Важная роль отводилась индивидуальному обучению солдат и командиров. Русские офицеры и унтер-офицеры были настоящими мастерами военного дела. Классик военной педагогики М. И. Драгомиров в своих работах требовал: «Близко общаться с подчиненными»; «ставить службу выше личных дел»; «не бояться самостоятельности». Кадровая русская армия превосходила германскую и по качеству бойцов. Россия содержала гораздо меньшие вооруженные силы, чем позволяли ее человеческие ресурсы. Из призывников медицинские комиссии отбирали лишь 52 %! Самых здоровых и сильных. (В Германии отсеивали всего 3 %, явных инвалидов.)
Слабые стороны имелись и у русских. Со времен Петра I сохранялась практика назначать офицеров и генералов на гражданские административные посты. Чины и выслуга при этом шли, и потом их, забывших о строевой службе, могли вернуть в армию. Плохо была поставлена подготовка резерва. Сборы и учения запасников проводились только у казаков. А 48 % призывников, которые не попадали на действительную службу и числились в ополчении, оставались вообще необученными. С офицерским резервом дело обстояло еще хуже. Это были выпускники вузов, получавшие с дипломом чин прапорщика запаса, но о службе не имевшие понятия, или офицеры, уволенные по возрасту, состоянию здоровья, за проступки.
В военной области негативно сказывалось и западничество. Французы, несмотря на грубейшие недостатки собственной армии, были уверены, что она подготовлена лучше всех. Самоуверенно поучали коллег из Петербурга, и русские генштабисты перенимали глупые теории «борьбы воль», «порыва». Под влиянием французов недооценивали тяжелую артиллерию. Позже, правда, спохватились, по новой военной программе артиллерию предполагалось значительно усилить. На корпус должно было приходиться 156 орудий, из них 24 тяжелых. Но реализация этих планов только начиналась, и в августе 1914 г. на корпус приходилось 108 пушек, из них 12 тяжелых (122 или 152 мм).
Военное министерство возглавлял генерал от кавалерии Сухомлинов. Он был толковым администратором, много сделал для подготовки к войне. Но чрезмерным рвением не отличался. На январь 1914 г. из ассигнований, выделенных военному ведомству, накопилась огромная сумма в 250 млн руб., их просто не удосужились использовать. Министерство не следило за сроками выполнения заказов, графики поставок срывались. Вместо того чтобы развивать отечественную промышленную базу, Сухомлинов размещал заказы в Англии, Франции, даже в Германии. За рубежом изготовлялись тяжелые орудия, самолеты, часть боеприпасов. Иностранцы совершенно окрутили министра. Сделать это было не трудно. Сухомлинов, вдобавок ко всему, был человеком легкомысленным, в 60 лет женился на 28-летней красавице. Она была ветреной и расточительной, муж всячески ублажал ее и постоянно нуждался в деньгах. Представители зарубежных фирм подмазывали его взятками, получая заказы. А среди тех, кто наставлял ему рога с супругой, был резидент австрийской разведки Альтшиллер.
Русский План-19 предусматривал два варианта действий. Вариант «А» — если первый удар немцев обрушится на Францию, и вариант «Г» — на Россию. По первому варианту, который и начал осуществляться, 4 армии Юго-Западного фронта (52 % всех сил) сосредотачивались против Австро-Венгрии. Встречными ударами из Польши и с Украины они должны были уничтожить неприятельские силы в Галиции и развивать наступление на Вену и Будапешт. Против Германии действовали 2 армии Северо-Западного фронта (33 % сил). Сходящимися ударами с востока, из Литвы, и с юга, из Польши, предусматривалось разгромить немцев в Восточной Пруссии и тем самым оттянуть на себя войска из Франции. Кроме того, развертывались две отдельные армии (15 % сил) — 6-я, для прикрытия Петрограда и побережья Балтики, и 7-я — для защиты румынской границы и берегов Черного моря.
Сперва считалось, что Верховным Главнокомандующим будет царь, но его уговорили не принимать на себя руководство войсками. Этот пост занял 58-летний генерал от кавалерии великий князь Николай Николаевич. Он в свое время отличился на Русско-турецкой войне, был награжден орденом С в. Георгия IV степени. С 1905 г. командовал Петербургским военным округом, возглавлял военный совет по реорганизации армии после японской войны. Знал и помнил всех офицеров, с которыми когда-либо встречался, и многих солдат. А по своим взглядам был убежденным англофилом, видел в Британии идеал для подражания.
Начальником штаба Ставки автоматически становился начальник генштаба. На эту должность в 1914 г. прочили талантливого генерала М. В. Алексеева. Но Сухомлинов придрался, что он, будучи выходцем из низов, не знает языков — как же он будет общаться с союзниками? В результате был назначен Янушкевич, прежде возглавлявший Академию генштаба, а должность генерал-квартирмейстера, отвечавшего за оперативную работу, занял генерал Данилов. Они звезд с неба не хватали, но по уровню подготовки не уступали зарубежным коллегам.
Ставка Верховного Главнокомандующего разместилась в Барановичах. Здесь все было устроено без какой-либо роскоши, даже без «лишних» бытовых удобств. Николаю Николаевичу выделили лучший дом в городе, но он находился далеко от станции, где имелись линии связи и обосновались оперативный и разведывательный отделы. Великий князь предпочел жить в вагоне. Большинство служб также располагались в вагонах на запасных путях. Хотя не обошлось без казусов — Николай Николаевич был очень высокого роста и, задумавшись, несколько раз набивал себе шишки в низких вагонных дверях. Тогда его сотрудники догадались наклеивать бумажки на верхние притолоки, чтобы обратить внимание великого князя и заставить вовремя нагибаться.
Всего к началу войны в странах Антанты имелось 6,2 млн солдат и офицеров и 13 тыс. орудий, у Центральных держав, Германии и Австро-Венгрии — 4,4 млн штыков и сабель, 15 тыс. орудий. Но английские и французские войска были рассредоточены по колониям, русские — по просторам своей страны. Если же брать те силы, которые готовы были вступить в сражение, то на Западе французским, английским и бельгийским частям (1,6 млн при 4640 орудиях) противостояли равные по численности германские армии. На восточном театре действовало более 1 млн германских и австро-венгерских солдат при 2,7 тыс. стволов артиллерии, русских — 850 тыс. при 3,2 тыс. орудий.
Глава 8.Первые бои
2 августа 1914 г. люди стекались к Зимнему дворцу. Масса народа запрудила Дворцовую площадь. Реяли флаги, транспаранты — «Да здравствует Россия и славянство!» Собирались рабочие, студенты, чиновники, гимназисты. Но все были сдержаны, торжественно строги. Были одеты по-праздничному, хотя шли совсем не на праздник. Из разных уст звучали одни и те же слова: «Германия… Вильгельм… сербы…» Все уже знали: немцы объявили войну, по толпам порхали листки с царским Манифестом.
В залах дворца тоже было людно. Мундиры военных, фраки дипломатов и сановников. Рокотали басы священников, стройно и возвышенно пел хор. К небесам возносился молебен о даровании победы русскому оружию. По стране начиналась мобилизация — и первым из воинов принимал присягу сам государь. Это была старая присяга, такая же, какую приносил его прадед Александр I в грозном 1812 г. Отблески свечей играли на золотом окладе Евангелия, в напряженной тишине звучали проникновенные и волнующие слова… Николай Александрович обратился к присутствующим. Он не желал этой войны. До последней возможности старался предотвратить ее. Но теперь, когда она уже началась, государь говорил другое. Говорил, что никогда не согласится закончить войну, пока хоть одна пядь русской земли будет занята неприятелем.
Тишина взорвалась громовым «ура». Оно будто переполнило дворец, покатилось по залам, коридорам, из окон перехлестнуло на площадь — людское море не слышало слов царя, но тоже подхватило, и могучее «ура», нарастая, расплеснулось во все стороны. Николай II вышел на балкон, за ним появилась императрица. Когда люди увидели государя, бесчисленную массу будто пронизала электрическая искра, и воздух сотрясся новым «ура». Склонились знамена, и толпы в общем порыве упали на колени. Царь хотел что-то сказать, поднял руку. Передние ряды затихли, но задние не видели этого, оттуда опять накатывалось «ура» непрерывными волнами. Николай Александрович понял, что его все равно не услышат. Но нужны ли были слова? Он просто стоял, склонив голову, пряча растроганные слезы. В трудный час они были едиными — царь и народ. Это чувствовалось и сердцем государя, и всеми русскими сердцами, тянувшимися к нему…
Да, народ встретил войну с единодушным патриотическом подъемом. Все осознавали — не мы ее начали. Враги угрожают и нашей стране, и братьям-сербам. Санкт-Петербург был переименован в Петроград — символически открещиваясь от всего «немецкого», даже в названиях. В стране на время войны объявлялся сухой закон, и люди восприняли его с полным пониманием. А сама война не называлась тогда мировой (и уж конечно — не Первой мировой). Этот термин утвердился значительно позже. В народе говорили «германская», официально ввели формулировку «Великая война». А поскольку опасность нависла над самим Отечеством и война началась при общей народной поддержке, то появилось и другое наименование — Вторая Отечественная. Или Великая Отечественная.
Политические партии прекратили свою обычную грызню, либералы «заключили мир» с правительством. В Думе левый Милюков и правый Пуришкевич публично обменялись рукопожатием. А национальные фракции — поляки, латыши, литовцы, татары, евреи и т. п. — приняли общую декларацию, выражали «неколебимое убеждение в том, что в тяжелый час испытания… все народы России объединены единым чувством к родине, твердо веря в правоту своего дела, по призыву своего государя готовы стать на защиту Родины, ее чести и достоинства». Хотя при этом… далеко не все были искренними. Либералы и демократы восторгались именно тем, что мы действуем в союзе с Англией и Францией. Строились прогнозы, что в подобном альянсе и России придется меняться, ориентируясь на союзников. А в кулуарах, втихаря, откровенно поговаривали, что победа в войне должна стать «победой не царизма, а демократии».