Но Германия о мире даже слышать не желала. Она уже считала своими захваченные территории, вовсю распоряжалась ими, как же можно выпустить их из рук? Только чтобы не поссориться с австрийцами, она после взятия Бухареста объявила, что согласна прекратить войну, попросила США о посредничестве. Однако инициатива была голословной и чисто декларативной. Страны Антанты выдвинули условия — уйти с оккупированных земель, компенсировать ущерб, и миротворчество сразу заглохло. Зато кайзеровское правительство теперь разводило руками перед союзниками и собственным населением — мы были готовы мириться, но нашим противникам это не угодно. Впрочем, настроение быстро подняли дальнейшими победами над румынами, а Австро-Венгрию постарались ублажить, пообещали ей часть Румынии, итальянские и российские области.
Хотя в германском командовании понимали — положение совсем не блестящее. Наступать было больше нечем. На 1917 г. ни на одном фронте не планировали активных операций, только оборону. Выискивали любые резервы. Во Франции Гинденбург решил оставить Нуайонский выступ. В тылу развернулось строительство мощнейшей укрепленной «Линии Зигфрида» — или, как ее назвали, «Линии Гинденбурга». Предполагалось, что войска отойдут на нее, фронт спрямится и можно будет высвободить 13 дивизий.
Удары наметили лишь на море — неограниченную подводную войну. Прежние проекты, создать флот из 205 подводных лодок, выполнить не удавалось, для их строительства не хватало сырья. Имелось лишь 138. Но Гинденбург и начальник морского генштаба Гольцендорф прикинули, что этого будет достаточно. На позициях находятся 20 субмарин, потом их сменяют другие. Рассчитывали, что блокада сломит Англию за 6 месяцев, а за ней, глядишь, вся коалиция развалится. Кайзер опять переживал, не подтолкнет ли это к войне Америку. Но вес самого Вильгельма в руководстве очень снизился, Гинденбург и Людендорф давили на него, а Гольцендорф заверил «словом офицера», что ни один американский солдат не высадится в Европе — субмарины не позволят.
На самом-то деле германское командование уже знало — США вступят в войну в любом случае. Осторожничать не приходилось. Но оно знало и о другом: у Америки нет армии, в течение 1917 г. ее можно не опасаться. Действительно, США готовились примкнуть к Антанте. За время войны они неплохо поживились не только торговлей: совершили интервенцию на Гаити, в Доминиканскую республику, Никарагуа, на Кубу. Теперь предстояло влезть в мировую схватку со свежими силами. С огромным преимуществом перед другими участниками, разоренными и понесшими страшные потери. Соответственно, занять главное место в лагере победителей.
В августе 1916 г. в США был принят закон об ассигнованиях на армию, образован Совет национальной обороны. Но все шаги приходилось предпринимать подспудно. Предстояли выборы, а Вильсон рекламировался сугубым пацифистом. Предвыборная кампания велась под лозунгом «Вильсон уберег Америку от войны». В ноябре он выиграл, остался в кресле президента на второй срок. Вот тогда-то ограничения снялись. Но США и впрямь было нечем воевать. У них имелся флот и части морской пехоты. Этого хватало для операций в «банановых республиках», а армию для большой войны еще предстояло создать, обучить.
Пока боевые действия продолжались в прежнем составе. Жоффр планировал на 1917 г. серию из трех наступлений, чтобы перемолоть в них неприятельские силы. Но «перемалывания» с потоками крови уже настолько всех достали, что взвыли и правительство, и англичане, и французские военные. План отвергли, Жоффр обиделся и подал в отставку. Однако он и сам всех достал, и правительство отставку быстренько приняло. Оформило ее почетно, дало Жоффру «на дембель» чин маршала, а верховным главнокомандующим был назначен «герой Вердена» Нивель. Он предложил разгромить немцев в одном сражении. Атаковать на второстепенных участках, отвлечь врага, а затем внезапным ударом проломить фронт и сразу двинуть в прорыв огромную «маневренную массу» из трех армий.
Операцию наметили на февраль. Очередной раз оборудовали неимоверное количество батарей, железнодорожные ветки и склады для снарядов, сближались с неприятелем траншеями. Но в середине января вдруг заговорили германские орудия. Их войска бросились в атаки. У села Оберив стояла 3-я русская бригада Марушевского. На нее враг пустил три волны газов. Во французской армии, в отличие от нашей, противогазов еще не было, и в бригаде погибло около 500 солдат. Другие выжили, но страдали от отравлений. Несмотря ни на что, штурм германской пехоты встретили огнем и отбили.
Но немцы этими атаками маскировали отступление. Пока гремели бои, отводили тылы, вторые эшелоны. А 3 февраля неожиданно для французов и англичан германские части снялись с позиций, стали отходить. Бросили Нуайонский выступ и заняли построенные для них укрепления — «Линию Зигфрида». Готовившееся наступление Нивеля сорвалось. Занимали территорию, оставленную неприятелем, а дальше надо было заново рыть траншеи, оборудовать и подвозить батареи, подводить железнодорожные ветки, перемещать склады…
На море с 1 февраля немцы объявили неограниченную подводную войну. США получили хороший предлог, тут же разорвали с ними дипломатические отношения. Но на это уже не обращали внимания, забабахали взрывы торпед, шли на дно десятки судов. Англичане запаниковали, ужасались остаться на своих островах без подвоза продовольствия, металла, топлива. А вдобавок немцы переняли русский опыт, научились строить тяжелые бомбардировщики. Уже не только дирижабли, а самолеты начали совершать дальние рейды, бомбить Лондон, Париж.
И только Россия продолжала побеждать. Выправила последствия румынской авантюры и снова била неприятелей. Под Ригой немцы укрепились основательно. Построили 3 линии траншей, блокгаузы, на буграх между болотами доты, в лесах — засеки из деревьев, оплетенные колючей проволокой. Собрались зимовать, натащили в блиндажи и теплые землянки даже рояли — скрасить долгие вечера. Коров, чтобы иметь свежее молоко. Вот и решили их вышвырнуть в голое поле. На правом берегу реки Курляндская Аа (Лиелупе) враг удерживал плацдарм у озера Бабите и городка Олай (Олайне). На участке 30 км стояло 3 германские дивизии. Силами 12-й армии Радко-Дмитриева была намечена частная Митавская операция — ликвидировать плацдарм, нацеленный на Ригу, отбросить немцев за реку, а при удаче развивать удар на Митаву (Елгава).
Для этого сосредоточили 5 дивизий — 6-й и 2-й Сибирские корпуса, Особую бригаду и еще ряд частей. Собрали большое количество авиации, она должна была поддержать наступление. А в резерве ждали казаки, 4-я Кавказская бригада, чтобы бросить их в прорыв. Войска распределили на 3 группы, в центре Бабитская — 3 дивизии и 208 орудий, а вспомогательные удары на флангах наносили Одингская и Олайская. Радко-Дмитриев еще летом выдвигал идею — попробовать наступать вообще без артподготовки, без инженерных работ. Зато получится совершенно внезапно. Теперь он решил рискнуть.
Солдатам выдали маскхалаты, провели тщательную разведку. 5 января мела вьюга. Перед рассветом, в темноте и метели, дивизии Бабитской группы ринулись на врага. Неожиданно свалились на немцев, смяли, прорвали оборону, заняли несколько деревень, продвинулись на 5 км и вышли на берег Курляндской Аа. Но эксперимент устроили только в центре. На флангах Одингская и Олайская группы начали атаку уже утром, после артподготовки. Противник успел изготовиться, подтягивал резервы, встретил огнем, контратаками, и захватить германские позиции не сумели. Из-за той же вьюги смогли взлететь лишь несколько самолетов, их швырял сильный ветер, не давал вести прицельный огонь. Завязла в снегах и казачья бригада, ее не удалось послать сразу же вслед за пехотой.
Но прорвавшаяся группа повернула направо. Среди ночи последовал мощный короткий артиллерийский налет, и войска навалились с тыла и фланга на немцев, которые еще держались перед соседями. Сильный опорный пункт, Пулеметная горка, оказался окружен. Несколько батальонов немцев, оборонявших его, были уничтожены или сдались. Действовать приходилось в очень тяжелых условиях. Сибиряки пробирались по болотам, через глухие заросли, останавливались на морозе под открытым небом. Тем не менее взяли еще ряд сел, очистили плацдарм на протяжении 15 км.
Однако фактор внезапности исчерпал себя. Немцы опомнились, перебрасывали к прорыву подмогу, начались контратаки. Главнокомандующий фронтом Рузский обратился в Ставку, просил направить ему более крупные контингенты. Гурко отклонил его просьбу. Операция оставалась частной, и распылять силы было нецелесообразно. 11 января наступление было прекращено. Но командование германской 10-й армии уже не на шутку переполошилось, собрало на этом участке все резервы и поставило им задачу вернуть утраченные позиции. Немцев раз за разом отбивали, а они упрямо лезли снова, устилали снег трупами, было много обмороженных. Это продолжалось почти месяц. Отбить плацдарм так и не сумели, 3 февраля неприятельское командование приказало поредевшим частям прекратить атаки. Под русскими снарядами начали долбить мерзлую землю, строить новые линии обороны.
В общем, до Митавы наши солдаты не дошли, но врага потрепали ощутимо, и выяснилось, что прорывать укрепленные позиции научился не только Брусилов. Хотя во время боев был и тревожный случай. Революционеры поработали в 17-м Сибирском полку, он взбунтовался, отказался идти в атаку. Его окружили надежными войсками и разоружили, 92 зачинщика арестовали. А в полк отправился протопресвитер армии и флота Георгий Шавельский. Отслужил с солдатами молебен, устыдил и призвал к покаянию. Бойцы рыдали от стыда, обещали исправиться. Через два дня полк пошел в бой и сражался отлично.
А на Румынском фронте неприятельские войска разогнались в преследовании, пытались по инерции и дальше напирать на румын. Но Сахаров выжидал этого момента. В середине января его армии нанесли вдруг общий встречный удар. Опрокинули и разбили зарвавшегося противника, многие «победители» очутились в плену, остальные откатились назад.