л во всех этих совещаниях теперь, когда немцы наступали повсюду, не встречая никакого сопротивления. Воспоминания о тех днях расплывались, как в тумане. Больше не было ни государства, ни армии, ни правительства. Она помнила, как плакала, когда маршал объявил по радио о перемирии. В то утро она бесцельно бродила одна по улицам Бордо. В ее ушах снова и снова звучали слова этой речи: «Мы заключили перемирие, боевые действия прекращены… Я ненавижу ложь, которая причинила вам столько вреда. Земля не лжет. Она остается вашей опорой», и она понимала, что ничто и никогда уже не будет прежним. Вместе с другими членами парламента они переехали из Бордо в Клермон-Ферран. Город оказался не готов к такому наплыву беженцев. Через несколько дней их караван снова отправился в путь. В конце концов супруги Сован д’Арамон обосновались в Виши.
Летний зной накрыл город свинцовым колпаком. Всего за несколько дней курортный городок на берегу реки Алье оказался заполонен бежавшими чиновниками и их семьями. Графу и графине д’Арамон повезло — им был выделен номер в отеле «Регина». Что могло быть печальнее, чем эта новоявленная столица побежденной страны? Она источала скорбь и сожаление. В первые дни Сюзанна вошла в ближайшее окружение мадам Петен. Теперь, когда жена маршала стала первой леди Франции, вокруг нее толпился целый рой приближенных. Погрязнув в праздности, все они жили ожиданием милостей от нового главы государства. Чтобы попасть на обеды и полдники его супруги, жены чиновников работали локтями, надеясь, что другие, допустив ошибку, впадут в немилость. Иногда герой Вердена появлялся в салонах отеля «Мажестик» во время чаепитий, чем мадам Петен очень гордилась. Словно оракул, он ронял несколько скупых слов, а затем ускользал, оставляя жене право их истолковать. Как и все, ищущие защиты, Сюзанна в конце концов стала обхаживать супругу маршала. Они никогда не были особенно близки, но время от времени пересекались в прошлом. Каждый день повторялся один и тот же ритуал. После сбора средств на благотворительные проекты маршала все отправлялись на прогулку в Парк источников. Мадам Петен с величественным видом расхаживала в окружении своей свиты в тени платанов и каштанов. В шляпе, затейливо украшенной перьями и цветами, она представляла себя королевой Франции, прогуливающейся по садам Версаля. При этом она была скорее похожа не на беззаботную и легкомысленную Марию-Антуанетту, а на скромную и набожную Марию Терезу, за которой следовали ее строгая камарера и множество дуэний, а также несколько благочестивых монахинь, придворных аббатов и настоятельниц со скапуляриями. Прикрытая от солнца зонтиком с бахромой, который держал лакей, супруга маршала выступала с таким видом, словно изображала Деву Марию в праздничной процессии в день Вознесения Богородицы. Однако за этим новым величественным образом проглядывали плохо скрываемые амбиции и гордыня. Теперь мадам Петен достаточно было вымолвить слово или выразить малейшее желание — все, чего она хотела, тут же подносилось ей на блюдечке. Она требовала, приказывала и топала ногами, как самовластная государыня. Ее прихоти стали иллюстрацией обретенной ею власти. Тех, кто когда-то презирал ее, она заставит склониться перед ней. Настала их очередь быть униженными, и она не преминула воспользоваться своей властью. Она была супругой главы государства, маршала Франции, и имя, которое она носила, стоило всех их титулов и состояний. Их богатое прошлое стремительно меркло перед ее настоящим, исполненным величия.
По правде говоря, Сюзанна задыхалась в этом гинекее, где ежедневно приходилось отстаивать свой статус и преимущества, завоеванные накануне. У нее не было ничего общего с этими скучными женщинами, которые по воскресеньям ждали выхода маршала, чтобы пойти на мессу после смены караула. Компания жен министров и высокопоставленных государственных служащих, которые заученным тоном повторяли то, что говорили их мужья, навевала на нее тоску. Немногочисленные конференции и благотворительные мероприятия, проводившиеся для жен чиновников, также не представляли интереса. Во второй половине дня в салонах отеля «Мажестик» царила аскетичная атмосфера — там вязали шарфы и собирали средства для беженцев, однако к аперитиву эти достопочтенные женщины уступали место женам дипломатов, шпионкам и светским львицам в платьях от ведущих кутюрье. Супруга маршала оставляла поле боя своим соперницам — мадам Лаваль и ее дочери, блистательной Жозе де Шамбрен. Эти две женщины и задавали тон празднику, где громко смеялись и пили шампанское. Сюзанна отказывалась там появляться — это означало бы скомпрометировать себя.
Так Виши стал территорией тщеславия, погрязшей в сиюминутных интригах. Малейший слух распространялся там подобно лесному пожару. По всем этажам отелей «Дю Парк» и «Мажестик» сновали сотрудники администрации, лихорадочно обмениваясь прогнозами во всех коридорах и закутках. Из предосторожности Сюзанна держалась в стороне от этих дворцовых склок. Она по-прежнему вместе с мужем присутствовала на всех официальных церемониях, но в промежутках между этими мероприятиями старалась не покидать свой номер в отеле. Как и другие, некоторое время она посещала лечебницу. В конце концов, оказавшись в Виши, стоило оценить достоинства его источников. Поэтому она без особого восторга стояла в очередях термального комплекса, где раздатчицы воды в белых фартуках и колпаках наполняли мерные стаканчики, которые им протягивали пациенты с больной печенью. Процедуры не вызвали у Сюзанны никакого энтузиазма, и она в конце концов отказалась от них. Проведя в этом изнеженном курортном городке долгие недели, граф и графиня поняли, что их ничего больше здесь не удерживает. Устав от всего, они решили вернуться в Париж.
Мне хотелось поближе познакомиться с этим местом, которое на протяжении четырех лет было центром сотрудничества французского государства с нацистской Германией. В один из апрельских дней я отправился в департамент Алье. Насколько мне известно, мои родители никогда не бывали в этом курортном городке. Они, несомненно, нашли бы его очаровательным. Здесь удивительным образом сочетаются архитектурные стили Второй империи, Прекрасной эпохи и ар-деко. Его тихие улочки ничем не напоминают гостям о событиях военных лет. От вокзала я дошел до отеля «Дю Парк», где в те времена находилась штаб-квартира правительства. Теперь это здание превратилось в частную резиденцию, доступ в которую защищен кодовым замком. За исключением памятной стелы у входа в Парк источников, здесь не осталось ничего связанного с печальным прошлым этих мест.
На четвертом этаже отеля «Дю Парк», расположенного на углу улицы, маршал разместил свои рабочие и жилые помещения, а его супруга поселилась по соседству, в «Мажестик». В то время два отеля были соединены крытым переходом, которого больше нет. В тени платанов все дышало спокойствием, утонченностью и благодушием эпохи, еще не омраченной жестокостью века насилия. Трудно было представить, что в этом маленьком провинциальном городке плелись грандиозные интриги, воплощались в жизнь или рушились амбиции в масштабах целого государства. По утрам здесь организовывали заговоры, которые раскрывались к вечеру. Виши был театром теней, где история творилась исподтишка. После поражения 1940 года во власти произошел раскол. Двери местных отелей, ставших министерствами и другими органами государственного управления, распахнулись для честолюбцев, которые только этого и ждали. Здесь, в темных кулуарах, разрабатывались и принимались к исполнению меры, имевшие далекоидущие последствия. Тысячи людей поплатились жизнью за отвратительные, постыдные решения, принятые в этих дворцах.
Мое необычное паломничество продолжилось в парке, расположенном рядом с отелем. Если не считать нескольких бегунов, я был одним из немногих прогуливающихся в этом лесистом уголке. Под сенью каштанов я представлял себе опирающегося на трость маршала в сопровождении своего секретаря и доверенного лица, скандально известного доктора Менетреля. Чуть дальше, возле эстрады и крытых галерей, мне показалось, что я вот-вот увижу мадам Петен, которая присела на скамейку, утомленная летним зноем. Продолжив свой путь, я вышел к Оперному театру на краю парка. Это здание — шедевр архитектуры модерна. На входе молодая женщина сказала мне, что сейчас начнется экскурсия, и я присоединился к небольшой группе. Интерьер оказался поистине впечатляющим, желтый цвет в нем гармонично сочетался с золотом и слоновой костью. Экскурсовод рассказывала о выдающихся дирижерах и солистах — от Карузо до Рихарда Штрауса, — которые здесь выступали. О том черном дне в июле 1940-го, который привел сюда Сюзанну и ее мужа, она упомянула лишь вскользь.
В разгар душного лета под этим огромным светящимся куполом избранные представители французского народа уничтожили республику. Я снова подумал о Сюзанне и ее муже, которых судьба забросила в этот опереточный курортный городок. Бертран д’Арамон был одним из пятисот шестидесяти девяти депутатов, проголосовавших в тот день за передачу всей полноты власти маршалу Петену. Двадцать депутатов воздержались, восемьдесят выступили против. Мне хотелось понять, почему он принял такое решение. Что стало причиной этого выбора — убежденный иррациональный пацифизм графа д’Арамона, готового на мир любой ценой? Или личное доверие к маршалу? А может, просто-напросто стремление сосредоточить власть в сильных, даже авторитарных руках? На этот вопрос нет ответа, поскольку то голосование прошло без предварительных дебатов, которые могли бы прояснить позицию каждого. Интересно, приходила ли ему в голову мысль о том, что всего через несколько недель это решение приведет к несправедливым санкциям против его шурина, а затем и к дискриминационным мерам в отношении его собственной жены?
Выйдя из оперы, я прогулялся по авеню Термаль до отеля «Регина», где Сюзанна с мужем жили в течение нескольких недель своего вынужденного пребывания в Виши. Здание было давно заброшено, и его былое великолепие потускнело. За закрытыми ставнями, с которых теперь уже облупилась краска, Сюзанна провела долгие часы и дни, ожидая своего мужа. Вероятно, она писала длинные письма матери и брату. В первых числах июня Морис Штерн и его семья покинули Францию. Я не знаю истинных причин их отъезда. Несомненно, он чувствовал, что, когда немцы войдут в Париж, он и его семья станут жертвами расправы с большей вероятностью, чем другие, ведь они были не просто евреями, но и представляли еврейское финансовое сообщество, которое так ненавидели нацисты.