую, что и ныне хлеб, освящаемый словом Божиим, претворяется в Тело Бога Слова»302. У св. Амвросия Медио-ланского читаем: «Всякий раз, как принимаем Тайны, которые чрез таинство священной молитвы преобразуется в плоть и кровь (Христовы), мы возвращаем смерть Господню»303 (1 Кор. 11,26).
Феодор Гераклийский (IV в.) поясняет: «Сие есть, сказал Христос, тело Мое, и сия — кровь Моя, дабы ты не подумал, что они суть только образ, но что хлеб есть самое тело Господне, а вино — кровь Господня, претворяемые в плоть и кровь нашего Господа неизреченным действием Святого Духа»304. Св. Иоанн Дамаскин (VIII в.) ясно свидетельствует: «Хл.еб предложения и вино с водою чрез призывание и наитие Святаго Духа сверхъестественно претворяются в Тело и Кровь Христовы». «Хлеб и вино не суть образ тела и крови Христа (да не будет!), но суть самое Божественное тело Господа, ибо Он сказал: „Сие есть — не образ тела,— а тело Мое; не образ крови,— а Кровь Моя“»206.
Сколь далеко отстоит КЕС от данного церковного и святоотеческого учения, когда предлагает следующее чисто реформатское определение: «По силе живого слова Христа и чрез власть Св. Духа хлеб и вино становятся сакраментальными символами тела и крови Христовых»!307
Между тем св. отцы VII Вселенского Собора единодушны: «Никогда никто из труб Духа, святых апостолов, или пре-славных Отцов наших, бескровную нашу Жертву, совершающуюся в воспоминание страдания Бога нашего и всего домостроительства Его, не называл образом (elkoca) плоти Его; потому что они не получили от Господа (заповеди) так говорить или исповедывать, но слышали, что Он в Евангелии Своем говорит следующее: «Аще не снесте плоти Сына Человеческого, ни пиете крови Его, живота не имате в себе» (Ин. 6, 53). И еще: «Приимите, ядите, сие есть тело Мое» (Мф. 26, 26)... Он не сказал: «Приимите, ядите, сие есть образ тела Моего». Итак, ясно доказано, что ни Господь, ни апостолы, ни отцы никогда не называли бескровной Жертвы, приносимой иереем, образом, но называли ее самым Телом и самою Кровию (Христа)308.
Это ясное святоотеческое и церковное учение о сущности св. Евхаристии отвергается и заменяется в КЕС соглашательскими формулировками. Отрицая по существу претворение евхаристических хлеба и вина, авторы КЕС подвергают сомнению и самоочевидную истину, что претворенные Св. Дары остаются Телом и Кровию Христовыми не только при причащении верующих, но и после того. Подобный лукавый намек есть в следующих словах: «Некоторые церкви подчеркивают, что присутствие Христа в освященных элементах продолжается и после службы. Другие же ставят главное ударение на самый акт совершения евхаристии и вкушения элементов во время причащения... Что касается сохранения элементов, то каждая церковь должна уважать практику и благочестие других»309.
Итак, КЕС кощунственно допускает, что св. Дары после причащения становятся обыкновенным хлебом и вином, не будучи уже даже «символами» тела и крови Христовых; а потому нет надобности сохранять их благоговейно как тело и кровь нашего Спасителя. Поместные Православные церкви, как члены ВСЦ, призывают «уважать» данную «практику» и «благочестие», которыми по сути уничтожается вера в претворение св. Даров и обессмысливается само таинство св. Евхаристии. Это — предел экуменической наглости!
В противоположность этому Восточные Патриархи в своем «Послании о Православной вере» (1723 г.) ясно заявляют: «Веруем еще, что сия Жертва (т. е. св. Евхаристия) как до ее употребления — сразу после освящения св. Даров, так и после употребления (т. е. после причащения ими), будучи сохраняема в священных сосудах для напутствования умирающих христиан, есть истинное тело Господа... так что и до употребления после освящения, и при самом употреблении, и после него всегда остается истинным телом Господним»310.
Исповедуемый авторами КЕС экуменический принцип компромиссного соглашательства не в состоянии скрыть глубокого различия между экуменическим текстом и новозаветным (библейским и святоотеческим) учением о св. Евхаристии как жертве.
Этому основному догматическому понятию КЕС по-протестантски противопоставляет концепцию Евхаристии как воспоминания: «В свете библейского понимания о воспоминании все церкви могли бы пересмотреть старые споры относительно „жертвы" и углубить свое понимание причин, почему другие традиции... отказались от этого термина»311.
Конечно, Евхаристия есть воспоминательная жертва, согласно словам Самого Спасителя: «Сие творите в Мое воспоминание» (Лк. 22, 19), которые следуют непосредственно после установительных слов этого таинства: «Приимите, ядите, сие есть тело Мое, еже за вы ломимое» (ср. 1 Кор. 11, 24). После аналогичных слов о Чаше (1 Кор. 11, 25), Спаситель в заключение обобщает: «елижды бо аще ясте хлеб сей и чашу сию пиете, смерть Господню возвещаете» (1 Кор. И, 26). Последние слова ясно указывают на жертвенный характер таинства св. Евхаристии как умилостивительной Жертвы «во оставление грехов» (Мф. 26, 28), приносимой за всех живых и умерших членов Христовой Церкви — .«за жизнь мира» (Ин. 6, 51).