– Бедная малышка, – прошептала Агата, накрыв руку Анны своей ладонью. – Теперь нас с тобой объединяет общее горе.
Анна открыла было рот, чтобы возразить, но промолчала.
В начале января прибыла партия из сорока тысяч виноградных саженцев, заказанных Карло: тридцать пять тысяч сорта «ниуру мару» и пять тысяч «мальвазия нера» из окрестностей Бриндизи. Шпалеры для лоз были уже готовы – их установили в точности по указаниям дона Чиччо.
Когда Карло впервые привел старика осмотреть земли, на следующий день после памятного визита, дон Чиччо упер руки в бока и обвел взглядом горизонт. Потом начал вещать. Прежде всего, объяснил он, нужно распланировать посадки. Если все сделать правильно, можно высадить до четырех тысяч лоз на гектар. Расстояние между рядами должно быть не меньше двух с половиной метров, от силы – три. Дон Чиччо отмерил три широких шага, показывая, как это должно выглядеть. Но когда он увидел, что Карло с усердием прилежного ученика записывает каждое его слово в блокнот в черной обложке, дон Чиччо лишь усмехнулся:
– И чего ты там строчишь? Я сам пришлю тебе опытных работников, они уже знают, что к чему.
Так Карло нанял два десятка крестьян, большинство из которых когда-то работали на дона Чиччо. Видно было, что тяжелый труд им не в новинку. Меньше чем за два месяца они размерили и разбили участки, установили деревянные столбы и натянули проволоку. Тем временем Карло заказал табличку с надписью «Винодельня Греко». Поручил работу «художнику по вывескам», державшему крохотную лавчонку в самом сердце Лечче. Изящные наклонные буквы были выведены белой краской на дощечке из оливкового дерева. Когда Карло с гордостью продемонстрировал табличку дону Чиччо, тот скривился:
– Ни к чему эта мишура.
Карло немного расстроился, но спорить не стал.
После того, как партии саженцев доставили на больших телегах, наконец-то началась посадка. Дон Чиччо четко обозначил: лучшее время высаживать виноград – между осенью и концом зимы, в период покоя лозы. В эти дни он каждое утро являлся на виноградник проверить, как идут дела. Ведь это был самый ответственный этап. Дон Чиччо вышагивал между рядами, заложив руки за спину и зорко оглядываясь по сторонам. Время от времени он останавливался и распекал кого-нибудь из работников:
– Нет, эта яма никуда не годится! Минимум полметра в ширину.
– Так тут и есть полметра, – возражали ему.
– А ну-ка измерьте. Мне на глаз кажется, тут и тридцати пяти сантиметров не будет.
И всякий раз работникам приходилось признавать его правоту. Карло ходил за ним по пятам, стараясь перенять как можно больше. Правда, уже без блокнота. И вот теперь, когда с саженцами было покончено, дон Чиччо окинул виноградник удовлетворенным взглядом:
– Ежели все пойдет как надо, года через два увидишь первые гроздья. Максимум – через три.
– Как это – через три года? – изумился Карло. – Так долго? Я-то думал, первый урожай соберем уже на следующий год…
Дон Чиччо расхохотался от души:
– Ага, на следующий год, как же! Придержи коней. Тут терпение нужно. Саженцы должны пройти свой цикл, превратиться в ту лозу, какую ты себе вообразил. Тебе всегда подавай все и сразу…
Карло бросил на него уязвленный взгляд, но пришлось смолчать и проглотить недовольство. Он зависел от дона Чиччо, и пока что надо было держать язык за зубами. Хотя, конечно, его менторский тон начинал порядком утомлять.
– Сейчас надо дать им расти свободно, не вмешиваясь, – продолжал проповедовать дон Чиччо. – О первой обрезке поговорим следующей зимой. А ты пока думай, как винодельню отстроить.
Кармела проснулась от холода. Поежившись, она повернулась на бок и подышала на озябшие руки. Рядом Никола спал глубоким сном, судя по тяжелому хриплому дыханию. Кармела нащупала на тумбочке будильник и повернула его циферблатом к себе. Семь утра, а звонок заведен только на восемь. Нет уж, подумала она, больше все равно не усну. Лучше пораньше приняться за работу – дел невпроворот. Не счесть пальто, которые нужно подлатать или ушить: ведь они переходят от отца к сыну. А еще фланелевые брюки с истрепанными кромками. Шерстяные платья и костюмы, требующие подгонки по фигуре. Одеяла, на которых нужно заштопать прорехи. В последние недели Кармела работала без передышки. А сегодня еще предстояло лично доставить одежду синьоре Тамбурини. Настоящая морока – на дорогу туда и обратно и на примерку уйдет больше часа. Но Кармела просто не могла отказать: Тамбурини была ее самой состоятельной клиенткой. Предпочитаю мерить платья в теплой спальне, у камина, а не в сырых стенах ателье, говорила она.
Кармела умылась, оделась, побрызгала за ушами жасминовыми духами собственного изготовления (для них она замачивала лепестки в спирте, разведенном очищенной водой). Потом отправилась будить сына. Поцеловала Даниэле в лоб и велела не засыпать, а то опоздает в школу.
Никола отворил дверь спальни и вышел к жене в гостиную. На нем была пижама из чесаной шерсти, пуговицы едва сходились на выпирающем животе. Кармела подумала: если муж еще растолстеет, придется шить ему обновку. В конце концов, Никола старше ее на целых двадцать лет – через полгода стукнет пятьдесят. И разница в возрасте уже ох как заметна… Лысина все ширилась день ото дня. А ведь когда они поженились, без малого одиннадцать лет назад, волосы у него еще были. По крайней мере, так Кармеле помнилось.
– Уже уходишь? – спросил муж.
Кармела накинула пальто и вытащила волосы из-под воротника. Если закрепить их шпильками, будет совсем невыносимо – голова и так раскалывалась от недосыпа. Лучше распустить. На ходу она бросила:
– Отнесу одежду синьоре Тамбурини. Пойди проверь Даниэле, как бы снова не уснул, – попросила она мужа, уже выходя за дверь.
Кармела быстрым шагом отправилась в путь. На пальце у нее покачивались пять вешалок с готовыми женскими костюмами, бережно завернутыми в папиросную бумагу. Вилла Тамбурини располагалась почти в центре. Чтобы попасть туда, пришлось срезать путь по улице Паладини. В детстве Кармела и сама жила на этой улице, прямо напротив дома, где теперь обитал Антонио. Так что сейчас ей поневоле пришлось пройти мимо жилища Карло и Анны, прежде чем свернуть направо.
Кармела замедлила шаг. Перед подъездом стоял припаркованный «Фиат-508». Все окна были еще закрыты, белые занавески задернуты. Кармела остановилась на миг, подняла взгляд туда, где располагалось окно спальни. Она прекрасно помнила этот дом, как будто побывала там только вчера. В детстве они с Карло и Антонио частенько захаживали сюда полдничать. Дядюшка Луиджи неизменно встречал их богатым угощением, которое готовила его домоправительница. Пироги с айвой, миндальное печенье, свежий хлеб, апельсиновый и мандариновый джем… Пока дети с аппетитом уплетали лакомства, дядя Луиджи сидел рядом, опершись на трость, и с удовольствием за ними наблюдал.
Кармела всегда думала, что когда-нибудь они с Карло будут жить в этом доме. И она станет важной синьорой, а не будет гробить зрение за шитьем. Ей представилось, как там, за окнами второго этажа, еще спят в обнимку Карло и Анна. Если бы не эта женщина, с горечью подумала Кармела, сейчас рядом с Карло лежала бы она, Кармела. А в комнате в конце коридора, где в детстве порой ночевали Карло с Антонио, спал бы Даниэле. Они могли бы стать настоящей семьей. Если бы только Анна не встала на пути…
Воспоминания о том проклятом письме до сих пор жгли огнем. Карло исписал три страницы убористым почерком, только чтобы признаться: он встретил другую. Ее зовут Анна. И его сердце теперь принадлежит ей. Это вышло внезапно, будто молнией поразило, – так он написал. И просил Кармелу больше его не ждать, так будет нечестно. Но уж чего-чего, а гордости Кармеле было не занимать. Поэтому письмо Карло, на которое она так и не ответила, полетело в камин. И не только для того, чтобы оно не попало на глаза кому не следует. В первую очередь потому, что Кармела предпочла бы умереть, лишь бы не говорить, что ее бросил парень. Да еще и обрюхатил, ко всему прочему.
Их с Карло единственный раз случился за два месяца до этого, когда он приехал погулять на свадьбе Антонио в качестве свидетеля. И это было ошибкой. Но откуда ей тогда было знать истинную мужскую природу? Кармела не сомневалась: Карло вернется и поведет ее к алтарю. Ведь он это обещал, глядя в глаза, прямо перед тем, как сесть в автобус, который опять увозил его прочь…
Кармела смотрела, как письмо превращается в пепел, и плакала от ярости и обиды. Тогда она дала себе зарок: Карло ни за что и никогда не узнает. Не заслужил он этого ребенка. «Делом», как родители обозвали ее беременность, занялся дон Чиччо. Он живо организовал свадьбу: Никола Карла был одним из многочисленных дочкиных ухажеров. Выбор пал именно на него – немолод и глуповат, из тех, кому можно безнаказанно наставлять рога. Кармеле пришлось согласиться на этот вынужденный брак. «Так надо, если не хочешь позора», – пригрозил дон Чиччо. Кармела заплакала от одной мысли, что придется идти под венец с мужчиной, который годится ей в отцы. Но мать утешающе положила руку ей на плечо: «Один другого не лучше, дочка. В конце концов, все мужики одинаковы».
Вдруг занавеска на окне спальни отдернулась, и Кармела увидела за стеклом профиль Карло. Распахнув глаза, она торопливо зашагала прочь, цокая каблуками по брусчатке.
5
Апрель–май 1935 года
Библиотекарь оказался любезным мужчиной с редкими волосами и мягким взглядом. Анна поблагодарила его и направилась к выходу, прижимая к груди увесистый том «Отверженных» Виктора Гюго и более тонкую книгу «Мертвых душ» Николая Гоголя. Первую она выбрала сама, хотя было до боли обидно, что у них не нашлось издания на французском, подумала она с тяжелым вздохом. Вторую, конечно же, посоветовал Антонио. «Этот роман одновременно жестокий и смешной. Мне очень хочется узнать, что ты о нем думаешь», – сказал он ей. Ох уж этот Антонио и его страсть к русским писателям… Однажды Анна даже спросила его, почему они ему так нравятся. И тот ответил, что, по его мнению, русские лучше всех умеют не только описывать людские страдания, но и сопереживать им. «Они дают почувствовать, что ты не какой-то неправильный, что ты просто человек», – добавил он.