слова, но не предметы – серьезно повреждена; он сказал мне, что «знает все так же хорошо, как всегда, но не может назвать ни одного предмета». Я показал ему пуговицу, он засмеялся и сказал: «Я прекрасно знаю, что это, это… ба, ба… ба – ох! Я не могу произнести, но вот оно», – и указал на пуговицу на своей куртке.
После больницы Фейген продолжал вести беспорядочную жизнь. Он часто напивался, и после запоя 22 августа «утратил почти всю силу правой руки и кисти, а правая сторона его лица явно была парализована». Два дня спустя прорвался нарыв на месте первоначальной раны, и он снова был здоров, хотя слабость в левой руке и ноге указывала, что левая половина его мозга повреждена. У него по-прежнему были проблемы с подыскиванием слов, такое состояние сегодня называют «номинальная афазия» или «аномия»»[261].
Он не в состоянии произносить верные названия, называя почти все предметы неправильно, хотя он способен совершенно точно описать их использование, например часы, ворота, книгу, трубку и т. д…примечательно, однако, что в тот момент, когда он использует неправильное слово, он сознает это, и всячески стремится исправить ошибку… Он считает до пяти на пальцах, но не может произнести слово «палец», хотя и не раз пытался. Поэтому он называет свой большой палец «приятель». Когда он хотел сказать «овсянка», он говорил – и неизменно говорит – «простокваша», но тут же понимал свою ошибку и говорил: «Я знаю, что это не так называется».
Хотя существуют разные виды проблем с речью и афазий, все они, как правило, связаны с поражениями левого, а не правого полушария. Ключевой вопрос нейропсихологии – точно определить, что такого делает левое полушарие, чего правое сделать не в состоянии. Найдены уже десятки отличий, но в большинстве случаев преимущество левого полушария оказывается, скорее, относительным, а не абсолютным, то есть в некоторых функциях левое полушарие лучше правого, но и правое в каждой конкретной функции кое на что способно. Если различие лишь относительно, то нет никакого смысла в том, чтобы поражение зоны Брока (только с левой стороны) могло бы вызвать почти полную утрату способности говорить. Поэтому ученые применяют сканирование мозга, чтобы обнаружить задачи, которые способно выполнить только левое полушарие. Похоже, что часть речевых способностей, полностью зависящая от левого полушария, – это синтаксис или грамматика. Взгляните на два предложения. Какое из них неправильно?
Глокая куздра бодланула бокра.
Глокая куздра бодланули бокра.
Хотя оба из них бессмысленны и слова в них ничего не значат, очевидно, что второе предложение грамматически неправильно, глагол во множественном числе сочетается с существительным в единственном числе. В эксперименте, который Петер Индефрей и его сотрудники провели в Неймегене, подопытные во время сканирования мозга определяли, правильно построена фраза или нет. Вся активность происходила только в левом полушарии мозга, в области, в значительной мере перекрывающей зону Брока (см. рис. 8.3)[262].
Поражение левого полушария может также вызывать проблемы, не связанные с речью. В состоянии под названием «апраксия» (точнее, в идеаторной и идеомоторной апраксии) пациенты испытывают трудности со сложными движениями. Это связано не с параличом или слабостью, а происходит из-за невозможности контролировать части тела. Взять самое обычное действие – зажечь спичку. Последовательность участвующих в этом движений в полной мере можно понять, лишь попытавшись запрограммировать робота для выполнения такой задачи. Коробок, зажатый в одной руке, должен быть правильно ориентирован. Спичку, зажатую в другой и повернутую нужным концом, следует прижимать к коробку с определенным давлением, не слишком сильным, чтобы спичка не сломалась, но и не слишком слабым, иначе спичка не загорится. Далее спичкой следует чиркать по коробку с определенной скоростью, если медленнее, чем надо, то спичка не вспыхнет, если быстрее, выйдет просто щелчок. Наконец, спичка должна быть отведена от коробка сразу же, как вспыхнет, чтобы коробок не загорелся. Пациенты с апраксией испытывают трудности при выполнении таких задач, либо потому, что не в состоянии концептуализировать идею движения, либо потому, что не могут воплотить идею на практике. Киннер Уилсон прекрасно подытожил это в 1908 году, описывая французскую пациентку:
Рис. 8.3. Стрелками указана область левого полушария, активная во время обработки грамматики (синтаксиса)
«Ее попросили поднять правую руку, но, положив руку поперек тела, спрятав кисть в левой подмышке и предприняв энергичные, но безнадежные усилия, она сказала жалобно: «Я хорошо понимаю, что вы просите меня сделать, но я не в состоянии», и в этом и есть суть дела».
Хотя апраксия связана с поражением левого полушария мозга, проблемы, как правило, затрагивают и правую, и левую руки. Таким образом, в левом полушарии должны вырабатываться правила осуществления сложных движений обеими руками. Поскольку речь и письмо также представляют собой быстрые, изощренные и тщательно скоординированные движения, возможно, это говорит о фундаментальной связи между движением и языком, функциям, связанным с левым полушарием, так как обе основаны на «грамматике». «Выражение», описывающее зажигание спички, строится из отдельных движений, «слов» двигательных актов, которые, подобно словам в предложении, оказываются осмысленными, только если следуют в должном порядке и форме. Расположите их иначе, и результатом будет полная бессмыслица[263].
До сих пор в этой главе в основном шла речь о левом полушарии, которое, несомненно, связано с языком и действиями. Если вас интересует, чем же занято правое полушарие, то вы в хорошей компании: множество нейрологов задавались тем же вопросом. Одним из первых был Хьюлингс Джексон, величайший английский невролог, работавший в Национальной клинике неврологии и нейрохирургии, что на Куинс-сквер в Лондоне. В 1874 году он предположил, что «правое полушарие главенствует при воспроизведении образов при распознавании предметов, мест, людей и т. д.», во всем, что мы могли бы сегодня назвать невербальной обработкой данных[264].
Писатели и читатели, увлеченные словами, забывают, что мысль не всегда связана с языком, но часто вместо этого занята обработкой образов, изображений и трехмерного пространства. Представьте себе куб. Сколько у него сторон? Сколько углов? Если одна сторона черного цвета, а все остальные – белого, то сколько белых сторон соприкасаются с черной? Если муравей начинает с одного угла и ползет по граням к самому дальнему по диагонали углу, по каким граням он будет ползти? Такие проблемы решаются не словами, а созданием в уме изображения куба, «мысленного образа», который затем поворачивается, чтобы «увидеть» ответы. Слова участвуют только в том, чтобы задать вопрос и дать ответ. Именно на таких задачах специализируется правое полушарие[265].
Правое полушарие участвует в процессе, который называется восприятием – осмыслением чувственного мира. Он включает не только образы, но и прикосновения, звук, вкус и так далее. Восприятие зрительных образов настолько естественно и моментально, что замечается, лишь когда что-то идет не так. Поражение правого полушария может вызвать визуальную агнозию, при которой пациенты не могут понять, что именно они видят. Глаза их работают нормально, так же как и начальный уровень обработки образов в мозге, так что пациенты видят свет и тень, линии и выпуклости, но не в состоянии объединить эти компоненты в нечто согласованное и осмысленное. Рис. 8.4 может отчасти помочь понять, что испытывают при агнозии. Смотрите на то, что вы видите на нем, и помните, что в слове «видеть» два очень разных значения. Вы без труда увидите белые и черные области на рисунке, но сможете ли вы увидеть в этом рисунке что-то еще? На нем явно что-то изображено, но что именно? Даже сейчас вы, скорее всего, не увидите на нем портрет очень известной персоны, но только потому, что рисунок специально напечатан вверх ногами. Переверните книгу вверх ногами и попробуйте снова. Рисунок специально сделан таким, чтобы на нем трудно было что-то увидеть. Вот несколько подсказок, которые, возможно, помогут. Это человек… старый человек… седоволосый… смотрит прямо в камеру… ученый… самый знаменитый ученый XX века… физик… слово «относительность», возможно, даст окончательный ответ, если вы еще не догадались. В какой-то момент бессмысленные круги вдруг упорядочились, «обрели смысл», и вы «увидели» портрет Эйнштейна. Если вы все еще испытываете затруднения, посмотрите на рисунок издалека, прищурив глаза[266].
Рис. 8.4. Пример зрительного восприятия при агнозии. Детали в тексте
За то время, пока вы не увидите в рисунке Эйнштейна, вы поймете, какие неудобства испытывают пациенты с агнозией. Вы знаете, что там что-то есть, вам известно, что другие люди знают, что это такое, вы даже распознаете все составляющие элементы – но общая картина ускользает. Оливер Сакс прекрасно описал случай пациента доктора П., талантливого музыканта с агнозией:
«– Что это? – спросил я, держа перчатку.
– Можно я посмотрю? – попросил он и, взяв ее у меня, принялся ее изучать.
– Непрерывная поверхность, замкнутая на себя, – заключил он наконец. – Похоже, – он поколебался, – у нее пять выступов, если я верно это называю.
– Так, – осторожно произнес я. – Вы дали мне описание. А теперь скажите, что это такое.
– Какая-то емкость, вместилище?
– Да, – сказал я с той же осторожностью. – И что же она вмещает?
– Вмещает то, что в нее помещается! – со смехом сказал доктор П. – Тут много может быть вариантов. Например, мелочь – как раз отделения для монет пяти разных размеров. Или может…