Открыв глаза поутру, Анна не сразу вспомнила, что сегодня 13 мая. Эта мысль пришла ей в голову лишь позже, когда она полила кустики базилика и, сидя на скамейке в своем jardin secret, пила теплое молоко. И мысль эта ей досаждала. Анна никогда не любила праздновать свой день рождения. Так было всегда, с самого детства. Родители закатывали вечеринку, приглашали бабушек-дедушек, дядей-тетей и кузин, а она все время отсиживалась в вишневом шкафу в своей спальне и вылезала, лишь когда гости расходились, чем всякий раз доводила мать до исступления.
Карло, еще в пижаме и с Роберто на руках, вышел в сад, напевая:
– С днем рожденья тебя…
Анна обернулась и одарила улыбкой обоих. Карло коснулся ее губ поцелуем и погладил по волосам.
– С днем рождения, любовь моя, – прошептал он ей на ухо.
– Гланаты, – сказал малыш, указывая на цветущие деревья.
– Гранаты, – поправила она.
Это был первый день рождения Анны на юге, и Карло хотелось, чтобы он стал особенным. Он знал, что саму Анну это совершенно не трогает, но вбил себе в голову, что ей будет приятно, если в такой день рядом соберется вся семья. Только это должен был быть сюрприз, он всех предупредил. Особенно Лоренцу. «У меня для тебя очень-очень важное поручение, – сказал он ей несколькими днями ранее. – После обеда ты должна занять тетю. Сходите на долгую-предолгую прогулку, чтобы мы с папой успели украсить сад к празднику». О еде должна была позаботиться Агата, приготовив свою несравненную мясную запеканку с картофельным гарниром.
Так Анна и провела вторую половину дня – бродила по округе с Лоренцой, которая в каждом поле заставляла ее останавливаться и собирать ромашки. Вернувшись вместе с племянницей, сжимавшей большущий букет, Анна застала Карло, Антонио и Агату стоящими у празднично накрытого стола с композицией из красных роз, серебряными приборами, хрустальными бокалами и горящими свечами. Лоренца округлила глаза, выронила букет и захлопала в ладоши.
– Вы такие молодцы! – воскликнула она.
– Маленькая плутовка, ты все знала? – спросила ее Анна.
«Надо было догадаться», – подумала она, пытаясь улыбнуться. В конце концов, она вышла замуж за человека, любившего праздники больше всего на свете. И, вопреки ее нежеланию, Карло раз за разом умудрялся устроить ей сюрприз. На первую годовщину он повез ее любоваться звездами на пляж в Бордигере[11], прихватив два бокала и бутылку игристого, и с тех пор каждый ее день рождения удивлял какой-нибудь выдумкой. Однажды даже повел танцевать чарльстон…
Карло откупорил бутылку вина и разлил по бокалам.
– За Анну, – провозгласил он, подняв свой.
– За Анну! – слаженно откликнулись Антонио и Агата.
Все расселись за столом. Агата нарезала запеканку на треугольные куски и раздала каждому. Затем перекрестилась, сложила руки и, закрыв глаза, пробормотала короткую благодарственную молитву. Как обычно, за едой Антонио с Карло начали болтать про оливковое масло и вино, а Агата пустилась в один из своих монологов, сплетая в кучу всевозможные слухи. Анна слушала, кивая, хотя зачастую даже не знала, о ком речь. Потом, улучив момент тишины и ни к кому конкретно не обращаясь, она вдруг спросила:
– Вы знали Феруччо, почтальона?
– А то как же! С самого детства, – отозвался Карло.
– Упокой Господи его душу. Не старый ведь еще был, – пробормотала Агата.
– Он давно уже болел, – уточнил Антонио.
– Да уж. Бедный Феруччо, – вставил Карло.
– Ему ищут замену, заявки принимают до завтра, – продолжала Анна.
– М-м-м, – промычал Карло с набитым ртом.
Антонио воззрился на нее, заинтригованный поворотом беседы. И действительно, Анна тут же объявила:
– Я тоже подам заявление. Завтра.
И она отпила глоток вина. Карло с Агатой уставились на нее в изумлении. Антонио же, напротив, едва заметно улыбнулся.
– Милая, что ты такое говоришь? Ты, конечно, шутишь? – спросил Карло, то ли развеселившись, то ли встревожившись.
– Ничуть, – отрезала она.
– Но ты ведь женщина! – вскинулась Агата.
– И что с того?
– Да брось, Анна, – вмешался посмеивающийся Карло. – Работа почтальона – это не женское дело.
– Это кто сказал? – парировала она.
– Анна, ну в самом деле. Глядишь, в следующем году снова начнешь учительствовать. Может, место освободится. Если уж так хочется себя занять, всегда можешь подсобить мне на винодельне…
– Ах вот как! – вспыхнула Анна. – Теперь тебе понадобилась моя помощь. Теперь.
Карло уставился на нее, несколько обескураженный подобным обвинением.
– Быть почтальоном – это не для тебя, – слабо запротестовал он.
– Если уж на то пошло, это вообще не для женщин, – решительно уточнила Агата.
– И что же в этой работе такого неподходящего? – уязвленно спросила Анна.
– Прежде всего, это тяжело, – ответил Карло, откладывая вилку. – Целыми днями на ногах, в дождь и в зной. Посмотри, что стало с Феруччо… здоровье угробил. Давай начистоту. Нет на свете женщин-почтальонов.
– Не было, – сказала Анна.
Повисло молчание. Карло с напряженным лицом вновь наполнил свой бокал. Агата, потупив взор, провела пальцем по вышитому краю скатерти. Лоренцу так и тянуло сказать, что идея ей кажется прекрасной, но она поняла, что лучше не встревать.
– Ладно, поговорим об этом позже, – оборвал Карло, мрачнея. – Сменим тему.
– А ты? – обратилась Анна к Антонио. – Ты что скажешь?
Антонио прокашлялся. Посмотрел сперва на Агату, потом на Карло.
– Ну, – ответил он, пожав плечами, – если хочешь попробовать… почему нет?
– Да ты-то куда! – возмутился Карло. – Не потакай ей!
– Мне не нужно потакать, – перебила его Анна. – Я уже все решила. Документы подготовила.
– Это когда ж ты успела? – изумился Карло.
– Пока тебя не было, – съязвила она.
– Да не возьмут тебя, – сказал Карло.
Анна смерила его испепеляющим взглядом. Швырнула салфетку на стол и, поднявшись, ушла прочь.
– Тетя! – Лоренца попыталась остановить ее, но безуспешно.
В тот вечер Агата закатила Антонио скандал за то, что он встал на сторону Анны, защищая эту глупую, если не сказать безумную, идею. С чего ему взбрело в голову перечить брату? Он что, не слышал? Карло не желает, чтобы его жена занималась подобной работой! Он муж, в конце концов! К чему вмешиваться? Неужели каждый божий раз Антонио будет принимать сторону Анны? Лоренца заткнула уши и убежала к себе. Антонио молча заперся в кабинете, бросив Агату в одиночку бушевать за стеной.
В доме Карло и Анны, напротив, летали тарелки – целых две – и бокалы. Анна обвинила мужа в том, что он повел себя как деспот. Это inacceptable (недопустимо)! Она не за такого мелочного человека замуж выходила. Возвращение на юг превратило его в неузнаваемого imbécile (идиота)! Карло не замедлил с ответом: какая муха ее укусила, что она решила взяться за мужскую работу? Неужели ты не понимаешь, орал он, что над тобой будет потешаться весь город? Этого ты хочешь для своего сына?
Анна схватила тарелку, еще жирную от масла, и запустила ею в дерево. – Не смей приплетать сюда Роберто!
– Хочешь играть в летающие тарелки? Что ж, поиграем! – закричал Карло. Схватил еще одну и швырнул о садовую ограду.
– Je te déteste![12] – вскричала она, потрясая сжатыми кулаками. – Et je hais de tout mon être ce village et ses habitants![13]
– Говори по-итальянски! Мы в Италии!
Тогда Анна схватила хрустальный бокал и метнула прямо в Карло, задев его лицо. Он коснулся щеки и недоуменно воззрился на жену.
Глубокой ночью Антонио спал, растянувшись на диване в кабинете, с раскрытой книгой на груди, а Агата ворочалась в постели, таращась в потолок. Лоренца в соседней комнате спала в обнимку с тряпичной куклой.
Анна же с Карло до рассвета яростно занимались любовью.
Наутро Анна перевернула весь шкаф. Куда же запропастилось ее желтое платье с пышными рукавами? Ведь точно привезла с собой… Как сумасшедшая, она закопалась в вещи и наконец обнаружила платье – на дне ящика, измятое. Радуясь, Анна приложила его к себе поверх синего шелкового халата и посмотрелась в зеркало. Она знала, что когда-нибудь снимет траур. Ей не хотелось, чтобы Роберто, повзрослев, хранил о ней мрачные, темные воспоминания – о печальной, скорбящей матери. У нее не было ни малейшего сомнения: тот миг, когда мир вновь заиграет красками и она выбросит всю черную одежду, она не спутает ни с чем. Как удар молнии, coup de foudre. И вот этот миг наконец настал.
Она спустилась вниз с волосами, собранными в низкий пучок, и в шляпке-таблетке под цвет платья. Красавица, хоть в кино снимай. Карло, нервно расхаживавший по гостиной, сунув руки в карманы брюк, резко застыл и уставился на нее затаив дыхание.
– Ну как? – спросила она, покружившись. Карло вздохнул.
– Желтое платье… – изумленно протянул он. – Ты прекрасна, ты же знаешь.
– Я и хотела это услышать.
– Но не думай, что я одобряю эту затею.
– Знаю. Твои трудности, – ответила она, доставая из ящика буфета папку с документами и заполненным заявлением.
– Я думал, у нас общие трудности. Или нет?
– Видимо, нет…
– Анна… – пробормотал он, беря ее за руку. – Ты правда хочешь это сделать?
Она высвободилась из его хватки, сдернула с вешалки сумку и распахнула дверь.
– Полагаю, бессмысленно ждать, что ты пожелаешь мне удачи?
Карло промолчал.
– Вот и славно, – сказала Анна и, прижимая папку к боку, закрыла за собой дверь.
Она прошла по дороге, ведущей на площадь, и остановилась перед почтой. Но за миг до того, как войти, услышала оклик. Обернувшись, Анна увидела Антонио, спешившего к ней навстречу с Il Corriere della Sera в руке.