– Как?
– За шею. На пороге кухни. Взобралась на табуретку, привязала петлю к крюку и табуретку оттолкнула. Вы когда-нибудь видели труп, провисевший две недели в жаре? Вам повезло, – Ирина передернула плечами. – Эти черви… Вы выпьете?
– Что? А, нет, спасибо.
– Тогда налейте мне. Коньяк там, в буфете.
Женщина явно не в сильной печали. Такое впечатление, что ее больше злит способ самоубийства, а не сам факт, подумал Шатов, доставая с полки початую бутылку коньяка и один из хрустальных стаканов. И это заявление о многочисленных приятелях!
– Вам сколько налить? – Шатов остановился возле тахты.
– Полный, – приказала Ирина.
Шатов вылил из бутылки коньяк, подождал, пока с горлышка упадет капля:
– Пустую бутылку куда?
– На пол, – приказала Ирина, принимая стакан.
Шатов снова сел в кресло и увидел, что Ирина залпом осушила стакан. Закрыла глаза, словно прислушиваясь к чему-то.
Неплохой завтрак, оценил Шатов. Какие же должны быть обед и ужин?
– Так что вы хотели еще узнать о своей Татьяне, Онегин? Спрашивайте.
Он хотел знать многое, но явно не то, что собиралась ему поведать Ирина. Как бы направить ее на нужный путь…
– Когда это случилось?
– Что? Самоубийство? – снова брезгливость. – Я как раз была на курорте. Три недели. Вернулась двадцать восьмого июля. Оказалось, что она повесилась за две недели до этого. Что-то около четырнадцатого.
Таким тоном великосветская дама могла рассказывать о том, как ее собачонка нагадила на персидский ковер. Если это проявление любви, подумал Шатов, то я – мадам Помпадур.
– Вас интересует, кто я? – спросила Ирина.
– Ну… – это Шатова интересовало, но близкого приятеля Татьяны могло и не интересовать.
Ирине было наплевать на желание или нежелание слушателя:
– Я ее содержала. Как обычно – старый и богатый содержит молодого и неблагодарного. В случае с Татьяной – еще и глупого. Что так на меня смотрите? О покойнике или хорошо или ничего? Тогда считайте, что это я ее хвалю. Вы знаете, сколько ей было лет? – Ирина выронила стакан, и он, прокатившись по тахте, упал на ковер.
– Тридцать.
– А мне – сорок два. Двенадцать лет разницы. Это очень много. Особенно для женщины.
– Вы выглядите значительно моложе, – на всякий случай сказал Шатов, хотя не представлял, как должны реагировать лесбиянки на комплимент мужика.
– Я знаю. И только я знаю, во сколько мне это обошлось. И только я знаю, сколько стоило мне содержание этой сучки, – Ирина потерла кончиками пальцев виски. – Я вас не шокирую?
– А с каких это пор лесбиянка может шокировать мужика? – спокойно поинтересовался Шатов.
– Вот именно, Онегин, вот именно. Кому нужна пожилая лесбиянка? Даже шлюха, которую она содержала, изменяла ей, и не столько с другими бабами, сколько с мужиками. Вот вас огорчило то, что она сожительствовала со мной?
– На наших отношениях это не сказалось, – отрезал Шатов.
Коньяк, похоже, начинал действовать, Ирина говорила невнятно и делала большие паузы между словами. Нужно было или форсировать разговор, или уходить. Еще минут пятнадцать – и все, дама отключится. Тем более что стакан коньяка был явно не первой ее дозой за эти сутки.
– Не сказалось! – громко воскликнула Ирина. – И на наших с ней – тоже не сказалось. Я не могла понять, почему она отказалась ехать со мной к морю. На-от-рез! У вас с ней давно?
– Что?
– Вы давно с ней начали трахаться?
– В начале июля.
– В самом начале?
– В первых числах…
– Не врите, Евгений. Вы не могли с ней трахаться в первых числах. У нее в первых числах, как это говорят в рекламе, критические дни. Хотя, конечно, она могла вам предложить и нечто другое, – Ирина засмеялась, – она была большая затейница. И стерва.
– Стерва?
– Несомненно. Она, как оказалось, умудрялась еще и шантажировать своих любовниц. Заметьте, не любовников, а любовниц. Ко мне уже обращались три взбалмошные бабы, которые просили и требовали вернуть им снимки… Ну, вы понимает? А одна даже умудрилась записаться на видеопленку. Уж не знаю, чем они там занимались с Татьяной… Хотя, представить могу. У Татьяны было шикарное тело и полное отсутствие комплексов. Снимков и видеокассет, кстати, я так и не нашла. Обидно, мне обещали за них хорошо заплатить.
– Тогда почему она повесилась?
– Откуда я знаю? Взяла и повесилась. Почему она решила трахаться с вами? Просто захотела. Потом просто захотела и повесилась.
– А она не говорила ничего такого? Не жаловалась?
– Представьте себе – нет. Она планировала жить долго и счастливо. И за мой счет. И за деньги тех дур, которых она раскрутила и шантажировала. И почему это вы меня спрашиваете? Вы имели ее гораздо позже меня. Это она вам могла… что… нибудь… сказать… – Ирина опустила голову на грудь.
– Ирина, – окликнул ее Шатов, потом громче, – Ирина!
Только не сейчас, взмолился про себя Шатов, только не сейчас. Еще несколько минут.
– Ирина, – Шатов довольно бесцеремонно потряс женщину за плечо.
– Что? Что вы меня тискаете? – Ирина схватила Шатова за руку. – Или вы решили трахнуть еще одну лесбиянку? Давайте. Может быть, я пойму, что ее заинтересовало в вас.
Ирина потянула Шатова к себе.
– Потом, попозже, – отстранился Шатов и вздрогнул, случайно коснувшись груди Ирины.
Не хватало еще сцены с пьяной женщиной.
– Брезгуешь? Старая? Это только по паспорту. Посмотри, какое у меня тело. Посмотри! – Ирина попыталась развязать пояс на халате, но не справилась с узлом. – Дьявол! Помоги мне снять эту тряпку!
– Сейчас, – Шатов осторожно сжал запястья ее рук, – сейчас я тебя раздену и трахну. Ты мне только скажи, Ира…
– Ирен, – капризно потребовала Ирина, – я хочу, чтобы меня называли Ирен.
– Хорошо, Ирен, вспомни, было что-нибудь странное в этом самоубийстве. Странное!
– Странное! – Ирина попыталась высвободить руки, – У нее все было странное. Странное! У нее никогда не хватала ума понять, где ее счастье. Она всегда окружала себя странными людьми, странными существами… Бумажными драконами. Вот и когда вешалась, остался у нее в ногах бумажный дракон… Маленький бумажный дракон…
– Какой дракон? – Шатов снова потряс Ирину, но она уже спала.
Какой еще, к черту, дракон?
Ждать, пока проснется? Или прийти потом? Зачем? Чтобы узнать, что бумажный дракон – это просто фигура речи? Китайцы время от времени объявляют кого-нибудь бумажным тигром. В смысле уничижительном. Тигр из бумаги, пуля из дерьма.
Везет ему в последние дни с женщинами.
Козел, оборвал себя Шатов, нельзя Виту упоминать в этом ряду. Вита не такая. С ней ему действительно повезло.
Нужно уходить.
Шатов поправил на уснувшей женщине халат. Спокойной ночи, Ирина. Ирен.
Захлопнув за собой дверь, Шатов вышел во двор. Огляделся. Это уже становится привычкой. Полезной привычкой. Никого подозрительного, правда, во дворе не было.
Что делаем дальше? Куда идем? Где нас может ждать засада?
Шатов вышел к дороге.
Что мы имеем в результате посещения убитой горем Ирины? Воеводина была содержанкой у лесбиянки, извините за нелепый каламбур. И еще она подрабатывала немного шантажом, если верить сожительнице. И не собиралась кончать жизнь самоубийством. Еще одно самоубийство и еще одно подозрение, что не самоубийство это вовсе.
И в ногах ее остался бумажный дракон.
Шатов поднял руку, и «жигули» послушно остановились возле него:
– Далеко?
– Городской район. Прикотиловка. Туда и обратно.
Водитель задумчиво почесал подбородок. Шатов расшифровал жест:
– Плачу аванс, на месте еще и потом по возвращению в город.
– Сколько?
– Договоримся, – пообещал Шатов и сел на заднее сидение.
Он так и не выспался за эти двое суток. Спать в жаркой машине захотелось неимоверно, и Шатов уснул, сам этого не заметив.
– … документы!
– Что? – потряс головой Шатов.
– Ваши документы! – повторил милиционер, наклоняясь к открытой дверце.
В бронежилете и с автоматом, отметил Шатов. Водитель «жигулей» стоял возле сержанта и с напряженным вниманием смотрел на Шатова. Второй милиционер стоял чуть в стороне и держал автомат стволом к машине.
– Документы? – переспросил Шатов и вытащил из нагрудного кармана рубашки свое журналистское удостоверение.
Сержант прочитал содержание документа, сличил лицо Шатова с фотографией и неодобрительно покосился на водителя. Тот пожал плечами.
– Езжайте, – милиционер вернул удостоверение и махнул рукой своему напарнику.
Водитель сел за руль и машина тронулась.
– Я похож на бандита? – спросил Шатов.
Водитель молча пожал плечами.
– А стучать нехорошо, – продолжил Шатов.
– Ну, извини, друг, – сказал водитель, – ошибочка вышла. Знаешь, сколько нашего брата горит на таких выгодных клиентах? Сел, назвал адрес, приехали, а он удавку на шею. И если только припугнет, то, считай, повезло. За копейку сейчас могут удавить.
– Бывает, – согласился Шатов.
– Бывает, – кивнул водитель. – Вчера вон, возле парка, один наш высадил пассажира, только отъехал – его иномарка подрезала, выскочили два качка и давай метелить водилу. Им, значит, нужно было его пассажира найти. Загремел наш мужик в больницу с сотрясением мозга и сломанными ребрами.
– Да, – протянул Шатов, чувствуя, как мороз пробегает по коже.
– Поймал бы тех козлов – угробил бы обоих. И рука бы не дрогнула, – сказал водитель. – Без суда и следствия. Расплодилось этого дерьма – не выгребешь.
Машина въехала в поселок.
– Тебе куда? – обернулся водитель.
– Мне нужен участковый, – Шатов покрутил головой, высматривая, к кому бы обратиться с вопросом.
– Сейчас, – кивнул водитель и притормозил возле небольшого рынка, – участковый с утра должен быть или дома, или на рынке.
– Серьезно?
– Из личного опыта знаю. У меня фазенда в соседнем районе, – водитель высунулся в окно. – Слышь, пацан, где тут у вас участковый.