– Ничего, на том свете сочтемся.
– Вот и славно, – кивнул Ямпольский. – Не хочешь сказать, куда делся твой проницательный Арсений Ильич?
– Без пытки?
– Пока без пытки.
– Не знаю. Я пришел – его уже не было, – Шатов передернул плечами. – Не можешь наручники снять – затекли руки совсем.
– А смысл? – устало спросил Ямпольский.
– Убедил, – пробормотал Шатов, вспомнив старую шутку.
– Значит, ты понял, что нас интересует? Как найти Арсения Ильича? И… – неожиданно зазвонил телефон в кармане Шатова.
– Кто тебя может искать? – спросил Ямпольский.
– По этому телефону – только Арсений Ильич.
– Ага! – майор вытащил телефон, поднес его к голове Шатова, – Поговори, скажи, что ждешь его здесь.
– Да, – сказал Шатов.
– Вы где?
– Я? – Шатов облизнул разбитые губы и посмотрел на Ямпольского, тот кивнул, – Я у вас в доме, Арсений Ильич.
– И что вы там делаете? – голос Арсения Ильича был спокойный как всегда. Холод и презрение.
– Жду вас. Нам нужно поговорить.
– Поговорить можно и по телефону.
– Нам нужно встретиться.
– Для этого вам нужно было дождаться моего звонка и попросить – именно попросить – о встрече, – наставительно произнес Арсений Ильич.
– Я знаю, кто убил всех восьмерых, – выдохнул Шатов, и Ямпольский снова кивнул. – Я знаю имя убийцы, и как его найти.
– Вот даже как? – Арсений Ильич произнес это не удивленным тоном, а так, будто хотел наметить легкое удивление. Сыграть его. – Кто же это?
– Я скажу вам это лично. Когда вы выполните свое обещание.
– Гончая, значит, ставит условия охотнику? – Арсений Ильич коротко хохотнул. – Это становится интересным. Очень интересным.
– Это мое последнее условие, – чуть дрожащим голосом сказал Шатов.
– Мне нужно подумать, – произнес Арсений Ильич.
– Думайте, я жду вас в доме.
– Придет? – спросил Ямпольский, убирая телефон.
– Не знаю. Лучше тебе убрать своих от дома.
– Сам знаю, – Ямпольский вышел из комнаты.
Что будет теперь, подумал Шатов. Что будет теперь? Арсений Ильич попадется в ловушку или нет?
А хочет ли Шатов, чтобы Арсений Ильич попал в ловушку, чтобы и его рвали на куски эти… Эти… Шатов помотал головой.
Умный, проницательный, брезгливый Арсений Ильич будет умирать возле глупого и наивного журналиста Шатова. Гончая своим лаем заманит хозяина в логово зверя.
Это докажет, что собаке тоже не чужда гордость? Или подтвердит, что животное остается животным?
В комнату вернулся Ямпольский. За ним вошли Колян, Митяй и еще кто-то незнакомый.
– Дима, ты с Митяем наверх, к окнам, – приказал Ямпольский, – что там с задней дверью?
– На засове.
– Хорошо. Учтите, сразу не стрелять. Он нужен живым, – напомнил Ямпольский.
– Думаешь, он тебе скажет, чем дела маньяка отличались от наших? – спросил тот, кого майор назвал Димой.
– Скажет.
– И на хрена нам маньяк?
– Идиот. Его мы тихо уберем, на всякий случай. Он умрет, а бумажные драконы останутся. Дальше объяснять? – почти выкрикнул Ямпольский.
– Не нужно, – пожал плечами Дима.
Знакомый голос, подумал Шатов. Он его уже где-то слышал. Совсем недавно. С какой-то истеричной ноткой голос. А, вспомнил Шатов, ночной курильщик.
– Давайте наверх, – напомнил Ямпольский, – он может появиться в любой момент. Шатов, ты, когда пришел, все так и было?
– Да, – коротко ответил Шатов.
– Дверь не заперта, свет включен, дрова в камине горели?
– Да.
– Ты точно ничего не трогал?
– Пытки применишь? – спросил Шатов.
Ямпольский шагнул к нему, но тут снова зазвонил телефон.
– Снова – да! – сказал в трубку Шатов.
– Я скоро приду, – сообщил голос Арсения Ильича, – минут через десять-пятнадцать. Ждите.
– Хорошо, – сглотнул слюну Шатов.
– Что там у вас с голосом? – поинтересовался Арсений Ильич.
– Ничего.
– Ничего? Больше ничего сказать не хотите?
– Ничего.
– Тогда ждите, – голос Арсения Ильича был спокоен.
Слишком спокоен, мелькнуло у Шатова. Он закрыл глаза. Где он может быть?
– Не суетись перед шторами, – предупредил майор Коляна, – пересади журналиста на диван. Чтобы этот его приятель сразу не заметил, что дело нечисто.
Колян волновался, потер щеку рукой:
– Его на диване не к чему будет пристегнуть.
– Руки за спиной защелкни и все, учить тебя? – майор передернул затвор пистолета.
Колян отстегнул наручники, защелкнул их снова и толкнул Шатова на диван:
– Лежи тут.
Ямпольский огляделся:
– Давай на кухню, дверь приоткрой… Или нет, не надо.
– Что?
– Возьми стул и поставь за входную дверь. Можешь сидеть. Я сяду в угол, в кресло.
– Там Бахмут вымокнет, – сказал Колян, подтягивая стул и усаживаясь на него.
– Не расклеится, – оборвал Ямпольский, – меньше трепа!
Шатов пошевелил плечами, стараясь устроиться хоть сколько-нибудь удобно. Ломило плечи, рук он просто не чувствовал. Ныли губы…
– Слышь, майор! – окликнул Шатов.
– Что?
– Ты не боишься, что мое лицо может не понравиться хозяину дома?
– Твою мать, – Ямпольский вскочил, – где тут у него вода?
– Для меня ее нет, – сказал Шатов.
– Сходи на кухню, – Ямпольский указал пистолетом на дверь, – поищи воду. Ведро, или там, в чайнике.
Колян вдоль стены, чтобы не отбрасывать тень на шторы, прошел к кухне.
– Тряпку намочи, – подсказал Ямпольский.
Тряпку намочи. Все происходящее в комнате отодвигалось от Шатова все дальше и дальше. Комната заполнялась чем-то упругим, эластично сдавливающим все тело. Шатов моргнул. Перед глазами плавала какая-то кисея. Словно призрачные тени каких-то предметов, которых Шатов ни как не мог опознать.
Вернулся Колян, несколькими движениями вытер Шатову лицо, бросил тряпку на пол за диван.
Шатов почти не обратил на это внимание. Странное чувство, будто он одновременно находится в двух разных местах, возникло у Шатова и никак не уходило. Один Шатов полулежал на диване, неловко согнув скованные за спиной руки. Другой…
Другой медленно двигался… По коридору? Какие-то стены… Деревянные стены… Это движение не зависело от желания Шатова. Его словно кто-то передвигал, или нес…
Шатов видел, как Колян, переложив пистолет в левую руку, правой чешет за ухом. Но одновременно с этим Шатов, другой Шатов, приближался к кому-то, к какому-то силуэту. Это было знакомое место, но Шатов не мог вспомнить, где это.
Безумие, подумал Шатов. Его мозг просто не выдержал всего произошедшего. Он просто не вынес ожидания смерти. Или такое видение может посетить каждого приговоренного к смерти?
Колян нервничает. Протер зачем-то пистолет рукавом куртки. Ямпольский вытащил пачку сигарет, поколебался минуту и сигареты спрятал.
Как там, наверху, эти двое? Тоже волнуются… А чего им волноваться? Они уже не в первый раз убивают. Не в первый раз. Кто-то из нихвсего несколько часов назад застрелил двух бомжей. А другой, или тот же самый, воткнул нож в горло Гриши Пащенко.
Чего волноваться?
Вон даже Шатов… Второй, призрачный Шатов поднял руку. В руке что-то есть, Шатов не чувствует тяжести этого предмета, не ощущает его поверхности, но знает, что в руке что-то есть. Своих настоящих рук Шатов тоже не чувствует, но это совсем другое. Совсем…
Силуэт перед призрачным Шатовым неподвижен. Он не замечает Шатова, не замечает, что рука уже поднята, что… И вдруг тот, призрачный Шатов раздвоился. Он продолжал подходить к кому-то и одновременно стал этим кем-то. Этим человеком, не знающим, что к нему приближаются, что…
Ямпольского и Коляна Шатов уже почти не видел. Не чувствовал своего тела. Все больше он перетекал в призрак, в два призрака… Шатов опустил веки и вдруг, словно только открытые глаза и мешали, второе его я, призрачное видение, стало вдруг почти реальным, почти настоящим.
Тот Шатов, который двигался, беспокоился, чтобы идти тихо, чтобы не заскрипели доски, и чтобы не оглянулся тот Шатов, который стоит возле окна, облокотившись о стену. Возле окна, в кабинете. В кабинете, наверху…
В руке у Шатова… Шатова? Нет, не Шатова, Шатов осознал, что он только наблюдает, что это чужое тело. Чужое… И в его руке продолговатый предмет. Металлический. До другого человека – всего полтора метра. Всего…
Шатов видит все с двух точек. С двух точек одновременно. Шатов не может понять, не может вспомнить, кто именно этот первый, подкрадывающийся. А второй… Старший лейтенант Рыков. Это Митяй. И все происходит в кабинете на втором этаже.
Вот Митяй что-то почувствовал… Просто решил оглянуться. Оборачивается. Шатов чувствует, как в голове Рыкова плывут медленно мысли. Очень медленно. Что-то о промокшей обуви, о простуде, о деньгах…
Потом, внезапно, удивление, страх… Он увидел… И Шатов его глазами увидел себя. Его глазами – себя. Свое тело. И одновременно – лицо Рыкова. Лицо Рыкова и лицо… Арсений Ильич.
Шатов-Рыков начинает поднимать пистолет, но Шатов-Арсений уже нажимает на тугой спуск ружья для подводной охоты. Щелкает резина, зазубренная стрела за мгновение преодолевает расстояние от ружья до горла.
Боль пронзает тело Рыкова. Мгновенная, ослепительная боль. И удивление. И растерянность. И… Шатов-Арсений подхватывает падающее тело и осторожно укладывает его возле стола. Бесшумно.
Тело вздрагивает. Чужие руки удерживают его на полу. Тело вздрагивает снова. Нога ударяет по ножке стола, и Шатов успевает ощутить боль. Перед его глазами – глазами Рыкова – проносятся какие-то видения, быстрее, быстрее, сливаются в сплошной поток, превращаются в тоннель… Шатов открыл глаза.
Сердце колотилось, в глазах все двоилось.
Бред? Бред.
Он лежит на диване и больше ничего не происходит. Здесь нет Арсения Ильича, здесь нет Рыкова. Нет Рыкова, отозвалось в мозгу. Нет Рыкова. Его нет среди живых.
Он умер.
– Да где же он? – шепчет Колян.
У него на лице поблескивают то ли капли дождя, то капли пота.