В горах стояли 20-градусные морозы, а ночью доходили до 30. Ветер поднимал на вершинах и в ущельях метели. Но на 11 февраля был назначен штурм. Время Юденич выбрал необычное. Не на рассвете, как делалось обычно, — артподготовку начали в 14.00, а атаковать было приказано в 23.00. Ночной бой считается вершиной военного искусства, а уж тем более в горах и в такую погоду. Командующий полагал, что его войска достаточно подготовлены. Но подчиненные командиры, когда дошло до дела, заколебались. Уж очень трудная и необычная задача предстояла им. Нервничали, находили у себя разные недочеты. Со всех сторон посыпались просьбы перенести атаку. Юденич ответил: «Хорошо, согласен дать вам отсрочку: вместо 23 часов штурм начнем в 23 часа 5 минут».
Это подействовало. Его уверенность вольно или невольно передалась другим начальникам. Впрочем, он знал, что делал. Когда колонны двинулись вперед, турки в темноте не могли разобраться, какие силы с какой стороны их атакуют. Солдаты карабкались по обледенелым склонам, увязали в сугробах, но ночью во вьюге они были невидимыми в своих маскхалатах. Сотни неприятельских орудий и пулеметов палили вслепую. К утру обозначились первые успехи.
С севера, как и планировалось, развернулся 2-й Туркестанский корпус. Одна из его дивизий, стрелки генерала Азарьева, взобралась на вершины хребта Гяур-даг. Здесь у турок были построены полевые траншеи, шел бой за них. Раненых и обмороженных клали на полотнища палаток и отправляли в тыл, спуская со склонов, как на санях. Полки Азарьева отвлекли на себя 2 дивизии противника, и их соседи, ударная дивизия Чаплыгина, овладела передовыми позициями турок, ворвалась в проход Гурджи-Богаз. Посреди узкого ущелья на конусообразной горе высился форт Кара-Гюбек. К нему подобрались саперы и взорвали стену, форт был взят. Командование направило сюда конницу, 5-ю казачью дивизию. Но двигаться дальше было еще нельзя. Не пускал форт Тафта — сам по себе мощная крепость, окруженная редутами и проволочными заграждениями. Наши части остановились возле устья ущелья.
С востока, со стороны 1-го Кавказского корпуса, сумели подняться на горы и вклинились во вражескую оборону 2 полка 39-й дивизии Рябинкина. Елисаветпольский зацепился в турецких окопах, а Бакинский захватил форт Долан-гез. Но соединения, наступавшие на стыке корпусов, донские пластуны Волошина-Петриченко и стрелковая дивизия Воробьева, застряли. В горах Карга-Базар они попали в слишком глубокий снег, долину речушки Кечк-су завалило слоем в несколько метров. Пробивались с огромным трудом, один из батальонов пластунов за ночь потерял 500 человек замерзшими и обмороженными.
Между прорвавшимися колоннами Чаплыгина и Рябинкина остался промежуток, и турки стали собирать против них все, что можно. К Гурджи-Богазскому проходу Камиль-паша послал дивизию из своего резерва, приказал запереть ущелье, оборудовать перед ним окопы. Но рыть окаменевшую землю было невозможно, а господствующие высоты были уже у русских. Хватило одной батареи капитана Кирсанова, она прицельным огнем расстреляла и прогнала турецкую пехоту, мечущуюся на открытом месте. Потом принялась прочесывать с фланга неприятельские позиции по соседству, заставила убраться их защитников, наши солдаты и казаки, собравшиеся в ущелье, продвинулись южнее.
А вот отряду Бакинского полка, засевшему в форте Долан-гез, пришлось туго. На нем сосредоточили огонь ближайшие форты и батареи. Сообщение со своим тылом пресеклось, и массы аскеров полезли на приступ. 1400 бакинцев во главе с подполковником Пирумовым из винтовок и пулеметов отбили 5 атак. Потом кончились патроны — и еще 3 атаки отбрасывали штыками. Вместе со здоровыми сражались раненые, способные держать оружие. Лишь ночью к форту сумел пробраться смельчак, привел нескольких осликов, нагруженных боеприпасами. Утром очередную атаку снова встретили пулями.
13 февраля части Воробьева и Волошина-Петриченко все-таки перевалили через снега и горы. Группами и подразделениями они начали выходить в долину. Очевидец описывал, как измученные донцы даже не съезжали, а «сползали на заднем месте» с белых круч. Но как только спустились, бросились в атаку, ворвались на редуты форта Тафта, захватили стоявшие там полевые орудия. А стрелки Воробьева взобрались на отвесные скалы и очутились на подступах к форту Чобан-деде. Турки обнаружили их и жестоким огнем заставили остановиться, вдавливаться в снег и лед. Но их появление облегчило положение осажденных бойцов Пирумова и солдат Елисаветпольского полка, державшихся в окопах поблизости от них. Контратаки турок ослабели, часть их артиллерии перенацелилась на новых противников.
14 февраля донские пластуны и присоединившиеся к ним солдаты Туркестанского корпуса взяли форт Тафта. Однако у бакинцев в форте Долан-гез осталось в строю 300 человек, остальные были убиты или переранены. Елисаветпольцы во главе с командиром полка Фененко тоже поредели и едва держались. Чтобы прорваться к своим отрезанным частям и подкрепить их, генерал Рябинкин послал 154-й Дербентский полк полковника Нижерадзе. Турки подпускать подмогу не собирались, обрушили ливень пуль и снарядов. Полк залег, не в силах поднять голову. И тогда вдруг встал полковой священник о. Павел (Смирнов). Взметнул над головой крест и повел дербентцев в атаку, как со знаменем.
Солдаты и офицеры воодушевились, бросились за ним. Взобрались на кручи, соединились с бойцами Елисаветпольского полка. А ночью ударили на форт Чобан-деде, он пал. Весь северный фланг турецкой обороны был взломан, четыре форта находились в руках русских, и дальнейшим разгрызанием твердынь Юденич заниматься не стал. Ввел в прорыв конницу, Сибирскую бригаду и 5-ю казачью дивизию. Приказал им идти не на Эрзерум, а нацелиться гораздо западнее, на Аш-калу. Вслед за казаками командующий повернул весь корпус Пржевальского — двигаться в неприятельские тылы. А корпус Калитина возобновил атаки с фронта.
У турок поднялся переполох. Казаки и русская пехота устремились на запад, оставили Эрзерум позади себя, грозили перерезать пути отхода. Враг начал бросать оставшиеся форты, спешил выбраться. Не стал он оборонять и цитадель Эрзерума. Турецкое и немецкое командование, загрузившись в машины, понеслось прочь. За ним хлынули подчиненные. В 5 часов утра 16 февраля в город вошли наши войска. А Сибирская бригада Раддаца вскоре взяла Аш-кашу, захватила в плен целый батальон и перекрыла врагу дорогу на запад. Остатки 9 турецких дивизий заметались беспорядочными толпами, бросали обозы и оружие. Одни сдавались, другие выбирались окольными тропами, во множестве замерзали в горах.
Известие о грандиозной победе грянуло по всему миру буквально как гром среди ясного неба. Россия отступала, ее считали почти погибшей — и вдруг… Прикусили язык думские либералы. Вынуждены были похвалить Жоффр и Китченер, признали операцию «блестящей». Им-то было досадно. Подписывая поздравления, наверняка вспомнили собственный «блеск» в Дарданеллах. А турецкое и германское руководство находилось в полном шоке. Один русский удар перечеркнул все их планы…
Но успехи Кавказской армии не ограничились Эрзерумом. Одновременно с главной операцией Юденич приказал наступать своим соединениям на флангах. На левом, у Мелязгерта и Ванского озера, изготовился к броску 4-й Кавказский корпус Де Витта. 22 января, когда турецкое командование стягивало силы к Эрзеруму, он перешел в атаку. Неприятель собрал все наличные войска, полки пехоты, курдскую конницу, карателей-гамидие, у села Кара-Кепри. Их разгромили и порубили. Казаки 1-го Лабинского полка ворвались в город Хнус, захватили большие артиллерийские склады. Послать сюда подкрепления Камиль-паша уже не мог, и русские ринулись дальше. 16 февраля, одновременно с Эрзерумом, был взят Муш. Турки пытались отстоять хотя бы Битлис, собрали части из соседних районов. Но к городу вышли казачьи дивизии Абациева и Чернозубова с армянской дружиной Андраника. 2 марта неприятеля смяли в рукопашной и овладели Битлисом.
А на правом фланге фронта, по берегу Черного моря, наступал Приморский отряд под прикрытием кораблей Батумского отряда. 8 марта 3-я Кубанская пластунская бригада генерала Геймана атаковала и захватила турецкий порт Ризе. В ходе этих операций наши войска продвинулись на 150 км. Неприятельская 3-я армия потеряла больше половины личного состава — 66 тыс. человек (из них 13 тыс. пленными). Было взято 323 орудия, 9 знамен. Хотя и русской армии победа далась не дешево. Наши потери составили 14.796 солдат и офицеров, из них 2.339 убитыми, более 6 тыс. обмороженными, остальные — ранеными.
Сотни солдат и казаков получили за доблесть Георгиевские кресты. Священника о. Павла (Смирнова) в атаке тяжело ранило, ему ампутировали ногу. Его наградили орденом С в. Георгия IV степени. А Юденич был удостоен ордена С в. Георгия II степени. Он стал третьим и последним кавалером этой высочайшей награды за всю войну (кавалеров ордена Святого Георгия I степени в данное время в России вообще не было). Для вручения наград в Эрзерум прибыл великий князь Николай Николаевич. Он воочию увидел, какие укрепления сокрушила Кавказская армия, вышел на площадь к построенным воинам и снял перед ними папаху. А потом повернулся к Юденичу и низко поклонился ему.
Глава 49.Верден и Нарочь
В декабре 1915 г. Фалькенгайн представил кайзеру планы на следующую кампанию. Отмечал — если война затянется еще на год, будут нарастать трудности с продовольствием, недовольство населения, а это может вылиться в бунты. Требовался немедленный успех, вывести из войны хоть одну державу противника и развалить Антанту. Фалькенгайн считал, что «боевая мощь России не вполне надломлена, хотя наступательная сила утрачена». Сдаваться она не собиралась, а прорываться в глубь страны — только завязнешь, израсходуешь силы и ресурсы. Вывести из войны Англию германская сухопутная армия не могла. Фалькенгайн видел целью Францию. Предлагал выбрать важный объект, ради которого «французское командование будет вынуждено пожертвовать последним человеком. Но если оно это сделает, то Франция истечет кровью». Таким объектом намечался Верден. Если получится взять его, рухнет восточный фланг французов, откроется дорога на Париж. А если не получится, надо перемалывать живую силу французов, большие потери подорвут их дух, население запаникует, правительство скиснет и запросит мира.