Люди как люди и жирафы как жирафы
Последние протосапиенсы в интервале времени от 300 до 50 тыс. л. н. плавно перетекли в сапиенсов Homo sapiens. Последние полсотни тысяч лет – время торжества нашего вида. По всем показателям наши предки превосходили неандертальцев и прочих палеоантропов, так как жили в расчудесной Африке, где обилие ресурсов гарантировало большую численность и плотность населения. Это приводило к частым контактам соседей. Конечно, и сапиенсы не всегда были добры, но те, кто учился эффективно договариваться и обмениваться полезной информацией, оказывались в выигрыше, а потому, когда в очередной раз около 50 тыс. л. н. сапиенсы вышли из Африки, они поглотили неандертальцев и денисовцев культурно и демографически, а островных хоббитов, не представлявших интереса, вытеснили или прямо уничтожили.
Со времени 30–40 тысяч лет назад на планете остался один вид людей.
Первые сапиенсы всё ещё не были стопроцентно похожи на нас. Они имели чуть более массивные надбровья, чуть более тяжёлые челюсти, чуть более крупные зубы; их тела были суженными и вытянутыми, так как эволюционировали они в Африке и приспосабливались к тропическому климату. С момента последнего выхода в Евразию, а потом – в Австралию, обе Америки и на всяческие острова – начался бесконечный процесс разделения человечества на новые варианты – расы. Люди верхнего палеолита – кроманьонцы – примерно от 40 до 10 тыс. л. н. – уже значительнее различались друг от друга, чем самые контрастные современные расы. При этом тогдашние люди не могут быть названы ни негроидами, ни европеоидами, ни монголоидами или какой-либо современной расой. В маленьких популяциях признаки бесконечно менялись, морфологические комплексы не были устойчивыми (это явление называется верхнепалеолитическим полиморфизмом), но ко времени около 12 тыс. л. н. расовые черты людей становятся более-менее современными. В интервале от 12 до 4 тыс. л. н. окончательно складываются современные расы, или, другими словами, это то время, за которое расы не успели поменяться так сильно, чтобы мы перестали их узнавать.
В настоящее время человечество делится на западноэкваториальную расу (негроидную) и всех остальных. Внутри западноэкваториальной выделяются южноафриканская раса (бушмены и готтентоты), центральноафриканская (пигмеи) и негрская. Переходная от западноэкваториальной к прочим – восточноафриканская (эфиопская) раса. Остальные люди делятся на восточноэкваториальную расу (австралоидная, меланезоидная, цейлонская (веддоидная), зондская, андаманская, аэтская, малаккская (семангская) и недавно истреблённая англичанами тасманийская), южноиндийскую (дравидоидную), полинезийскую, курильскую (айнскую), евразийскую (европеоидную), уральскую, южносибирскую, азиатскую (монголоидную) и американоидную. Плюс в настоящее время изоляция ослабляется, метисация растёт, активно формируются новые смешанные расы. С другой стороны, вряд ли в обозримом будущем все расы сольются в одну, ведь численность слишком велика, а барьеры – географические, политические, социальные и ментальные – слишком прочны. К тому же практика показывает, что при смешении двух рас обычно получается не усреднённая серая масса, а нечто новое, с собственными признаками, да и исходные варианты никуда не деваются, так что разнообразие только растёт, по крайней мере на интервале от сотен до тысячи лет. Так что в ближайшее время люди будут оставаться очень разнообразными.
Жирафы позднего плейстоцена – уже только современные центральноафриканские лесные окапи Okapia johnstoni и общеафриканские саванные жирафы Giraffa camelopardalis, безо всякой экзотики.
Современные жирафы, конечно, тут же начали разделяться на варианты. Обычно их считают подвидами, но некоторые знатоки, особенно генетики, даже склонны выделять несколько видов – Giraffa camelopardalis, G. peralta, G. reticulata, G. tippelskirchii и G. giraffa. Если всё же не вдаваться в дробительство, ныне существуют следующие подвиды жирафов: два южных – южноафриканский Giraffa camelopardalis giraffa и ангольский G. c. angolensis; два восточных – масайский G. c. tippelskirchii (иногда его относят к южным) и родезийский G. c. thornicrofti; пять северо-западных – сетчатый G. c. reticulata (иногда его относят к восточным), западноафриканский G. c. peralta, кордофанский G. c. antiquorum, жираф Ротшильда G. c. rothschildi и нубийский G. c. camelopardalis.
Ничто не говорит о том, что инфразвуковая песенка жирафов уже спета. Потенциал у них есть. Раз в прошлом появлялись многообразные удивительные жирафы, как знать, возможно, новые условия будущего создадут из жирафов ещё что-то новенькое…
Голоцен, Африка
Итоги: адаптации к лесу и саванне
Каковы же выводы из столь долгих эволюционных приключений людей и жирафов?
Первый и самый очевидный: эволюция прекрасна и бесконечно причудлива. При изучении коэволюции разных живых существ становится очевидной глупость пресловутого вопроса «почему обезьяны не становятся людьми?»; в равной степени законен вопрос «почему свиньи не становятся жирафами?». Коли уж в одних лесах и саваннах мы и жирафы, стартовав с единой позиции, дошли до нас и жирафов, то с какой бы стати кому бы то ни было становиться человеком под влиянием совершенно иных факторов? В одних и тех же условиях могут реализоваться самые разные варианты жизни, в эволюции нет предначертанности, только закономерности, опирающиеся на случайности и бесконечное переплетение взаимовлияний.
Планета велика, и в разных её местах потомки могут разойтись по совершенно разным дорожкам. Прекрасно, что и человекообразные, и жирафовые дали по две линии – лесную и саванную: в лесу сохранились шимпанзе и окапи, в саванне появились люди и жирафы. Эти варианты демонстрируют крайне показательные параллели.
В каждой линии были свои важные адаптации.
Шимпанзе, обитая в малоизменяющемся лесу, во многом сохранили старообезьяний план строения, но становились всё более и более древесными, по сравнению с первыми человекообразными отрастили большие клыки, их пальцы рук изогнулись для лучшего древолазания и обрели комплекс костяшкохождения, а мозги распухли втрое и достигли 292–500 см3 при весе тела 40–50 кг.
Окапи тоже бережно сохраняли исходное для копытных устройство, обрели большие слуховые капсулы и большие уши, а на ногах – межпальцевые запаховые железы для общения в непроглядных зарослях; их мозг оказался практически того же размера, что и у шимпанзе, – 450–475 см3, правда, при весе тела 240 кг.
Люди долго не хотели спускаться с деревьев, а когда слезли и приспособились к открытой саванне, резко изменились: развили наземную двуногость, длинные ноги и трудовую кисть, чёрную кожу, защищающую нас от ультрафиолета, а главное – очень большие и развитые сравнительно с другими обезьянами мозги – 1350 см3 при среднем весе тела 65 кг.
Жирафы ещё в самом начале своей эволюции очень быстро слезли с деревьев, но потом упорно цеплялись за их кроны, даже в открытой саванне, отчего вытягивались всё больше и больше, а потому заимели длинные ноги, длинную шею и длинный язык, который к тому же стал синим для защиты от ультрафиолета; мозги также стали очень большими и развитыми сравнительно с другими копытными – 650–720 см3 при весе тела 600–850 кг.
Автор этой книги – антрополог, поэтому не стоит удивляться, что рассказ о жирафах оказался повестью о человеческих предках. Даже говоря о длинношеих и пятнистых, у антрополога каждый раз получается о двуногих и головастых. Но жирафы прекрасны – нет в мире людей, которым бы они не нравились, без них рассказ о людях потерял бы половину смысла, ведь всё познаётся в сравнении. Мы начали свои эволюционные пути на одних и тех же ветках, но люди долго не хотели их покидать, а жирафы отважно спустились в подлесок. Люди и жирафы развивались в одних местах и при единых условиях, у нас были общие враги и конкуренты. Мы выходили из Африки, жирафы заходили в неё. И люди, и жирафы превращались в карликов и гигантов, а в итоге дали лесную и саванную версию. Мы вместе решали проблемы открытых пространств. Из-за исчезновения лесов мы вынужденно стали слезать с деревьев, а жирафы тянулись на них. Мы сохранили архаичную пятипалость ноги, но развили своды стопы, жирафы избавились от лишних пальцев и стали прогрессивно двупалыми. Мы отрастили длинные ноги, а жирафы – ещё и длинную шею. Мы почернели целиком, жирафы – только языком. Мы несколько раз меняли диету, жирафы оставались верны листоядности всю дорогу. При этом мы сохранили удивительно примитивную зубную систему, а жирафы бурно эволюционировали и потеряли верхние резцы. Наше лицо укорачивалось, а у жирафов – вытягивалось. У нас появились ловкие ручки, у жирафов – ловкий язык. Люди и жирафы параллельно умнели и развивали социум и голосовые способы общения. В конце концов, из былого великолепия на планете остался один вид людей и один вид жирафов. Мы расселились по всей планете, а жирафы вымерли везде, кроме Африки. Мы выигрываем в численности, они в красоте. Наконец мы совершенно уникальны – и люди, и жирафы. Нет на Земле ни одного такого вида, как человек, но нет и ни одного, подобного жирафу.
Как сложится наша дальнейшая судьба?. Мы склонны думать, что с помощью разума сможем решить проблемы и выйти на следующий уровень. Жирафы продолжают плыть по волнам естественного отбора и не планируют ничего. А значит, мы ответственны за то, чтобы наши соратники по эволюции не исчезли и по-прежнему украшали собой африканские саванны.
Пожелаем же жирафам светлого будущего!
От всей души благодарю научного редактора – Алексея Анатольевича Бондарева – за огромные усилия, потраченное время и терпение, без него многие нюансы я бы изложил ошибочно, искажённо или устарело. И, конечно, я извиняюсь перед Алексеем Анатольевичем, что, идя на поводу популярной направленности книги, я учёл не все его рекомендации.