просто удовольствие.
Но в том-то и дело, что тот, кто больше знает и больше требует, получает больше. Да, знающему любителю музыки мешают недостатки, но зато лишь он может по достоинству оценить удачу музыканта. И радость такого любителя музыки от хорошей музыки не сравнить с радостью (просто радостью) того, кто безразличен к чистой и фальшивой игре, к ярким неожиданным краскам, к интересным находкам исполнителей. И кстати, настоящие музыканты на протяжении веков именно под влиянием подлинных знатоков и ценителей музыки оттачивали свое мастерство. И на концертную эстраду они выходят с расчетом на то, что их будут слушать знатоки.
Итак, будем узнавать.
Интересно, что слово узнавать имеет два значения. «Я вас узнал», — говорит человек, имея в виду, что уже знаком с повстречавшимся ему. «Я узнал об этом только сегодня», — говорим мы, встретившись с чем-то новым, неожиданным.
Вот на этом двуликом узнал и строятся наши встречи с музыкой. Слушая ее, мы узнаем в ней что-то уже знакомое — из жизни, из опыта, из сравнений; а знакомое открывает нам путь к узнаванию незнакомого. И чем больше мы знаем, тем больше у нас возможностей открыть новое. Знания помогают нам не просто оценивать музыку, но чувствовать, постигать ее. И если человек не понимает, что происходит, он не может соучаствовать, сопереживать. А без соучастия, сопереживания не постигнешь музыку.
Вот простой случай.
Пришли мы в концертный зал и ожидаем исполнения симфонии. Мы ничего не знаем ни о симфонии вообще, ни об исполняемой симфонии в частности.
И вот зазвучала музыка. Бушуют музыкальные страсти, одна музыкальная картина сменяет другую. По особой атмосфере в зале мы чувствуем, что присутствующие захвачены происходящим. А мы сидим с одной мыслью... «когда конец?» Дело совсем не в том, что нам не нравится музыка. Местами очень даже увлекательно бывает, интересно и неожиданно. Но из-за того, что мы с самого начала не имели простейшего представления о масштабах произведения, мы не настроились ни морально, ни физически. Мы не рассчитывали на то, что нам придется пройти с музыкой такую огромную дистанцию, не собрались, не сосредоточились, не взяли с собой в дорогу необходимое. Мы просто-напросто не знали, что следует ожидать от этой музыки.
Есть такое слово жанр, которое в переводе с французского означает вид. В концертном зале мы встречаемся с музыкальными произведениями разных видов. Перед нами возникают огромные музыкальные полотна и небольшие этюды-пейзажи, мы наблюдаем сцены размышлений и стремительных действий... Все это разные музыкальные виды, и у каждого из них свои законы, свои правила.
Мы взяли в руки толстую книгу-роман. Нам известно, что в этой книге нас ожидает встреча с человеком, вся жизнь которого пройдет перед нами, что десятки случаев будут вмешиваться в жизнь героя., что он столкнется с множеством людей. И жизнь его будет проходить на фоне важных исторических событий (без этого роман — не роман)...
А вот отрывок-стихотворение:
«Эко чудо — огонек! —
Говорит ему конек. —
Вот уж есть чему дивиться!
Тут лежит перо Жар-птицы,
Но для счастья своего
Не бери себе его...»
Наверное, мы должны были бы удивиться, услышав такое.
Во-первых, слова подобраны в этих строчках так, что, читая их, мы словно маршируем по тексту — такой у них ритм. И потом слова этого повествования выстроены короткими строчками так, что для каждой строки есть пара с очень похожим окончанием: огонек — конек, дивиться — Жар-птицы... А ведь в обычной жизни мы так не говорим.
Во-вторых, речь идет о какой-то небывальщине. Где это видано, чтобы кони разговаривали! А горящие перья Жар-птицы? Кто и где видел такую птицу?
Но мы не удивляемся, а с удовольствием слушаем. Это сказка в стихах. Потому и складно так все написано, потому и кони разговаривают. Таковы правила этой сказочной игры.
Еще не начав читать роман или стихи, мы уже подготовлены к встрече с ними, в них есть для нас что-то ожиданное, то самое знакомое, которое открывает путь к незнакомому.
И приходя в концертный зал, мы тоже должны быть готовы к встрече с музыкой. И если объявлено, что будет исполнен романс, мы должны знать, что услышим сейчас голос певца или певицы. И в романсе, наверное, будет рассказано о переживаниях одного человека, то есть о личных переживаниях героя романса. Потому-то романс и исполняется одним певцом, солистом. Ведь нам показалось бы странным, если бы сто человек запели хором «Я вас люблю...». Бывает и инструментальный романс, но в нем не нарушается основное «правило» романса. Даже если исполняется такой романс большим оркестром, главным в этом произведении все равно остается образ одного человека с его личными переживаниями.
Вот так мы получаем ключ к пониманию музыкального произведения.
Нас ожидает встреча с ноктюрном. Настроимся на тишину. Ноктюрн — это ночная песнь. В нем запахи, шорохи, настроения ночи. Но ведь все музыкальные картины — это картины, которые увидены глазами человека. Значит, и здесь присутствует герой с его чувствами, настроениями, размышлениями. И конечно же, могут быть они самыми разными. Но «ночной» образ подсказывает нам, какой видел эту музыкальную картину композитор, помогает нам проникнуть в ее содержание.
Объявят баркаролу, и зазвучит музыка, в которой слышится плеск и игра волн. Да и может ли быть иначе, если слово барка по-итальянски означает лодка, и баркарола — это песня лодочника.
Услышим серенаду и тотчас представим себе влюбленного кавалера, который поет песню в честь своей возлюбленной. Серено — таким словом называли теплую вечернюю погоду, и именно в эту пору под окнами прекрасных дам раздавались песни влюбленных.
Скерцо — шутка, этюд — музыкальная зарисовка, элегия — жалобная песнь, юмореска — понятно и без пояснения. А вот «танцевальное семейство» — жига, гавот, менуэт, вальс...
О вальсе нужно рассказать особо. Ведь это — король танцев.
Когда мы слушаем вальс, в нашем воображении возникает какое-то кружение. Порою медленное и плавное. А если мелодия подвижная, — то неудержимое, стремительное. Наверное, потому и назвали вальс вальсом. Ведь это слово по-немецки означает вертящийся, кружащийся.
«Кружится вальс...»
Как началось это кружение более двухсот лет назад, так и не останавливается по сей день. Появляются новые модные танцы, но с улыбкой взирает на них вальс, сознавая свое превосходство и величие. Кружит он по всей планете и, видно, не остановится, пока будет жить музыка.
Но кто же гениальный «изобретатель» вальса, кто придумал танец, завоевавший сердца людей?
Вальс придумал не один человек, а тысячи людей. Жили эти люди в маленьких городах Австрии и Германии. Назывались такие городки, в отличие от больших и шумных городов, словом ландль, то есть провинция. В провинции и родился танец, который получил название лендлер — от слова ландль.
Собирались на лужайке парни и девушки, и под звуки деревенской скрипочки начиналось кружение с подпрыгиваниями: «раз-два-три! раз-два-три!..» — гулко хлопают оземь деревянные башмаки, развеваются пестрые юбки.
Вот от этого танца и взял свое начало прекрасный вальс. Как это произошло?
Жители австрийской столицы — Вены — всегда отличались любовью к музыке. Этот город даже называли музыкальной столицей мира. Венцы очень любили народные песни и танцы. Говорят, из двухсот тысяч жителей города пятьдесят тысяч — четверть всего населения! — ежевечерне проводили время в танцевальных залах.
Привезли в Вену и веселый лендлер. Но в городе его нельзя было танцевать так лихо и с такими высокими прыжками, как на лужайке. Того и гляди поскользнешься на блестящем паркете, натертом воском. Пришлось переделать некоторые движения крестьянского танца, сделав его «городским». Он стал более плавным, скользящим, а рискованные прыжки превратились в невысокие подпрыгивания. Вместе с движениями танца изменилась его музыка. Она тоже стала более плавной, мелодичной.
Танцевали вальс и в трактирчике под вывеской «У пылающего петуха», где небольшим ансамблем руководили два молодых музыканта — Йозеф Ланнер и Иоганн Штраус. Они не только играли, но и сами сочиняли вальсы. И прославились своими вальсами на всю Вену. Особенно Иоганн Штраус. Его вальсы перешагнули границы Австрии, и жители многих городов Европы закружились под их музыку.
Иоганн Штраус прославил вальс, а вальс прославил Иоганна Штрауса.
Но еще более знаменитым стал Иоганн Штраус-младший — сын знаменитого маэстро. Он объездил со своими вальсами множество стран, его приезды в Россию приветствовали все любители музыки — и те, кто признавал лишь «серьезную» музыку, и любители музыки развлекательной.
И в наши дни нас покоряет вальсы Штрауса. Тот, кому довелось услышать вальс «Сказки Венского леса» или «На прекрасном голубом Дунае», понимает, почему весь мир влюблен в мелодии Штрауса. В них столько жизни, света, движения, в них столько самых лучших человеческих чувств, что никто при встрече с ними не остается равнодушным.
И вот что интересно. Вальс — танец. Но когда мы приходим в концертный зал, мы только слушаем его, и нам этого достаточно. Вальс давно уже перестал быть лишь музыкальным сопровождением к танцу.
В ритме вальса создается очень серьезная и содержательная музыка. Особое место среди вальсов занимают вальсы Фридерика Шопена, которые написаны для фортепиано. Петр Ильич Чайковский создал изумительной красоты вальсы. Мы слышим их и в балетных спектаклях, и в симфонических концертах...
Так вальс, взявший свое начало от народного танца, пришел в концертный зал, в театр.
А чем является вальс сегодня?