— нет, монархия вообще не нужна.
Родзянко выступал дисциплинированным передаточным звеном. Он снова бомбардировал телеграммами Ставку, требуя задержать информацию об «отречении», «пока я вам не сообщу об этом». Снова пугал гражданской войной и извещал — успокоить ситуацию удалось только путем соглашения: через некоторое время созвать Учредительное собрание, которое установит форму правления в России. А лидеры заговорщиков были подняты по тревоге, в 6 часов утра к великому князю Михаилу Александровичу нагрянули 18 человек — Родзянко, Керенский, Львов, Милюков, Гучков и др. Навалились обрабатывать его, чтобы отказался от престола. Только Милюков и Гучков спорили, стояли за конституционную монархию. Остальные, в том числе лоббировавший Михаила Александровича Родзянко, уже «сменили ориентацию».
Великого князя подняли с постели, он был ошеломлен свалившимися на него известиями — и об «отречении» брата, и о том, что ему самому надо немедленно, спросонья, принимать вот такое судьбоносное решение. Ему дружно вываливали доводы, почему он не должен принимать корону. Он колебался, опасался совершить ошибку. Тогда Родзянко со Львовым утащили его для разговора наедине и уговорили на придуманный ими компромисс: Михаил Александрович как бы и не отказывается от престола, но и не принимает его до тех пор, пока этот вопрос не решит Учредительное собрание. Действительно, при таком раскладе все получалось солидно, законно. И решение великого князя откладывалось. Ему не нужно было брать на себя власть, усмирять беспорядки. Его предложенный вариант удовлетворил. А заговорщиков тем более удовлетворил. Ведь Львов указом Николая II был официально назначен главой правительства. Теперь оно стало единственной легитимной властью в России!
Доказательство, что эти повороты регулировались зарубежными силами, обнаружил известный историк П. В. Мультатули. В архивах США он нашел и опубликовал донесение американского посла в Петрограде Френсиса госсекретарю Лансингу от 19 марта: «Приняты все меры, чтобы не допускать никаких претензий на трон как со стороны великого князя Михаила, представляющего прямое наследование после отречения царя и царевича, так и сделать тщетной всякую попытку сохранить императорскую преемственность вплоть до “people act”». Выражение «people act» означает в данном контексте физическое устранение любого преемника, готового занять царский трон.
Два акта, о мнимом отречении Николая II и непринятии престола Михаилом Александровичем, опубликовали одновременно. Провозглашалось, что в сентябре будет созвано Учредительное Собрание, которое определит форму правления в России. А до этого власть переходит к Временному правительству Львова. Ну а представитель МИД при Ставке Николай Базили все эти дни неотлучно находился возле Алексеева, направлял его своими советами, составлял проекты царских манифестов. 4 марта, когда операция с «отречением» завершилась, он выехал в Петроград. В столице он сделал доклады Родзянко, Львову, Милюкову и Гучкову. Нужны ли комментарии?
Когда об «отречении» зачитывали воинам на фронте, потрясение было колоссальным. Деникин писал: «Войска были ошеломлены — трудно определить другим словом первое впечатление, которое произвело опубликование манифеста. Ни радости, ни горя. Тихое, сосредоточенное молчание… И только местами в строю непроизвольно колыхались ружья, взятые на караул, и по щекам старых солдат катились слезы». С фронтов докладывали, что солдаты восприняли манифест «сдержанно и спокойно», многие «с сожалением и огорчением», «преклонялись перед высоким патриотизмом и самопожертвованием государя, выразившемся в акте отречения».
Из генералов и офицеров лишь отдельные проявили принципиальность, как командир 3-го конного корпуса граф Келлер. Он наотрез отказался присягать Временному правительству и был уволен в отставку. Другие считали: война-то продолжается. Главное — победить врага, а внутренние проблемы как-нибудь решим. Третьи и сами радовались, внимали пропаганде заговорщиков о победе «великой и бескровной». Да уж какая бескровная! Только в одном Питере было убито и ранено свыше 1400 человек. Погромы перекинулись на разложившиеся базы Балтфлота, в Кронштадте и Гельсингфорсе истребляли офицеров, был убит и командующий флотом Непенин.
А ложь и жульничество продолжались. В опубликованном подложном «манифесте» речь шла о добровольном «отречении» Николая II, а 7 (20) марта его и императрицу уже официально взяли под арест. Указ царя о назначении Верховным Главнокомандующим Николая Николаевича даже не был опубликован. Великий князь успел только доехать до Ставки и получил от Львова предписание, что принимать командование ему нецелесообразно. Он понял намек и беспрекословно подал в отставку. Рузский, очевидно, рассчитывал на повышение за свои заслуги. Но и он уже 11 марта был уволен.
Шумели о «демократии», боролись за «истинный парламентаризм по западноевропейскому образцу» (и некоторые историки до сих пор тупо повторяют, будто Февральская революция установила «парламентаризм»). На самом-то деле все было наоборот. Временное правительство сделало то, на что не решался царь. Сразу распустило Думу! Она сыграла свою роль в раскачке, и от нее избавились. Кучка заговорщиков объединила в своих руках такую власть, какой не было даже у царя, — и законодательную, и исполнительную, и военную, и верховную!
Но кто же тогда «узаконил» Временное правительство, кто придал ему статус «легитимности»? Не народ. Никакой общенародной поддержки оно не имело. Не Дума. Она прекратила существование. Это сделали западные державы. Дипломаты докладывали, что в правящих кругах Англии радость по поводу революции «была даже неприличной». Ллойд Джордж, узнав о свержении царя, воскликнул: «Одна из целей войны теперь достигнута!» Сентиментальные французы сперва жалели «бедного русского царя», еще помнили о спасении в 1914 и 1916 гг. Боялись и насчет русских долгов. Но убедились, что Временное правительство от долгов не отказывается, и успокоились. А газеты быстренько подправили «общественное мнение», французы начали радоваться «освобождению» России. Америка вообще встретила переворот бурным ликованием, торжественными собраниями высшей элиты в огромном Карнеги-холле и Манхэттен-опере. Президент Вильсон гневно осудил «автократию, которая венчала вершину русской политической структуры столь долго».
США признали новую российскую власть в рекордные для своей внешней политики сроки, 22 марта (через два дня после постановления об аресте царя). Временному правительству с ходу пообещали кредит в 325 млн долл. 24 марта последовало признание со стороны Англии, Франции и Италии. Ну кто после этого усомнился бы, что Временное правительство самое что ни на есть «законное»? На церемонии вручения верительных грамот посол Бьюкенен поздравил «русский народ» с революцией. Подчеркнул: главное достижение России — это то, что «она отделалась от врага». Под «врагом» понимался не кто иной, как Николай II. Совсем недавно награжденный высшим британским орденом и произведенный в чин британского фельдмаршала «в знак искренней дружбы и любви». 6 апреля США вступили в войну. Как и планировали Вильсон с Хаусом — после переворота в России. Впрочем, пока вступили чисто декларативно, американская армия насчитывала лишь 190 тыс. человек, меньше, чем у Болгарии или Румынии. Полки и дивизии, которым предстояло воевать, только начали формироваться.
А с царем за его рыцарскую честность, верность союзническому долгу западные «друзья» расплатились сполна. Николай Александрович обратился к Львову, хотел выехать в Англию, а после войны поселиться в Ливадии частным лицом. Вроде бы и Временное правительство не возражало. Запросили англичан, и они соглашались, но… указали на препятствие, опасность морских перевозок. Новые российские власти через посредничество Дании связались с Германией, чтобы она пропустила Николая II и его близких. Немецкое командование повело себя благородно, заверило: «Ни одна боевая единица германского флота не нападет на какое-либо судно, перевозящее государя и его семью».
Но тут выезд тормознуло само Временное правительство, начало следствие об «измене» Николая Александровича и царицы. Впрочем, развалившееся — невзирая на предвзятость, не нашедшее ни одной зацепки для таких обвинений. Группа офицеров-монархистов, в том числе состоявших в охране государя, подготовила его побег в Швецию, это еще можно было сделать. Но он отказался. Не хотел быть беглецом из родной страны, ждал обещанной отправки в Англию. Однако британцы выдвинули новое препятствие. Мелочно озаботились, кто будет содержать и кормить гостей?
У царя денег не оказалось. Все личные средства, хранившиеся на его банковских счетах, около 200 млн руб., он в годы войны пожертвовал на нужды раненых, увечных и их семей. Переговоры тянулись до июня, а потом Лондон резко отказался от всех обещаний, Бьюкенен передал Временному правительству ноту, что не может «оказать гостеприимство людям, чьи симпатии к Германии более чем хорошо известны». Оболгали и отвернулись. А когда Временное правительство вместо Львова возглавил Керенский, он вместо Англии или Крыма сослал царскую семью в Сибирь. Без всякого суда, не предъявив никаких обвинений, которые так и не смогли накопать. Хотя Керенский-то был адвокатом — защищал революционеров и даже шпионов от «царского произвола».
Глава 66.Реймс и Галич
Под флагом «свобод» Временное правительство одним махом смело структуры царской администрации, жандармерии, полиции (а они выполняли в России много функций — охраны порядка, сбора налогов, санитарного контроля и т. п.). Провозглашались неограниченные свободы слова, печати, митингов и демонстраций, отменялась смертная казнь. Была объявлена общая амнистия, на волю вышли политические всех мастей и 100 тыс. уголовников. Преступность подскочила в 6 раз. Революционных эмигрантов новая власть зазывала на родину, оплачивала им дорогу. Из Швейцарии через Германию поехал Ленин со своей командой. А из Нью-Йорка отчалил Троцкий, успевший стать британским агентом. Правда, в Канаде его арестовали как германского шпиона. Но ненадолго. Подержали и выпустили. По замыслам его английских и американских покровителей, первым в Петроград должен был попасть Ленин — именно через Германию, замаранный связями с ней. Собственную подрывную работу они рассчитывали свалить исключительно на немцев.