– А вот и он! – просиял Карло и с распростертыми объятиями кинулся к брату. Он обхватил Антонио за шею, крепко прижал к себе и попытался запрыгнуть на него, едва не повалив на землю.
Анна, смотрела на двух мужчин, которые смеялись как дети, но не вмешивалась. Она понимала – этот момент принадлежит только им двоим. Ни дня не проходило, чтобы Карло не вспоминал о брате: «Антонио бы подумал это…», «Антонио бы сделал то…», «Я тебе когда-нибудь рассказывал, как мы с Антонио…». Несмотря на годы, проведенные вдали друг от друга, когда разлуку скрашивали лишь открытки, письма и телеграммы, а также посылки с оливковым маслом и другими гостинцами, регулярно приходившие с юга, связь между братьями не ослабла. Напротив, их родственные узы только окрепли.
Взяв Антонио за локоть, Карло подвел его к Анне.
Поразительное сходство, подумала она, когда он остановился в шаге от нее: такое же лицо с острым подбородком, что и у ее мужа, разве что чуть больше морщин и нет усов, те же черные глаза, закругленный кончик носа, нижняя губа чуть полнее верхней – словно копия, сделанная с портрета тем же художником.
– Это моя Анна, – сказал Карло, светясь от радости. – А этот прекрасный малыш – твой племянник. Наконец-то ты с ним познакомишься.
Антонио застенчиво улыбнулся и протянул руку для приветствия. Анна вяло ее пожала, отметив, что взгляд у него другой, совсем не такой лукаво-игривый, как у Карло. В глазах Антонио таилась меланхоличная глубина, и в этот момент они, казалось, пытались проникнуть Анне в самую душу. Она вдруг почувствовала, как вспыхнули ее щеки, и отвела взгляд. «Какого черта я краснею?» – подумала она.
Антонио тоже опустил глаза.
– Привет, я твой дядя, – с улыбкой сказал он Роберто, погладив его по голове. Золото обручального кольца сверкнуло на солнце. Пряча глаза, Анна передала ему ребенка.
– Ну надо же, quantu sinti beddru[1]! – оживился Антонио, подхватывая малыша под мышки.
– Весь в маму, – вставил Карло и погладил Анну по щеке тыльной стороной ладони.
Она не отстранилась, но было ясно, что сейчас ей не до комплиментов.
Водитель автобуса в мокрой от пота рубашке, которая липла к телу, закончил выгружать багаж – два чемодана и большую картонную коробку, – попрощался с ними, приподняв козырек фуражки, и, тяжело дыша, медленно направился в сторону «Кастелло» – единственного бара на площади.
Карло взял чемоданы.
– А ты разберись с коробкой, – сказал он Антонио. И пошел вперед.
Анна забрала Роберто и строго предупредила:
– Осторожно. Там все самое дорогое, что у меня есть. – Она с некоторым смущением осознала, что это были первые слова, с которыми она к нему обратилась.
– Обещаю быть очень осторожным, – ответил он. Аккуратно поднял коробку, крепко придерживая ее обеими руками за дно, и поспешил вслед за братом. Анна шла рядом; ее каблучки стучали по скользким гладким булыжникам мостовой как будто в такт ее слегка прерывистому дыханию.
– Почти пришли, – с улыбкой подбодрил ее Антонио.
Дом, где предстояло жить Карло и Анне, находился на улице Паладини, всего в нескольких шагах от площади. Раньше он принадлежал Луиджи, дяде братьев по материнской линии, владевшему большими земельными угодьями, из-за чего местные прозвали его патруну – хозяин. Он сумел разбогатеть, но так и не обзавелся детьми, поэтому после его смерти Антонио и Карло досталось все, что он имел: земли, дома и солидная сумма денег, позволяющая какое-то время прожить безбедно.
Если бы не этот чертов дядя, ей не пришлось бы отказываться от привычной жизни в Пинье и своих учеников, чтобы переехать на юг, подумала Анна. Она ненавидела его, хоть он уже и умер.
Поставив коробку перед входом в дом, Антонио порылся в карманах брюк, достал ключ, вставил его в замок и распахнул деревянную дверь; луч солнца, проникший снаружи, осветил очаровательный дворик, окруженный галереей со звездчатым сводом и каменными стенами медового цвета. В центре стоял круглый мраморный столик и два кованых стула, в углу – глиняный горшок с растением, засохшим бог знает когда.
Карло бросил чемоданы во дворе и отправился осматривать дом. Он поднялся по лестнице, спустился обратно, заглянул в каждый уголок, стянул простыни с мебели, стоявшей в большом зале с камином. Антонио наблюдал за ним, облокотившись о дверной косяк, и чувствовал, как его переполняют эмоции. Как же он скучал по весельчаку Карлетто, своему любимому младшему братишке! Пока они были вместе, никто другой ему был не нужен: Карло был не просто братом, но и лучшим другом, незаменимым товарищем по проказам, единственным, кто знал его до глубины души. Когда брат уехал, Антонио показалось, будто он остался один в целом мире. Никто не мог избавить его от этого чувства одиночества и вернуть его миру яркие краски. Даже – подумал он, ощутив легкий укол совести, – жена Агата или дочь Лоренца.
Анна оглядывалась по сторонам, крепко прижимая к себе Роберто и думая, что этот дом слишком велик для трех человек, а потолки, на ее вкус, чересчур высоки. Она была уверена, что любовь не нуждается в большом количестве комнат и запертых дверях: первые годы после свадьбы они с Карло провели в трехкомнатной квартирке с низкими потолками и были счастливы. Как же счастливы они там были! Слишком большое пространство увеличивает и расстояние между сердцами: много ли радостей у принцесс в их замках?
– Анна, иди скорее сюда, – воскликнул подбежавший Карло, схватив ее за руку. – Анто, и ты тоже.
Он провел ее через гостиную, столовую и кухню в маленький садик, где росли гранатовые деревья.
На лице Анны появилась улыбка – впервые с того момента, как они сели в поезд, идущий на юг. Этот сад стал первым лучиком надежды за все путешествие: красные чашечки цветов с желтым венчиком, заостренные ярко-зеленые листья, яркий контраст красок, изогнутые стволы… Здесь ей понравилось все. Осталось только посадить побольше базилика, чтобы дышать знакомым ароматом. Чтобы чувствовать себя как дома. Хотя бы немного.
– Quel delice! Mon jardin secret![2] – воскликнула она и чмокнула сына в щечку.
Антонио озадаченно посмотрел на нее и бросил на Карло вопросительный взгляд.
– Да, иногда моя Анна выдает что-то по-французски. Видишь ли…
– Там, откуда я родом, это в порядке вещей, я ведь выросла на границе с Францией, – перебила мужа Анна, повернувшись на миг к Антонио. Она посмотрела на него своими большими глазами цвета оливковых листьев, которые казались еще ярче на фоне черных волос, собранных в мягкую косу. Ее тонкая прозрачная кожа – кожа создания, не принадлежавшего этим местам, – вспыхнула на щеках пунцовым румянцем. Антонио не мог сказать, было это из-за жары или он вновь заставил ее покраснеть.
Повернувшись к мужчинам спиной, Анна принялась осторожно ощупывать ствол гранатового дерева.
Интересно, есть ли в городской библиотеке учебник французской грамматики, подумал Антонио. Надо будет завтра узнать.
– Ну что? Какая она? – Агата, жена Антонио, весь вечер не прекращала его расспрашивать. – Высокая? Хорошо одета? А дом им понравился? Что она сказала? Выглядела довольной?
Антонио поднялся с кресла.
– Не знаю, – вздохнул он. – Думаю, да.
Порой Агата была совершенно невыносима.
– Она красивая? – продолжала жена, явно не собираясь оставлять его в покое.
Красивая ли она? Антонио никогда раньше не встречал таких женщин. Ее красота оглушила его как пощечина. Эти зеленые глаза… он не мог перестать думать о них: такие глубокие и лучистые, с нежными веками, они едва заметно косили, что только добавляло ей очарования. Нос, прямой и гордый, как у греческой статуи, и такая же царственная осанка, а лодыжки – изящные и тонкие, как у девчонки. – Обычная, – ответил он. – Я не обратил внимания.
– Ну как же так, – возмутилась разочарованная Агата. Ей хотелось разузнать все в подробностях, а вместо этого пришлось довольствоваться односложными фразами. – Ладно, садись, – фыркнула она и крикнула, глядя наверх: – Лоренца! За стол, ужин готов.
Когда Агата вышла из кухни с дымящейся кастрюлей в руках, на лестнице послышались быстрые детские шаги.
– Привет, пап, – поздоровалась Лоренца, поцеловав его в щеку.
Антонио погладил дочь по голове и, не успела она усесться, начал расспрашивать ее о том, что проходили сегодня в школе. Ему не терпелось сменить тему, и он надеялся, что в присутствии дочери Агата наконец уймется.
Агата положила в тарелку Лоренцы два половника овощного рагу, затем подала еду Антонио. Ее руки, подумал он, вечно неухоженные, с ободранными костяшками и обломанными ногтями, которые она постоянно грызла. Со дня их первой встречи прошло десять лет, а он до сих пор отводил от них взгляд.
– А чего ты хочешь? Эти руки привыкли трудиться, – с раздражением оборвала его Агата в тот единственный раз, когда он, смущаясь, посоветовал ей начать за ними ухаживать.
А вот руки Анны… На них он сразу обратил внимание. Такие ухоженные, гладкие, мягкие даже на вид.
– Италия – это полуостров, а значит, она с трех сторон омывается морем… – нараспев рассказывала Лоренца.
– Когда мы с ней познакомимся? – перебила Агата, усаживаясь за стол.
– Дадим им время немного обжиться, – ответил Антонио, подув на горячую ложку.
– Приветственный обед, – воскликнула Агата, словно не слыша его. – Вот что нам нужно. В воскресенье!
В воскресенье Агата поднялась с первыми лучами солнца, тихонько прикрыла дверь спальни, чтобы не разбудить Антонио, и направилась в ванную. Сняла белую ночную сорочку, обтягивающую ее пышные бедра, и надела удобное коричневое платье из хлопка с короткими рукавами, которое сняла накануне вечером и повесила рядом с полотенцем. Глядя в зеркало, она быстро расчесала свои рыжеватые волосы, стянула их в тугой низкой хвост и умылась.