Зато запросы росли. Караваны судов шли в Архангельск под охраной британских крейсеров, и Англия потребовала за это особую «компенсацию» — отдать ей «в распоряжение и ведение» весь русский торговый флот. Правительство отказалось, тогда британцы принялись шантажировать, сокращать количество грузов, отправляемых в Россию. Но в данном случае возмутились и думские либералы (еще бы не возмутиться, отечественные олигархи были акционерами пароходных кампаний, а союзники хотели хапнуть их собственность). Англичане пошли на попятную, но возникли опасения, что они попросту откажутся конвоировать суда. Выручили японцы. Подешевке продали старые корабли, доставшиеся им в прошлой войне, крейсер «Варяг», броненосцы «Пересвет» и «Полтаву». Японии возместили лишь стоимость их подъема со дна и ремонта. «Полтаву» переименовали в «Чесму» (к этому времени в составе российского флота уже был дредноут «Полтава»). Корабли с русскими командами совершили труднейшее плавание вокруг всей Азии и Европы. «Пересвет» погиб в Средиземном море, подорвавшись на мине. «Чесма» и «Варяг» добрались до пункта назначения, и на Севере появилась собственная эскадра для охраны судов.
А Франция вела себя так, будто уже купила Россию. У нее возникла идея — зачем везти на Восток винтовки? Лучше наоборот, везти на Запад русских солдат, пусть воюют во Франции. Требовали прислать 200 тыс. человек, потом разохотились аж на 400 тыс. С этими проектами в Петроград прибыли сенатор Думер и генерал По. Ничтоже сумняшеся разъясняли: «Мы же в нашей армии имеем аннамитов (вьетнамцев), ни слова не понимающих по-французски, но прекрасно воюющих под нашим началом». Президент Пуанкаре доказывал, что за их «помощь» Россия должна прислать не только солдат, но и рабочих на французские заводы.
Почувствовав, что наша страна зависит от них, западные «друзья» принялись между собой перекраивать даже российские границы! Вспомнили о своих симпатиях к полякам. Царь предполагал после войны объединить Польшу под своим протекторатом и предоставить ей автономию, как в Финляндии. Но французы повели с поляками закулисные переговоры, обещая совсем отделить Польшу от России. А к Николаю II начали подкатываться, чтобы он согласился на это. Наконец, союзники задумали вовлечь в войну Румынию. Она проституировала с обеими сторонами, ей хотелось получить и венгерскую Трансильванию, и российскую Бессарабию. Французы и англичане не скупились на посулы. Рассудили, что в условиях равновесия на фронтах румынская армия может стать гирей, которая перетянет чашу весов к победе Антанты. Но румыны выставляли дополнительные условия — пусть их поддержат русские, пришлют 5–6 корпусов.
Царь и Алексеев отбивались от всех этих требований. Отдавать солдат во французскую армию они наотрез отказывались. «Польский вопрос» государь откладывал до окончания войны. Указывал: на любые уступки Польше немцы наобещают ей вдвое больше, а русские солдаты и народ этого просто не поймут — воевали-воевали, и только для того, чтобы отдать свою территорию? А боевую «мощь» румын Россия оценивала очень скептически. Полагала, что их нейтралитет куда полезнее союза. Впрочем, Алексеев соглашался выделить 10 дивизий, действовать так, как он предлагал раньше — Салоникский фронт ударит с одной стороны, русские и румыны — с другой, сомнут Болгарию, вторгнутся в Австро-Венгрию. Нет, этот план не устраивал западные державы, и румын тоже. Они боялись болгар и сражаться с ними не желали. Настаивали: пускай русские развернутся на Дунае одни, защищают от болгар Румынию, а она в это время будет захватывать нужную ей Трансильванию. Разумеется, такой вариант не устраивал нашу Ставку.
Но союзники вновь и вновь поднимали требования о поляках, румынах, присылке солдат. Доходили до шантажа. Ссориться тоже не хотелось, наживешь новые проблемы, а в выигрыше будет противник. Николай II и Алексеев решили пойти на уступки, но чисто символические, продемонстрировать узы союзничества. Отправить во Францию в качестве эксперимента одну бригаду, но она будет подчиняться французам лишь в оперативном отношении, останется российским соединением. 1-я Особая бригада и впрямь стала особой, показательной, ее формировали из отборных солдат. Возглавил ее генерал Лохвицкий (впоследствии командовал армией у Колчака). Бригаду везли через Сибирь, потом пароходами через Сингапур, Бомбей, Суэц. В дороге она была 3 месяца и 20 апреля прибыла в Марсель.
Она оказалась очень кстати. Франция была в трансе от невиданных потерь под Верденом. Бригаду решили использовать, чтобы поднять дух народа — вот, мол, русские с нами, теперь выстоим. В Марселе встретили с чрезвычайным торжеством. Командирам немедленно вручили ордена Почетного легиона, солдат засыпали цветами. Полки на пару дней оставили в городе, воинам давали увольнения, и их наперебой зазывали в дома, поили, угощали. Они пользовались огромным успехом у дамочек (поэтому в жилах многих нынешних французов течет и русская кровь). Не обходилось без курьезов. Солдат, закормленных и упоенных до предела, повезли в лагерь Майи, но обнаружилось, что во французских поездах нет туалетов. Двери из купе открывались наружу, из вагонов, естественные надобности предполагались на остановках, а поезд шел без них. Придумали выход — человек присаживался на корточки в открытых дверях, а товарищи держали его за руки. В таком виде и въехали на очередную станцию, где на перронах выстроилась публика с цветами… В боях бригада сперва не участвовала. Ее для «поднятия духа» возили по городам, устраивали парады.
Но союзников не удовлетворили ни символическая бригада, ни даже тяжелое наступление у озера Нарочь, спасшее Верден. Французская пресса вопила, что Россия из «эгоистических соображений» противится союзу с Румынией и лишает Антанту шансов на скорую победу. Французское командование требовало побольше солдат. В Вердене бездарно погубили великолепные дивизии сенегальских стрелков, не жалея, гнали в самое пекло. Теперь спохватились — надо заменить сенегальцев русскими. Настаивали и на новом наступлении.
Посол Палеолог насел на главу правительства Штюрмера, обвинял Россию, что она вносит слишком маленький вклад в общее дело. Штюрмер напомнил, что русские только что наступали, понесли огромные потери, но посол в ответ выложил, что население Франции — 40 млн, а России — 180 млн, и для справедливости ее потери должны быть в 4,5 раза больше французских. Мало того, Палеолог был уверен, что «по культурности и развитию французы и русские стоят не на одном уровне». «Все наши солдаты с образованием; в первых рядах бьются молодые силы, проявившие себя в искусстве и науке, люди талантливые и утонченные; это сливки и цвет человечества», а русская армия — «невежественная и бессознательная масса». Как же можно сравнивать и кем целесообразнее жертвовать?
Но царь и Алексеев были иного мнения. Указали: общие планы уже согласованы. Чем могли, помогли, а решения русского командования «всегда будут приниматься, исключительно сообразуясь с обстановкой и требованиями собственного фронта; стремиться к удовлетворению переменчивых желаний союзников под влиянием такой же переменчивой обстановки недопустимо». В мае прикатила внушительная французская делегация во главе с министрами Вивиани и Тома. Надавить, чтобы «русские отрешились от эгоистических задних мыслей», отправили во Францию 400 тыс. солдат, в Румынию еще 200 тыс., ускорили наступление, а заодно отказались от Польши.
Алексеев предложил им попросту подсчитать. На фронте было 2 млн активных штыков. Снять 600 тыс. значило оголить оборону, немцы сомнут ее и двинутся вглубь страны. О, французские министры призывали не обращать внимания на подобные «пустяки», потом Россия «будет вознаграждена». Конечно же, царь не согласился ради чужеземных капризов отдать на опустошение наши города и села. О Польше подтвердил свою прежнюю позицию. Наступление готовилось по плану, и ломать его не имело смысла. Но и отказывать по всем пунктам сочли все же нежелательным. Договорились послать во Францию еще 5 бригад.
Однако та же делегация, приехавшая вроде бы просить о помощи, беззастенчиво полезла во внутренние дела России! Посетила Думу, и Тома открытым текстом заявил: «Французы горячо и искренне относятся к Государственной думе и представительству русского народа, но не к правительству. Вы заслуживаете лучшего правительства, чем оно у вас существует». А в беседе с председателем Думы Тома «дал полномочия» Родзянко: если понадобится, обращаться лично к нему или к Жоффру «с указанием на происходящие непорядки». Министр одной державы оплевывал правительство другой, союзной державы и давал «полномочия» спикеру ее парламента жаловаться на «непорядки»! Но отечественные либералы даже не осознавали нелепости ситуации. Гордились оказанным доверием, воодушевленно принимали на себя роль иностранной «пятой колонны»…
Впрочем, подличали и пакостили политики, торгаши, а большинство простых французов, англичан, бельгийцев, итальянцев честно воевали, страдали, теряли родных и друзей. Они тоже любили свою землю и храбро защищали ее. Только их головы замусоривала газетная ложь. У них были иные порядки. Ими хуже командовали, чем русскими, и поэтому они несли более крупные потери.
Под Верденом немцы в мае атаковали на левом берегу Мааса. Бомбардировали из 100 тяжелых батарей и все-таки сумели взять высоты 304 и Морт-Ом. Но это ничего не дало, за высотами уже была построена новая полоса обороны. А французы перешли в наступление на правом берегу. Продолбили противника из 51 тяжелой батареи и 22 мая вернули форт Дуомон. Хотя при этом французов так повыбили, что они не смогли удержать форт, через 2 дня немцы его отобрали. После самоубийственных атак упорные бои продолжали группы солдат, штурмовые отряды. На изменение тактики очень оперативно отреагировала военная промышленность. Как раз во время сражения за Верден начался массовый выпуск ручных пулеметов, автоматических пистолетов, разрабатывались ружейные гранатометы, небольшие траншейные мортиры, автоматические винтовки.
Против Англии немцы, как и планировали, организовали смуту в Ирландии. Но лидера сепаратистов Кейсмента, прибывшего на немецкой подводной лодке, арестовали сразу после высадки, удалось перехватить и одно судно, везшее из Германии оружие. Тем не менее 23 апреля началось «Пасхальное восстание», 2 тыс. мятежников захватили центр Дублина. Власти действовали решительно, бои шли неделю, было много жертв среди населения. 29 апреля с восстанием покончили. Сотни участников бунта солдаты расстреляли на месте, Кейсмента и еще 15 руководителей повесили, 2 тыс. человек получили разные сроки заключения. Разумеется, никакая общественность этим не возмутилась.