Он толкнул приоткрытую массивную дверь и окликнул:
– Карло?
– Я внизу! – донеслось в ответ.
Антонио спустился в подвал, где в цементных чанах отстаивалось вино. Внутри, как и обычно, стоял собачий холод. Он невольно поежился.
Карло беседовал с пожилым мужчиной – тот был на голову ниже, с впалыми морщинистыми щеками, в подтяжках и кепке.
– А вот и ты, Антонио, – поманил Карло брата, заметив его. – Знакомься, это Франко. Я тебе о нем рассказывал, помнишь?
– Да, конечно, – кивнул Антонио, пожимая Франко руку.
– Наконец-то договорились, – довольно сообщил Карло, положив руку тому на плечо.
– Похоже на то, – согласился Франко.
Речь шла о продаже пары гектаров земли неподалеку от хозяйства Греко – Карло давно положил на них глаз, мечтая расширить свои виноградники… А если точнее – он был просто обязан нарастить производство, поскольку дела наконец-то пошли в гору. Продолжать выпускать вино в военное время было непросто: большинство работников забрали на фронт, и хоть кое-кого из них заменили жены, рук все равно не хватало. Вдобавок перебои со стеклотарой вынудили Карло притормозить производство…
А потом появились американцы. 11 сентября 1943 года, когда север еще оставался в руках немцев, король спешно бежал в Бриндизи, а вся страна погрузилась в хаос, американцы высадились в Таранто и в Бриндизи.
Карло мгновенно смекнул: вот шанс, которого он так долго ждал, чтобы шагнуть на новый уровень! Совершить, как он сам это называл, «скачок». Ведь кто-то должен снабжать выпивкой американских солдат. Так почему бы не он? Карло был готов поспорить на что угодно: эти чужаки в жизни не пробовали вина лучше, чем то, что делал он. Он велел упаковать ящик «Донны Анны» и погрузить в «Фиат-508».
– А эти бутылки куда? – поинтересовался Даниэле, которого Карло повысил до смотрителя погребов, поскольку его предшественник отправился воевать на север.
– В Бриндизи, дружок, – ответил Карло, строча что-то за столом. – Доставим прямиком королю! – расхохотался он, указав пальцем вверх. – Это просто на пробу. Если я окажусь прав, отправлять придется куда больше.
Даниэле недоуменно поглядел на него, но расспрашивать не стал.
Вскоре к винодельне подкатил джип с тремя военными. Один из офицеров, пожав Карло руку, представился армейским интендантом. На ломаном итальянском он поблагодарил за любезный презент, который они получили и распробовали с превеликим удовольствием, а теперь вот приехали лично познакомиться с создателем этого дивного игристого розового вина, благоухающего вишней и черникой. Сияя улыбкой, Карло повел троицу осматривать винодельню. Даниэле иногда вмешивался, поясняя некоторые тонкости процесса – в основном с помощью жестов. В конце экскурсии офицер одобрительно кивнул и, прежде чем откланяться, заказал для своих войск приличную партию «Донны Анны».
– Я так и знал! – возликовал Карло, едва джип скрылся из виду.
Не помня себя от восторга, он схватил Даниэле за голову и звонко чмокнул в макушку. Паренек покраснел, но тут же, охваченный ликованием, рассмеялся.
Франко, приподняв на прощание кепку, направился к выходу.
– Я дам знать, когда нотариус сможет нас принять, – бросил ему вслед Карло. – Ну что, братец, – повернулся он к Антонио, приобняв за шею, – какими судьбами? Сколько раз заглох по дороге?
– Всего один.
– О, прогресс налицо!
– Три дня тебя не видел, соскучился, – признался Антонио.
– Сентиментальный какой, – усмехнулся Карло, потрепав его по щеке.
В этот миг в погреб заглянул Даниэле.
– Синьор Карло?
– Да, мой мальчик? – отозвался тот.
– Я пойду на виноградник. С укупоркой покончено.
– Отлично… Да, конечно, ступай.
Но Даниэле мешкал.
– Синьор Антонио, – смущенно начал он, – можно вас спросить… как там Лоренца поживает? Что-то давненько ее не видать.
– Всяко бывает, – ответил Антонио, спрятав руки в карманы.
– Понимаю, – грустно кивнул Даниэле. – Может, на днях сводить ее в кино вместе с подружками? Развеется немного… С вашего позволения, разумеется. – И потупился.
– Спасибо, что беспокоишься, – пробормотал Антонио. Но просьбу оставил без ответа.
– Да не волнуйся ты так, оклемается она, – встрял Карло. – Молодая еще, в вашем возрасте все быстро проходит.
Даниэле без особого энтузиазма кивнул, распрощался и двинулся к лестнице.
– Деду привет передавай, не забудь! – крикнул ему вслед Карло. – И скажи – при первой возможности загляну его проведать.
Даниэле и Лоренца подружились в марте 1943-го, когда в нее по уши влюбился лучший друг Даниэле – Джакомо, сын Микеле, хозяина овощной лавки.
– Гляди-ка, какой красотулей стала дочка Антонио Греко!
Джакомо пихал локтем Даниэле всякий раз, как Лоренца проходила мимо овощной лавки. Порой он подзывал ее свистом и манил рукой.
– Эй, ты чего, кто же так подзывает девчонок? – одергивал друга Даниэле и шутливо бил его по руке.
Но Джакомо, выудив из ближайшего ящика какой-нибудь фрукт, протягивал его Лоренце на раскрытой ладони:
– Только самые лучшие фрукты для самой красивой синьорины в городе!
Она смущенно улыбалась и с благодарностью принимала подношение – сочный апельсин, мандарин или грушу. Провожая ее взглядом, Джакомо застывал как завороженный: казалось, на его веснушчатом лице вместе с глазами улыбается каждая конопушка.
Даниэле и сам заметил, какой «красотулей» стала Лоренца, племянница синьора Карло. Он помнил ее совсем девчонкой. Они были почти ровесниками и часто пересекались, но у них никогда не было повода для настоящего общения. А теперь она вытянулась, ее бедра округлились, по спине струились блестящие медные волосы, а подростковые прыщики сошли, оставив лишь пару мелких следов, заметных только вблизи. А еще у нее глаза точь-в-точь как у синьора Карло, когда тот улыбается, думал Даниэле: такие же лучистые, будто светятся изнутри.
Джакомо начал откровенно ухлестывать за девушкой. По воскресеньям он караулил Лоренцу на площади, усевшись на скамейку. Стоило ей показаться без матери или тетки, как он тут же вырастал за спиной и лихо сдвигал кепку:
– Доброе утро, красавица! Мы с другом, – он кивал на Даниэле, – можем проводить тебя до дома!
– Так тут же пара шагов всего, – посмеиваясь, отвечала Лоренца.
– Ничего, два шага сегодня, два завтра… – улыбался Джакомо.
И дальше они шли втроем, причем Даниэле всегда немного поодаль. До него доносился голос Лоренцы: она рассказывала о том, как прошел ее день, о школьных подружках, задавалась вопросом, когда же кончится война, а главное – о том, чему ее учили в гимназии: о любви Париса и Елены, ссоре Ахилла с Гектором, о долгом пути Одиссея домой… Джакомо шагал рядом и смотрел на нее восхищенными глазами, не произнося ни слова.
– Готов слушать ее бесконечно. Выходит, я влюбился? – спрашивал он Даниэле, когда за Лоренцой закрывалась дверь.
В один из майских дней 1943-го Лоренца пригласила друзей в кино вместе с двумя своими одноклассницами из приличных семей, которые, по ее словам, приехали из Лечче, чтобы вместе позаниматься. Но по лукавым взглядам трех подружек Даниэле сразу смекнул: это лишь предлог, на самом деле прогулка спланирована до мелочей. Они отправились на дневной сеанс фильма «Пилот возвращается» Роберто Росселлини. Лоренца выбрала последний ряд, заняла свое место и взглядом показала Джакомо, чтобы он сел рядом. Даниэле очутился между двух других девиц, имен которых и не запомнил. Да и сам фильм, как стало ясно позже, как-то прошел мимо него: он отвлекался, пытаясь разобрать, что творится по соседству. Джакомо с Лоренцой хихикали и шептались, а подружки многозначительно переглядывались, как бы говоря: ну, видела, видела? И в тот миг, когда на экране Массимо Джиротти сказал Микеле Бельмонте: «Ты для меня всё», а следом раздался грохот ночной бомбежки, Даниэле заметил, как друг, обхватив ладонями лицо Лоренцы, прильнул к ее губам.
Так и закрутился их роман – украдкой сорванные в подворотнях поцелуи, пока верный Даниэле стоял на страже, красноречивые взгляды на площади и в лавке, свидания, устроенные при помощи уловок и даже прямой лжи. Как-то раз Лоренца сказала родителям, что едет позаниматься к подружкам, и села на автобус до Лечче. В том же автобусе – правда, на почтительном расстоянии от нее – ехал и Джакомо. На следующее утро он рассказал Даниэле, что в тот день они с Лоренцой занимались любовью в пастушеской хижине под Лечче. Для нее это было впервые, и она плакала – но от счастья. А Джакомо, прижимая к себе обнаженную дрожащую девушку, думал: «Женюсь на ней». И тут же объявил ей со всей серьезностью: «В воскресенье я приду поговорить с твоим отцом». Лоренца прильнула к нему: «Я только об этом и мечтаю».
В последний раз Даниэле и Лоренца видели Джакомо утром в пятницу 2 июля того же года: через два дня он собирался идти свататься.
– Вы когда-нибудь бывали на празднике Посещения девы Марии в Саличе-Салентино? – спросил Джакомо, расставляя в лавке ящики с фруктами.
Даниэле сидел на бордюре, Лоренца стояла рядом, сжимая в руках пакетик с черешней, который она только что купила – уже второй за два дня.
– Я туда с детства езжу, – пояснил Джакомо. – Мама моя оттуда родом, там до сих пор бабка с дедом живут. Ярмарка знатная, всего навалом… В следующем году приезжайте и вы!
В тот самый день, когда гулянье было в разгаре, американский бомбардировщик B-24 сбросил свой страшный груз в двух шагах от фермы, где жили дед и бабушка Джакомо и куда на праздничный обед съехалась вся семья.
Уцелела одна лишь мать Джакомо, жена Микеле-зеленщика. Вспоминая то утро, она твердила об оглушительном грохоте да об обезумевшей скотине, которая в панике сметала все на своем пути.
На похороны пришел весь городок. В битком набитой церкви Даниэле едва сдерживал рыдания; Кармела раздраженно шипела, что он должен взять себя в руки, негоже мужчине на людях распускать нюни.