опытался фельдшера успокоить, но та громко завизжала, когда он к ней приблизился, словно это он был убийцей. Травин смог кое-как осмотреть труп, раздутое потемневшее тело очень отдалённо напоминало Глашу Екимову, платье вроде было тем же, но с уверенностью утверждать это Сергей не решался.
У инспектора Семичева был приказ отпустить их с Лакобой после опознания, таможенник сразу ушёл, а Травин после того, как с него сняли наручники, показывал агентам угро и бойцам погранотряда, где именно он попал в Сомова, и даже разыскал в траве кусочек гипса, но там крови не обнаружилось, а гипс был с верхнего слоя, и собаки на него не отреагировали. Семичев дождался своего заместителя и уехал, субинспектор сам подошёл к Травину чуть погодя, когда к поискам подключились пограничники, протянул руку.
– Виктор Мельник. Я тебя на футбольном поле видел, за желдорстанцию играешь, да?
Сергей улыбнулся, все его достижения по доставке корреспонденции меркли перед скромными спортивными успехами.
– А ещё это ведь ты Сомова задержал, – поправился субинспектор. – Дело твоё у Радзянского видел, в Московском угро служил?
– Было дело.
– Вот скажи, как так оказалось, что Сомова с Лещенко отпустили?
Сергей как смог описал человека в штатском.
– Ясно, начальник политотдела милиции Яцкин, – Мельник покачал головой, – вроде опытный товарищ, а мокрушника с одним красноармейцем отправил.
– Это Сомов-то мокрушник? Он же по сейфам спец, нож в руках держать толком не умеет, я сам видел.
– Спец этот нашего агента в камере пришил, Прохорова, поэтому его вчера на игре не было, а второго агента, Юткевича, порезал, в окружной больнице сейчас.
– Чудеса. Но всё равно, кто ж убийцу почти без конвоя отправляет? – удивился Сергей. – Тут отделение нужно.
– Радзянский на вас двоих рассчитывал, а потом к вам Сомова прибавили, вторая машина поехала следом и сломалась на полпути, с ней просто беда, на ровном месте глохнет. Водитель думал, что они просто отстали, – Мельник сплюнул. – Везде бардак, у нас кадров нехватка, а бандитов меньше не становится. Таких, как Сомов, надо сразу к стенке, так нет, возятся со всякой мразью, кормят и в камере содержат.
Травин был с ним почти полностью согласен, Уголовный кодекс, беспощадный к врагам революции и советской власти, к обычным преступникам был снисходителен.
Проснулся он после неспокойной ночи от того, что Лиза его тормошила.
– Дядя Серёжа, вставай, – девочка тянула край одеяла, – вставай быстрее.
– В школу пора? – Сергей зевнул, потёр глаза. – Иди, я посплю ещё немного.
– Какая школа! – Лиза руками всплеснула, оставив одеяло в покое. – Первомай же, демонстрация трудящихся. По радио только что сказали, на Красной площади на трибуне товарищ Калинин скоро появится, а ты всё спишь.
– И то верно, – Травин уселся, сунул ноги в меховые тапочки, изба была прогрета и лично им ещё зимой проконопачена, но пол всё равно холодил. – Раз Калинин проснулся, то и нам негоже дрыхнуть.
Ответственные от почтамта собирались возле клуба Урицкого, Травина уже ждали сотрудницы, Циммерман с женой и телеграфист Игнатьев с девушкой, Надей Матюшиной, все были в отличном настроении, даже Надя. Правда, до прихода Травина она молчала и дулась, но стоило Сергею появиться, тут же начала громко смеяться и требовать от телеграфиста внимания.
Рядом собирались работники типографии «Псковский набат», студенты техникума, рабочие с лимонадного завода и прочие служащие окрестных организаций. Травин получил на весь коллектив два красных знамени, набил карман красными ленточками, которые надо было пристегнуть булавкой к одежде, расписался в гроссбухе, что знамёна вернёт. Вручил их Циммерману и Марфе Абзякиной, подхватил одной рукой Лизу, а другой, под пристальным взглядом мадам Циммерман, Свету Кислицыну, получил в спину презрительное «бабник» от Нади и уважительное, с придыханием, «кобель» от ещё кого-то и приготовился вести свою ватагу к Торговым рядам. Там, соединившись с трудящимися из Запсковья и Завеличья, демонстрантам предстояло по улице Октябрьской выйти к Сергиевым воротам, подобрать деятелей культуры, молотилку с лозунгом и празднично разукрашенный грузовик и выплеснуться на Пролетарский бульвар, на котором по такому случаю остановили движение трамваев.
– Не возражаете, если мы вместе с вами пойдём? – Вадим Петрович Леднёв, инженер «Набата», щеголял красной ленточкой на груди. – Вместе веселее, у вас вон барышни незамужние, у меня хлопцы все как на подбор.
Сергей кивнул, вспомнил, что ленточки-то он не раздал, и полез в карман.
– Всегда рады, – сказал он, – сегодня без супруги?
– Занята, – Леднёв скорчил интригующую рожицу, засмеялся, – Дарья Павловна теперь в желдортеатре служат, я вам по случаю контрамарочку занесу на «Елизавету Бам», знаете ли, занимательнейшая пьеска Данилки Ювачёва, так там Дашенька главную роль исполняет, рекомендую, да-с. В эту пятницу ожидается аншлаг.
Псков жил насыщенной культурной жизнью, помимо театра имени Пушкина, в Летнем саду, примыкающему к Ботаническому, существовал театр под открытым небом, где представления шли в ясную теплую погоду, у клуба железнодорожников была своя театральная сцена с собственной труппой и молодым режиссёром-энтузиастом. Травину нравился театр Пушкина, там часто выступали артисты из Ленинграда, а в клубе железнодорожников он был всего один раз. На фоне отличного буфета и мягких кресел актёры выглядели бледновато, но терпимо, к тому же Лапина отлично разбиралась в постановках и могла при случае что-то объяснить. Как к театру относится Черницкая, Сергей не знал, это только предстояло выяснить.
– Буду благодарен, – сказал он. – Две штуки.
Леднёв посмотрел на Свету, понимающе улыбнулся и подмигнул.
Поток людей наконец двинулся, типографские рабочие смешались с почтовыми, лимонадные – с педтехникумом, для людей прогулка по улице, неважно с чем, с флагами или с цветами, означала возможность вырваться из серых трудовых будней и бытовых проблем. До ворот шли слитно, а уже на бульваре состав демонстрантов начал меняться, присоединялись военные из казарм и рабочие «Металлиста», отставали те, кто жил в Запсковье и в слободе, Лиза увидела пионеров из школы, которые тащили фанерный крейсер «Аврора», и убежала к ним, Сергей мужественно дотерпел до сквера возле желдорклуба и уже там позорно ретировался, под ревнивым взглядом Циммермана прихватив с собой Свету Кислицыну.
– Куда мы идём? – пискнула счетовод.
– Подальше отсюда, – Травин шагал быстро, Света едва за ним поспевала. – Или хочешь, чтобы Муся Циммерман тебе волосы повыдергала? Она в два раза старше и в три раза тяжелее, шансов у тебя нет никаких.
– Вообще-то, – девушка попробовала вырвать руку, – мы с Семёном свободные люди и любим друг друга, а эта его жена – собственница. В нашей советской стране нет частного права на мужей, вот!
Сергей остановился, вздохнул.
– Мне, – сказал он, – по большому счёту плевать, хоть втроём живите и размножайтесь, как кролики, только на работе вовремя появляйтесь. Хочешь вернуться – пожалуйста.
– Ну уж нет, – Света лукаво улыбнулась и покраснела, – раз вы меня украли, Сергей Олегович, должны теперь напоить, накормить и спать уложить. Ой, я не хотела, простите. Только накормить.
– Уверена? – Травин огляделся.
Они миновали товарную станцию и находились в начале Вокзальной улицы, которая шла до железнодорожного моста через Великую. Прямо перед ними в сквере стояло двухэтажное здание образцовой столовой номер 1 Псковской артели инвалидов, по сути – нэпманского ресторана, мелькнула шальная мысль отвести девушку туда и сразу пропала, во-первых, смысла тратиться на чужую подругу он не видел, и во-вторых, денег до получки оставалось шесть с половиной рублей. В ресторане с такими капиталами делать было нечего, даже днём, а вот в столовой желдортреста, которая находилась на другой стороне улицы, за восемьдесят четыре копейки деньгами или талонами подавали неплохой обед. У Травина талонов с его подработки осталось недели на две-три обильного питания, в принципе, он их так и хранил, на крайний случай.
Света сама уже не рада была, что напросилась, и на ресторан поглядывала с тревогой, в таких местах она никогда не была, там, насколько она знала, продажные женщины ублажали нэпманов за меха и бриллианты. Поэтому, когда они свернули к столовой, облегчённо вздохнула.
– Давай, Кислицына, раз уж мы с тобой за одним столом сидим, рассказывай, что да как, может, пожаловаться хочешь или совета попросить, – Сергей намазал хлеб топлёным маслом, зачерпнул ложкой жаркое из дичи с картошкой и морковью, здесь его подавали в глиняных горшочках, а отдельно, в миске, квашеную капусту с мочёными яблоками, на взгляд Травина, получалось куда лучше и вкуснее, чем в дорогих и пафосных местах. – Да не тушуйся ты, поговорят немного и перестанут, к тому же у меня другая женщина есть.
Поначалу пришлось отбиваться от расспросов. Кислицына, почуяв новость, которую можно обсудить с товарками, вытянула у Сергея, что теперь он встречается с доктором из больницы в Завеличье, и то, что они вместе смотрели кино. Оказалось, что на этот фильм Света ходила семь раз и собиралась сходить по крайней мере столько же, а фотография Греты Гарбо висела у неё над кроватью.
– Это же потрясающая картина, – уверяла она, – я каждый раз плачу, как впервые, и Семён, знаете, он тоже плакал, у него такая тонкая душа, а его жена это не ценит.
– Когда это он плакал? – Травин нахмурился. – Вы что, в рабочее время туда ходили?
– Нет, вечером, – спохватилась девушка. – В «Авиатор» после работы случайно зашли, на минутку.
В рабочей столовой официантов не было, так что Сергей отнёс пустые горшочки, взял судки с обедом для Лизы, забрал чай и выпечку, Света, несмотря на свою субтильную внешность, отсутствием аппетита не страдала и ухватилась за горячий бублик.
– Везут и везут, везут и везут, – жаловалась она с набитым ртом.
– Что везут?