– Вот и я о тот же.
– А по поводу проблем… Это вы о майоре Ямпольском?
– О нем, естественно. Насколько мне известно, а мне известно достаточно много, именно майор Ямпольский сотоварищи организует проблемы для тех, кто лезет к бумажному дракону.
– Все так серьезно?
– Все серьезно еще и не так, господин Шатов. Вы, кстати, очень талантливо ушли от моих вопросов, и сами стали их задавать.
Шатов развел руками.
– Вы обратили внимание, что я не стал спрашивать, откуда у вас этот список?
– Я бы не хотел называть источник.
– И хрен с ним, с источником. Меня интересует, что вам удалось выяснить. Что именно. Мелочь, пустяк.
– В общем, ничего. Только сам факт существования дракона, то, что самоубийства и несчастные случаи, скорее всего, инсценированы. И то, что всем этим занимается возрожденный оперативно-поисковый отдел во главе с майором Ямпольским. И вот сейчас вы еще добавили, что этот майор лупит по рукам всех, кто пытается к этим делам приблизиться. И скажите, что, возле Башкирова действительно был этот самый дракон?
– Официально?
– Натурально.
– Натурально, – хмыкнул Хорунжий. – Натурально Башкиров умер от передозировки лекарства. И у него на груди утром действительно был найден силуэт дракона, вырезанный из бумаги. Тут ваше предположение сработало правильно. Только…
– Что? – насторожился Шатов.
– Вы только что получили информацию, которую не сможете никому передать. В случае чего, клиника в один момент открестится от ваших бездоказательных заявлений. Я, представьте себе, тоже.
– Я не думаю, что все это станет достоянием гласности. Хотя гарантировать не могу. Все складывается как-то так, что…
Хорунжий кивнул. Потом кивнул снова, и Шатову показалось, что Хорунжий кивает не его словам, а своим мыслям. И мысли эти не слишком приятны.
Просто какой-то сумасшедший дом. Все что-то знают, причем знают куда больше, чем знает Шатов, но каждый считает своим долгом не выдать Шатову свою информацию, а пытаются получить информацию у него, словно стараются проверить, не накопал ли Шатов чего-то такого, что ускользнуло от их внимания. Не накопал. Не на-ко-пал!
Шатову захотелось выкрикнуть это в лицо Хорунжему, Ямпольскому и Арсению Ильичу. Не накопал. Он просто не мог ничего накопать, потому что все это напоминает болото, трясину, в которой что-то свалено, с умыслом или без умысла, а Шатов вынужден копаться в этой зловонной жиже, ощупывать склизкие предметы странной формы и надеяться, что его самого эта трясина не проглотит. Надеяться, что ему подадут руку с твердого берега те, кто столкнул его в это болото.
– Что вы сказали? – переспросил Шатов.
– Я понимаю – вам нужно ехать? – спросил Хорунжий.
– Что?
– Ехать вам не пора? Мне кажется, что у вас может быть очень много дел.
– Вы решили меня отпустить? – не поверил Шатов.
– Я решил вас отпустить, – подтвердил Хорунжий. – Более того, я решил предложить вам машину, которая подвезет вас… Ну, куда вам будет нужно. И еще я решил принести вам свои извинения за все произошедшее…
– Так все-таки, это вы приказали меня обработать в подвале?
– Как вам сказать… – Хорунжий вроде бы даже замялся, – Алексею Игоревичу было приказано подготовить вас к разговору. Но было совершенно упущено из виду, что он воспринимает такие выражения несколько односторонне. Однобоко.
– Что-то я не слышу в вашем голосе раскаянья и сочувствия…
– Это потому, что его там нет, – холодно сказал Хорунжий, – и быть не может. Вы сами выбрали свою дорогу…
– А если не сам?
– Тогда у вас не слишком хорошие друзья. Вам еще могли вручить гранату без кольца. По степени опасности – это почти идентично.
– Может залить дерьмом, – сказал Шатов.
– Может. И не только вас. Вы, простите, полезли туда, где…
Открылась дверь, и в комнату вошел начальник службы безопасности:
– Машина пришла.
– Так что – машина ждет, можете ехать, но я вам со всей искренностью советую отбежать от этого дела, прикинуться ветошью и не отсвечивать. В этом случае, – Хорунжий встал и подождал, пока встанет Шатов, – мы не будем обижаться на вас и дальше.
Шатов выдержал прямой взгляд Хорунжего. Искоса глянул на начальника службы безопасности. Тот стоял неподвижно, глядя куда-то над головой Хорунжего.
– Еще раз приношу наши извинения, – доброжелательно улыбнулся Хорунжий, улыбнулся одними губами.
– Пусть вот он извинится, – Шатов кивнул в сторону начальника службы безопасности.
– Резонно, – согласился Хорунжий и обернулся к начальнику, – ну-ка, Алексей Игоревич, извинитесь перед нашим гостем за произошедшее недоразумение.
Желваки на лице Алексея Игоревича напряглись.
– Извинитесь-извинитесь, – подбодрил его Хорунжий.
Начальник службы безопасности шагнул к Хорунжему и процедил, не глядя на него:
– Извините, пожалуйста.
– И руку пожмите, – предложил Хорунжий.
Алексей Игоревич протянул руку. Шатов бросил взгляд на Хорунжего. Что-то у того во взгляде светилось. Вопрос, ожидание…
Шатов сжал руку начальнику службы безопасности, резко рванул на себя. Тот слишком торопился закончить неприятную процедуру, поэтому немного расслабился. В конце концов, действительно трудно ожидать прыти от человека, которого только что почти час собственноручно избивал. Поэтому рывок Шатова застал противника врасплох.
Колено впечаталось в пах. Начальник сдавлено вскрикнул и согнулся в поясе. Шатов ударил коленом еще раз, теперь в лицо, потом рывком швырнул начальника к стене. В сторону отлетел стул.
– Сука, – выдохнул Шатов и ударил ногой, куда-то в поясницу, справа. Еще раз. Потом еще.
Алексей Игоревич опустился на колени, потом стал медленно заваливаться набок.
– Крутой, говоришь? – Шатов ударил левой ногой, на этот раз в живот. – Я ведь тебя предупреждал…
Багровая ярость затопила мозг Шатова. Он уже не мог остановиться, а бил раз за разом, словно автомат. Бил, выдыхая только одно слово – сука. Сука, сука, сука…
В лицо, в живот, в грудь… Сука.
– Хватит! – приказал Хорунжий, но Шатов не расслышал.
Кто-то что-то сказал рядом с ним? Ерунда, ерунда. На свете их только двое – он и тот, кто сейчас лежит на полу, пытаясь прикрыть разбитое в кровь лицо.
– Мало? – Шатов замахнулся снова. Они решили, что могут делать с Шатовым все, что угодно. Все, что угодно. Вот вам.
– Прекратите, – рывок, Шатова развернуло. Его? Останавливают? А почему не останавливали этого подонка там, в подвале? Почему не остановили Арсения Ильича, когда он превращал Шатова в послушную гончую? Почему…
– Да прекратите же! – Шатов рванулся, почувствовал, что руку его зажало, словно тисками, потом резкая боль пронзила суставы. – Успокойтесь!
Шатов стоял на коленях, а над ним, заломив ему руку за спину, стоял Хорунжий. Шатов дернулся, но боль быстро отрезвила его.
– Еще одна попытка – и я сломаю вам руку, – пообещал Хорунжий.
Шатов закрыл глаза. Ярость уходила с толчками крови в висках, оставляя обожженное криком горло и кривящиеся в гримасе губы. Потом словно силы разом испарились из тела Шатова. Их хватило только на то, чтобы прошептать: «Все нормально» и встать после того, как Хорунжий отпустил руку Шатова.
– Все нормально, – громче сказал Шатов, пытаясь успокоиться.
– Куда уж больше, – откликнулся Хорунжий. – А вы, оказывается, опасный человек. Все нормально! Мы разберемся сами.
Это Хорунжий сказал вбежавшим на шум и крики охранникам, понял Шатов. Мы разберемся сами. Шатов слышал только голос Хорунжего. Перед глазами продолжало метаться что-то красное, не дающее сосредоточиться.
Руки начали дрожать. Шатов почувствовал, что задыхается.
– Успокойтесь, – тихо сказал Хорунжий и, в сторону, – уберите Алексея.
Шум, голоса. Чьи-то реплики. Шатов не разбирал слов. Он пытался удержаться на ногах. Красный туман перед глазами начал вращаться, обугливаясь по краям. Темнота стала заливать комнату.
Шатов оперся о стену.
– Вам плохо?
Ему плохо. Ему очень плохо. Он хочет просто подохнуть. Сейчас. Немедленно. Прав был покойный Вася-Некрофил, он хочет умереть. Он… хочет…
Мрак внезапно рассеялся. Осталась пустая комната и взгляд Хорунжего.
– Все нормально, – громко сказал Шатов, – извините.
– Я-то как раз извиню, – ответил Хорунжий, – а вот с Алексеем на эту тему вам лучше не беседовать. Вы вообще, как оказалось, очень вспыльчивый и рисковый человек. Вас ведь могли…
– Не нужно трындеть, – оборвал Шатов, – или зови своих быков, или покажи, где выход.
Шатов осмотрел себя. Пуговицы на рубашке расстегнулись.
Нехорошо, нужно следить за собой. Шатов провел рукой по волосам. На ковре возле стены виднелось темное пятно. Капли на стене, и широкий кровавый мазок, словно кто-то небрежно провел кистью, испачканной в сурик.
– Я вас провожу, – Хорунжий тронул Шатова за плечо.
– Хорошо, – кивнул Шатов.
Он только что избил человека. Он бил лежащего ногами в лицо. Он мог забить его до смерти. Ногами. В лицо. Дай бог, чтобы не искалечил.
Шатов остановился в коридоре, обернулся к Хорунжему:
– Что теперь будет?
– С кем?
– С ним, со мной? – Шатов облизал губы.
– Ничего, – пожал плечами Хорунжий, – ровным счетом ничего. Потому что ничего и не было. Это «Гиппократ». Здесь свои законы. Кроме того, Алексей, во-первых, сам виноват, перегнув палку в подвале. А во-вторых, это именно в его обязанностях – не допускать подобных инцидентов. И после того, как его немного подлечат, недельки через три-четыре…
– Я его так сильно? – Шатов почувствовал, как ком тошноты подкатывается к горлу.
– Достаточно сильно для того, чтобы местное руководство… И не только местное – внимательно присмотрелось к тому, насколько Алексей соответствует занимаемой должности. Это ведь не изнеженный журналист должен был искалечить самого крутого охранника, а вовсе даже наоборот. Я, честно говоря, думал, что мне придется вмешиваться на вашей стороне…