Однако сам исторический контекст пророчества ясно говорит в пользу сверхъестественного зачатия и рождения Спасителя Приснодевою Мариею. Пророчество было дано как чудесное уверение иудейскому царю Ахазу, что Бог спасет его от рук восставших на него враждебных царей — сирийского и израильского, которые хотели возвести на его престол Тавеилова сына (Ис. 7, 6). По тогдашним обстоятельствам это означало, что Ахаз со всем домом своим будет убит, т. е. Давидов род прекратится (ср. 3 Пар. 15, 29; 16, 1). Это привело Ахаза и весь народ в ужас (Ис. 7, 2). И вот, для успокоения появляется Исаия и от имени Бога уверяет Ахаза, что этого не будет: «Дом Давыдов... Сам' Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему Еммануил» (Ис. 7, 14).
Итак, пророчество изречено как знамение: Дева приимет! Знамение есть нечто необыкновенное, сверхприродное и свидетельствует о всемогущей Божьей силе. А если сказать, что молодая замужняя женщина (по-еврейски — альма) родит сына, какое же это знамение! Смысл пророчества состоит в следующем: подобно тому как кажется невероятным, чтобы девица родила без участия мужа,— что непременно будет, так как это говорит Сам Бог! — столь же невероятное с человеческой точки зрения избавление Ахаза от двух сильных противников непременно произойдет, поскольку предсказывает Сам Бог!
Так понимали это пророчество 70 толковников, которые потому и перевели соответствующее еврейское слово греческим словом παρθένος — девица. В житии св. Симеона
Богоприимца, который был одним из 70 толковников и которому пришлось переводить именно книгу св. пророка Исаии, говорится, что когда он дошел до этого пророчества, то усомнился, что девица может родить без мужа. Но ему явился Ангел, который упрекнул его за недоверие к Писанию и предсказал, что он не умрет, пока не увидит Христа Господа (Лк. 2, 26), рожденного от чистой Девы101.
Примером пропуска и устранения мессианских священных текстов в еврейском оригинале может служить книгй пророка Исаии 3, 10. В славянской Библии в переводе св. братьев Кирилла и Мефодия с Септуагинты указанный стих гласит: «Свяжем Праведного, яко непотребен нам есть». Толкуя эти пророческие слова, св. Василий Великий относит их всецело ко Христу — Божественному праведнику, отреченному и умученному иудейскими вождями: «Сие сделали иудеи в пришествие Господа; ибо, связав Его, привели к Каиафе. Связали руки благодетельствующие, не терпя пришествия Правды, потому что она обращала в ничто их лукавства. Ибо правда „непотребна" неправедным, как солнце больным глазам»102.
В еврейском же тексте это изречение отсутствует. Нет его и в переводах (в том числе и в русском!), сделанных на основе еврейского текста. Наличие его в переводе 70-ти, однако, показывает, что оно когда-то были и в еврейском тексте, но впоследствии умышленно было опущено и изъято иудейскими книжниками как сильно обличающее еврейских духовных вождей в их жестокой расправе с Праведником, о Котором они решили во главе с Каиафой, что Он им не нужен (Ин. 11, 47—50).
На возражение, что еврейская Библия — это оригинал, а Библия 70-ти — перевод, можно ответить, что речь идет не о сравнении просто оригинала с переводом, а о сознательно искаженном «оригинале» и переводе, который самими иудеями, жившими до Христа, признавался за точный и достоверный. Свт. Феофан Затворник пишет об искажении еврейского оригинала Библии: «После разорения Иерусалима и рассеяния евреев еврейский текст, по разным причинам, стал портиться. Со второго века его стали читать разно и разно понимать. Всякий по-своему его читал и по-своему понимал. Доказательство тому — новые переводы с еврейского на греческий, сделанные во втором веке Акилою, Симмахом и Феодотионом, которых переводы разны между собою. Это значит, что они разно читали и разно понимали еврейскую Библию. Не согласны они и с нынешним текстом во многом: это значит, что еврейский текст, изменившийся до них, продолжал изменяться и после них. Чем дальше, тем больше повреждается еврейский текст, и расстояние его от первоначального еврейского текста, какой дан мужьями богодухновенными, стало очень большое. В этом отдалении взяли его масореты и закрепили в нем»103.
Масореты были еврейскими филологами, которые между V и X веками н. э. сформировали современную редакцию еврейского текста Библии и вокализировали его, т. е. снабдили вновь изобретенными гласными. Таким образом, в масо-ретской Библии было закреплено произношение и — что особенно важно — редакция библейского текста в талмудическом его понимании, появившемся в ходе многовековой борьбы мирового еврейства с христианством. Домасоретские рукописи Ветхого Завета были после этого просто уничтожены.
Масоретский текст не без оснований упрекается в антихристианском характере, тогда как никто не может обвинить перевод Септуагинты в пристрастии к христианам и во враждебности к иудеям. Он объективен и по духу и по исполнению пророчеств, совпадает с Новым Заветом, так как «конец Закона — Христос» (Рим. 10, 4). Потому-то мессианские пророчества есть средоточие Священного Писания, но именно они были искажены иудеями по причине их вражды к пришедшему уже Мессии!
Перевод 70 толковников чист от подобной умышленной подделки. Его нельзя уличить во враждебности и вытекающем из нее искажении по той простой причине, что он был сделан «еще прежде, чем пришел на землю Основатель христианской религии,— следовательно, во время, когда не было у переводчиков никаких причин и побуждений к какому бы то ни было отступлению от оригинала. Такие причины и побуждения могли иметь масореты, которые пересматривали еврейский кодекс в такое время, когда христианская религия уже распространилась по всем пределам земли, хотя сами они не вошли в ее недра»106.
Если в Септуагинте мессианские пророчества были бы искажены, то иудеи, ожидавшие избавления через Мессию (Лк. 2, 38), ни в коем случае не приняли бы этого перевода. Ведь они имели полную возможность сопоставлять и сравнивать его со своим, тогда еще не поврежденным еврейским оригиналом. И они никогда не порицали данный перевод, а употребляли его в богослужении и восхваляли как Богодухновенный! Следовательно, этот перевод не искажает подлинный текст Библии, а представляет точно переведенные Божьи слова. Он — живой и неподкупный свидетель всего того, что предсказано в нашем спасении во Христе. По словам митрополита Филарета Московского, перевод 70 толковников есть «зеркало еврейского текста, каким он был за более чем 200 лет до Рождества Христова»107.
В переводе 70 толковников митрополит Киевский Филарет (ум. 1857) усматривал глубокий Божий Промысл. Он писал: «Когда приближалось время Христова пришествия, Бог, предвидя, что евреи отпадут от истинной Божией Церкви и что, не признав Иисуса Христа за Мессию, они из ненависти к христианству могли бы решиться исказить еврейский текст, особенно пророческих книг, ясно обличающий их заблуждение,— Своим премудрым Божиим Промыслом устроил так, чтобы сами евреи, и притом самые ученые среди них, перевели книги Ветхого Завета на общеупотребляемый тогда греческий язык, и таким образом перевод 70 толковников был поставлен Самим Богом как твердая и нерушимая крепость против ожесточенных врагов христианства — еврейских раввинов. Этот перевод принят Новозаветной Церковью как совершенный под несомненным руководством Духа Божия и под особым попечительством Промысла Божия, так что апостолы приводили места из Ветхого Завета по тому же самому переводу, а отцы Вселенской Церкви постоянно пользовались им, как и книгами Нового Завета, которые были написаны апостолами на том же самом (греческом) языке под непогрешимым руководством Святаго Духа в определении догматов веры и совершении дела спасения. Вселенские Соборы также руководствовались этим переводом при составлении Православного вероисповедания и при обличении еретиков»1.
В том же духе о Септуагинте высказывался свт. Феофан Затворник: «Господу угодно было сделать ее жизненною стихией Своей Церкви, отстранив библию еврейскую»109. На протяжении всего существования Церкви и доныне перевод 70 толковников наполнял жизнь Церкви и потому стал основным и «коренным законом Церкви, от которого отступать — значит то же, что колебать основы церковной жизни»110.
Вот к такому расшатыванию основ церковной жизни неминуемо ведет новый экуменический перевод Библии, сделанный не на основании перевода 70 толковников, а по масоретскому тексту еврейской Библии!
До самого последнего времени рационалистическая библейская критика — явно не без масонского влияния, проявившегося, например, в деятельности Библейских обществ,— настаивала на аутентичности масоретской Библии. Последствием распространившегося заблуждения стал, в частности, русский перевод в прошлом столетии Ветхого Завета не с церковного греческого текста 70, а с еврейского «оригинала».
Однако в наше время уже ни один добросовестный учены' не может утверждать, что текст масоретской Библии боле: аутентичен, чем перевод 70-ти, и вопрос этот следует считать окончательно решенным. Этому способствовало сенсационное открытие в начале 1950-х гг. кумранских рукописей и их научное изучение. Как оказалось, еврейские рукописи I в. до н. э. (т. е. домасоретские) из кумранских пещер содержат варианты библейского текста, которые соответствуют греческому переводу 70-ти, закрепленному в традиции Православной Церкви, а не позднейшему масоретскому «оригиналу», усиленно навязываемому католическими, протестантскими и еврейскими библеистами.
Ровно столетие назад свт. Феофан Затворник оказался в обстановке, похожей на наши дни. В России тогда оживленно обсуждался вопрос о переводе Библии на русский язык не с греческого перевода 70-ти, а с еврейского текста. Святитель Феофан прекрасно понимал разницу между масоретской Библией и славянской Библией, переведенной точно по 70 толковникам (т. н. «Лукиановой редакции») и вошедшей в богослужебное и частное употребление по всей России. Перед ним особенно остро встал вопрос: что подумают православные христиане, прочитав в новом русском переводе одни мысли, а в знакомом славянском — совсем другие? «Это не может не колебать веры,— писал он.— Слово Божие не может говорить так или иначе: оно одно. Потому — или еврейская Библия говорит право,— и тогда ей надо следовать; или греческая,— и тогда еврейскую надо бросить. Когда же, оставляя в церковных книгах чтения по греческому тексту, в руки дают еврейскую, разную от той; то что навязывается чрез это в ум? Если нельзя сказать, что там и здесь истина, то не прямее ли будет сказать, что ее нет ни там, ни здесь. То есть — бросить Библию всякому, и отвратиться от всякого откровения. Кто, склоняясь к переводу, станет думать, что в церковной библии нет истины, тот не может освободить ее от соблазна, что Церковь истине не учит, что истину сию надо искать инуды,— и бросить Церковь. А кто порешительнее — и всякую веру бросить! ...У нас закон при понимании слова Божия обращаться к святым отцам. Св. Отцы толковали Писание, как оно есть в переводе 70-ти. Следовательно, новый перевод лишает нас пособия понимать по-православному слово Божие, ибо дает текст иной от того, который употребляли св. Отцы». Обобщая вред, нанесенный Православной Церкви переводом ветхозаветных Писаний по еврейской Библии, святитель Феофан заключает (Собр. писем. Вып. 7. М., 1900. С. 75): «Перевод с еврейского сдвигает нас с оснований. Получаются новые мысли, новая цер-