– Поедем ко мне, – решительно сказала докторша, выйдя из душного зала.
Травин был не против, определённость ему всегда нравилась, до дома, где жила его спутница, они домчали за пару минут. Первый раз Черницкая поцеловала его, когда он слез с мотоцикла и помог ей спуститься с сиденья. Второй раз – у калитки, и больше они друг от друга не отрывались.
– Максим по будням у бабушки, – сказала она, когда на ощупь отпирала дверь. – А у меня ночное дежурство, в двенадцать вечера я должна быть на работе.
– Не будем терять времени, – согласился Сергей и на руках понёс её в комнату.
Когда мотоцикл подъехал к крыльцу больницы, там стояла Надя Матюшина. Сергей было хотел поздороваться, но девушка словно была чем-то огорчена и убежала, едва завидя их с докторшей. Травин решил, что так даже к лучшему, и пообещал себе, что в следующий раз не забудет привезти медсёстрам чего-нибудь.
– Чай, – сказала Черницкая, – мы тут по ночам бывает с ног валимся, спасаемся только крепким сладким чаем с лимонами, так что, если ты хочешь нас порадовать, купи цейлонского номер девяносто пять. И шоколад. Но много не привози, избалуешь мне медсестёр, потом самой покупать придётся.
– Куплю, – Травин кивнул. – В среду в театре Пушкина ленинградские артисты выступать будут, на спектакль можем сходить. Или в киношку, американскую комедию в «Авиаторе» будут показывать, с Китоном.
– Позже решим, – докторша улыбнулась лукаво, чмокнула его в щёку, – партия нам подарила новый выходной, так что Максимка у меня будет. И завтра вечером тоже. Всё, тебе пора домой, а мне – работать.
Выезжая со двора больницы, Травин понял, чем ему нравится Черницкая, она относилась к жизни примерно так же, как он, мало обращая внимания на условности, предрассудки и несущественные мелочи, не жеманничала, не требовала особого отношения, но и пренебрежения к себе не допускала. Всё в ней было в ту самую меру, которая его, Травина, устраивала.
– Посмотрим, что дальше будет, – решил он, выворачивая на мост, мотоцикл чуть подскочил на кочке, что-то скрежетнуло, Сергей сбросил скорость, прислушиваясь к работе двигателя и скрипу пружин.
Колесо спустило окончательно на мосту через реку Великую, Сергей кое-как доехал до здания центральной библиотеки, огляделся, торговые площади напротив были совершенно пусты, торговцы появятся здесь только утром. Можно было дотолкать мотоцикл до почтамта, но с десяти вечера до шести утра двери были заперты, охранник сидел внутри, и дёргать его по личным делам Сергей не хотел.
В будке возле библиотеки скучал часовой из полка ГПУ, мужчина средних лет, в шинели нового образца и шлеме с малиновой звездой.
– Не положено, – сказал он Травину, когда тот попросил присмотреть за мотоциклом до утра. – Вон, у дворника оставь в ломбарде, а я пригляжу, если что.
Ломбард находился во дворе дома-колодца, зажатого между ночлежным домом и Санпросвещением. Первый этаж со стороны моста занимала кооперативная столовая с логичным названием «У Великой» и гордой надписью «Ресторация», в доме также располагались страховые кассы, аптека, магазин одежды, мастерская, в которой починяли примуса и керосинки, и склады, где ломбард хранил сданные в залог вещи. В небольшой пристройке перед въездом во двор жил дворник, и Сергей решил, что вполне может последовать совету часового и оставить здесь мотоцикл до утра, а дома он снимет колесо с коляски, и тут же его перед работой поменяет, благо до почтамта было два шага. Он дотащил мотоцикл до запертых ворот и заглянул внутрь пристройки.
Дворник спал. Под столом валялась пустая бутылка, на газете лежали остатки закуски, комната была пропитана запахом перегара, дрова в буржуйке почти прогорели. Сергей подбросил в топку два полешка, будить дворника не стал, завёз мотоцикл внутрь, посчитав, что до утра с ним ничего не сделается, и вышел на улицу. Из ресторана звучал фокстрот «Джон Грей» начинающего композитора Блантера, этот танец, как писали в газете «Правда», представлял собой салонную имитацию полового акта и всякого рода физиологических извращений. Травин не знал слов фокстрота наизусть, хотя его пели в ресторанах, чайных, блинных и даже столовых горкомхоза, но с мнением советских цензоров был согласен. Когда его исполняла Варя Лапина, извиваясь всем телом и подпевая «Нет, нет, сказала Кэт», иначе как началом полового акта это назвать было нельзя.
Сергей вдохнул ночной воздух, полной грудью, с удовольствием, и только подумал, умеет ли Черницкая танцевать, как закашлялся, голова закружилась, он опёрся о кованые ворота. В глазах мелькали искры, сначала целый рой, потом они начали постепенно исчезать, пока не осталась одна, самая противная. Чтобы прогнать её, Травин сильно зажмурил глаза, потом открыл, посмотрел вдаль, в глубину двора. У ломбарда шевелились тени, сначала он принял их за остаточное воздействие головокружения, но потом присмотрелся и понял, что это не так.
Движение теней нельзя было объяснить ветром, раскачивавшим тусклый фонарь. Травин засунул левую руку в карман, пропустил пальцы в отверстия кастета, сделал вид, что ничего не заметил, и вышел из арки на улицу.
– Идите домой, гражданин, – часовой устало вздохнул, ему предстояло стоять на очень свежем воздухе до пяти утра и выслушивать чужие бредни совершенно не хотелось, – тени ему чудятся. Я тутма важный объект охраняю, промежду прочим. Цельный мост.
– Может, там грабители? – предположил Травин.
– Коли думаешь, что преступление, за мостом милиция, туда и беги, соколик, а то, если интересно, сам бы и посмотрел. Потом поведаешь, шпиён там али несознательный трудящийся, выпимши в ресторации и освежиться вышедший.
У Травина возникло желание просто пойти домой, и он бы так и сделал, но оставлять мотоцикл рядом с местом, где, возможно, происходит что-то противозаконное, не хотелось. Дом-колодец имел два входа – первый, с запертой калиткой, где Сергей уже побывал, со стороны моста Красной Армии, и второй, с наглухо заваренными воротами, который выходил на улицу Троцкого. У ресторана был свой служебный вход, но соваться туда Сергей не хотел, нужно было пройти через весь зал и кухню, мимо пьяных людей и недовольных работников общепита.
При царизме каждая квартира на первом этаже имела свой выход во двор, но потом, при уплотнении, эти двери заколотили, осталась только одна проходная. Если зайти в подъезд на улице Володарского, со стороны городской ночлежки, то у коммуналки на первом этаже был свой чёрный ход – Травин эту нехорошую квартиру знал, и даже ходил туда с почтальоном, пожилой женщиной, которую перед этим там же и ограбили.
Дверь в квартиру запиралась на обычную защёлку, ключами её обитатели никогда не пользовались. Вот комнаты, те закрывались в отсутствие хозяев на висячие замки, а когда те были дома – на задвижки, и всё равно соседи обносили друг друга, дрались, а потом вместе пропивали вещи, которые тут же в ломбарде и закладывали. Взрослые жильцы не работали, промышляли мелким воровством и проституцией, а дети попрошайничали в торговых рядах. Травин открыл дверь ногой, шикнул на испитого мужика, высунувшего голову из комнаты, прошёл по длинному загаженному коридору, аккуратно, чтобы не наступить в кучки мусора или ещё чего похуже, пробрался через кухню, осторожно выглянул во двор. Ломбард занимал двухэтажное здание с подвалом, где хранились особо ценные предметы залога, и охранялся милицией.
В ночное время на первом этаже должен был сидеть сотрудник адмотдела, окошко комнаты охраны тускло светилось. Травин, шагая по периметру дома, добрался до ломбарда, заглянул в окно – в комнате никого не было. Лампочка под потолком, стол, на котором лежала тетрадь и стоял недопитый стакан чая, отодвинутый стул, возможно, охранник отошёл по своим делам и должен был вернуться.
За спиной послышалось шевеление, теней было как минимум две, они приближались к Сергею, не особо скрываясь. Одна тень была вооружена ножом, сталь блестела в свете фонаря, вторая держала в руке наган. Травин пошевелил пальцами, спуская кастет вниз. С большинством людей он мог бы справиться и голыми руками, но при помощи металла ломать кости было надёжнее.
Сергей надеялся, что человек с пистолетом просто так стрелять не решится, звуки выстрела могли привлечь ненужных людей, в частности часового на мосту. Незнакомец держал наган в полусогнутой руке, стволом вниз, как бы показывая, что готов применить оружие в любой момент, но делать этого не хочет. Человек с ножом чуть приотстал, пропуская напарника вперёд, и был готов прийти на подмогу, если жертва не испугается. Он был опаснее – и потому, что внимание на себя должен был привлечь человек с пистолетом, и потому, что ему можно было не опасаться звуков от применения оружия. Сергея это вполне устраивало, у него были длинные руки, это увеличивало радиус удара, к тому же на нем была куртка из толстой кожи, которая, хоть и стесняла немного движения, сама по себе была неплохой защитой, и кожаные ботинки на толстой твёрдой подошве. Про ноги противники обычно забывали, особенно если их внимание направить на другую угрозу.
Сергей сложил ладони в трубу, прислонил к стеклу и сделал вид, что вглядывается внутрь комнаты. Ему показалось, что он разглядел кончик сапога, кто-то лежал в коридоре, Травин прищурился, пытаясь сконцентрировать взгляд и одновременно не потерять из виду приближающихся людей. Кастет он спрятал в ладони, придерживая мизинцем.
Первый и второй что-то между собой выяснили, человек с ножом начал обходить Сергея сбоку, а тот, что с пистолетом, приблизился.
– Вы что-то хотели, гражданин? – он не дошёл до Травина метра два.
Сергей обернулся – обычный человек среднего роста, с короткой стрижкой, в расстёгнутом шерстяном пальто, на лацкане пиджака блестел значок.
– Да, у меня сломался мотоцикл, дворник обычно пьёт с пролетариями, которые в квартире номер шесть живут, но там его сейчас нет, вот я и подумал, может, он здесь. А вы, собственно, кто?
– Рабоче-крестьянская милиция, – человек быстро отвернул и завернул обратно лацкан, с обратной стороны был обычный винтовой замок. – Это охраняемый объект, товарищ. Ночь, в такое время дрыхнуть надо, а не по ломбардам шастать, пройдёмте со мной в отделение, там всё и растолкуете. Или лучше идите подобру-поздорову отсюда.