Несмотря на широкую критику и развитие поведенческих экономических теорий, которые теперь дают более тонкое понимание человеческих мотивов, концепция homo economicus остается основой многих современных экономических моделей. Экономистка Катрин Марсал в своей книге «Кто готовил Адаму Смиту?»162 отмечает, что Смит почти всю жизнь прожил с матерью. Она хранила домашний очаг и следила за тем, чтобы сын всегда был сыт. Она делала это из любви к Адаму, чтобы тот мог тщательнее работать над экономическими теориями – в которых, по иронии судьбы, предполагалось, что каждый абсолютно эгоистичен, и игнорировались люди, готовые что-то делать без компенсации. Такие, как его мама.
Кроме того, Смит был убежденным сторонником отмены ограничений и налогов на покупку и продажу, что теперь называется свободным рынком.
Убеждения, на которых основан свободный рынок, отчасти парадоксальны: Смит утверждал, что если каждый будет беспрепятственно удовлетворять собственные интересы, рынок сам направится в сторону эффективности и общественной пользы. Следовательно, если каждый сможет делать все, что ему захочется, появится рыночная экономика, от которой выиграют все.
В XVIII веке интеллектуалы были очарованы появлением физики и астрономии. В обеих дисциплинах использовалась для объяснения физического мира математика, и люди считали, что через измерения и расчеты ученых открываются божьи замыслы.
Математику внедрили и в экономику, потому что она придавала ей легитимность и была полезна в плане прогнозирования и визуального представления информации. Но чтобы произвести эти расчеты, экономисты должны были сначала выдвинуть некоторые предположения. В частности, о том, что каждый из нас – «человек экономический». Так наш сложный социальный мир личностей с уникальными историями, идентичностями и мотивами низвели до общества «людей экономических», которыми движет только корысть и которые принимают решения исключительно рационально.
«Человек экономический» – это нелестная карикатура на маскулинность. Но с течением веков такой подход превратился в образец того, как должны вести себя мужчины (и женщины). В экономических уравнениях не учитываются такие человеческие ценности, как любовь, щедрость, альтруизм, радость сотрудничества и общности – все эти качества считаются женскими. Если исключать их из экономической структуры, они обесцениваются, хотя от них по-прежнему зависит функционирование общества. Родитель, который заботится о ребенке дома, пока кормилец семьи работает, играет роль в экономике семьи, сообщества и страны. То же относится и к тому, кто кормит детей, когда те возвращаются из школы, и к тому, кто подвозит супругу или супруга, чтобы они не опоздали на работу. Все эти поступки относятся к экономической деятельности независимо от того, платят за них или нет.
Говорят, что если смотреть на мир сквозь розовые очки, красные флаги кажутся просто флагами. И поскольку экономисты играют огромную роль в принятии институциональных решений, существует риск того, что укрепится представление, будто бы каждую социальную проблему можно решить путем математической настройки. Сделать больницы местом для увеличения доходов и нарастить международную торговлю, сократить расходы на дома престарелых, стимулировать бизнес-инвестиции в образование (это увеличит ВВП), удержать ценность фунта и так далее.
Даже экономисты обеспокоены тем, насколько абстрактной и далекой от повседневных забот стала их дисциплина. Дюфло раскритиковала зацикленность экономистов на ВВП и доходе, назвав ее «искажающей линзой»163.
Показатель ВВП, выражающий размер и рост экономики, стал настолько привычным методом измерения национального благосостояния, что мы боимся рецессий (периодов падения ВВП) и живем в надежде на восстановление экономики (когда ВВП растет). Увеличение ВВП стало главной задачей социальной политики. Это инструмент сравнения относительных успехов стран с течением времени, и политические решения во всех областях общественной жизни чаще всего принимаются с целью усиления экономики.
Что именно входит в формулы вычисления ВВП, зависит от эпохи и страны. Правительства и статистики часто меняют формулы, чтобы показать, будто бы с экономической точки зрения у их нации дела идут гораздо лучше, чем у конкурентов. Иногда получается убедительно, порой – не очень.
В 2014 году Нигерия заявила, что обогнала другие государства Южной Африки и стала страной с крупнейшей экономикой на континенте. На самом деле никакого качественного скачка не было: просто нигерийские экономисты решили изменить формулу ВВП и включили туда показатели, которые раньше не принимались во внимание. Например, ценность скачиваемой музыки и стремительное развитие «Нолливуда» – нигерийской киноиндустрии.
Так же в 2014 году, но в другой день, экономика Великобритании выросла на 5 миллиардов фунтов стерлингов за ночь. Для 67 миллионов британцев ничего не изменилось. Дело в том, что экономисты решили включить секс-услуги в расчеты ВВП. И хотя публичные дома вне закона, а Королевская прокурорская служба описывает проституцию как форму сексуальной эксплуатации, немного финансовой магии – и секс-индустрия обрела экономическую легитимность, что способствовало росту экономики страны на 5 %.
Обширные пробелы в данных о секс-услугах заставили статистиков делать некоторые предположения: например, что в Великобритании насчитывается 60 879 секс-работников, у каждого из которых примерно 25 клиентов в неделю при средней ставке в 67,16 фунта164. В расчетах также учитывались данные из Нидерландов, которые привели к предположению, что секс-работники в Великобритании ежегодно тратят 107 фунтов на одежду, а каждый презерватив обходится им в 42 пенса165. Естественно, это упрощение параметров сложно устроенного рынка, который функционирует и в пятизвездочных отелях, и на темных улочках района Холбек в Лидсе (где создана зона легальной проституции). В него вовлечены мужчины, женщины и несовершеннолетние, а уровни согласия, злоупотребления и зависимости сильно разнятся.
Дебаты по поводу включения секс-услуг в расчеты выявили один из недостатков показателя ВВП: он не учитывает благополучие нации. Например, если сразу 100 человек лягут в больницу с сальмонеллезом, работа и ресурсы, направленные на их лечение, считаются экономической активностью. Они приносят пользу экономике. Но никто никогда не скажет: «Чем больше людей болеет, тем лучше». Если высокий ВВП – это хорошо, а низкий – плохо, то развитие секс-индустрии – это плюс, хоть она и противоречит действующему законодательству и держится на людях, которые могут пострадать от любой связанной с ней деятельности. (Здесь я не оцениваю секс-услуги с точки зрения морали – это тема для отдельной книги. Но мы знаем, что работают в этой сфере в основном женщины, а индустрия часто связана с торговлей людьми и организованной преступностью.)
В то же время ВВП не учитывает бесплатную работу – только товары и услуги, которые продают и покупают. Рабочая сила обменивается на зарплату. Неоплачиваемая работа – присмотр за детьми, уборка помещений, приготовление пищи, уход за инвалидами, больными и престарелыми родственниками, чем обычно занимаются женщины, – не признается. Среднестатистическая британская женщина 1352 часа в год работает бесплатно, но такой труд миллионов женщин систематически игнорируется официальными данными.
Вот здесь-то и забывают напрочь про женские ценности. Когда экономисты рассчитывают показатели успеха, по которым мы оцениваем общество, они не учитывают подвиги во имя любви. И это абсурд: когда 100 человек уделяют время готовке для семьи или заботе о других, их труд положительно влияет на общество, но считается экономически бесполезным, поскольку не компенсируется. Таким образом, такая структура, как ВВП, умаляет ценность бескорыстной заботы, которую в основном проявляют женщины, но в то же время высоко ценит незаконную форму преимущественно женского труда (секс-услуги).
Исторически экономисты отказывались давать количественную оценку ценности работы по дому, объясняя это тем, что ее слишком трудно измерить. В последние несколько десятилетий экономистки-феминистки придумали несколько моделей для оценки женского труда. Например, проводятся опросы, где люди сообщают, что сделали за каждый час, а статистики оценивают, сколько нужно было бы заплатить кому-нибудь другому за выполнение тех же задач. Эти модели используются официальными органами, в том числе Организацией экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). Британское управление национальной статистики вычислило, что в среднем женщины должны получать 269 фунтов в неделю за работу по дому166.
Есть и другие вопиющие несоответствия в том, как статистики оценивают традиционно женские и мужские виды труда. Государственные расходы на дороги и порты классифицируются как инвестиции в инфраструктуру и считаются жизненно важными для улучшения экономической активности, а государственные расходы на уход за детьми – нет, хотя общенациональное предоставление услуг по уходу за детьми было бы ценным для экономики. Многие (скорее всего, женщины) получили бы рабочие места, а у родителей появилось бы больше времени на участие в других сферах экономики. В США сенатор Элизабет Уоррен призывала считать уход за детьми инвестицией в инфраструктуру167, а исследования показывают, что отсутствие доступного ухода за детьми может сдерживать экономический рост в развитых странах168. Материнская занятость в Великобритании очень низкая по сравнению с другими развитыми странами: есть огромное количество женщин, которые могли бы вносить экономический вклад, если бы только получили возможность быть матерями и сотрудницами одновременно. Если бы в Великобритании услуги по уходу за детьми были настолько же распространены и доступны, как в скандинавских странах, которые находятся гораздо ближе к гендерному равенству, на работу бы вышли 1,4 миллиона британских женщин. Они смогли бы догнать мужчин в экономическом отношении и построить светлое финансовое будущее для себя