Почтальонша — страница 31 из 70

– Месячные – сущее наказание: и когда они есть, и когда их уже нет.

– Ты еще не одета? – ахнула Анна, увидев Лоренцу: та в ночной рубашке сидела за кухонным столом, макая печенье в молоко.

– Да я битый час пытаюсь стащить ее, лежебоку, с кровати. Я-то давно собралась, – пожаловалась Агата. – Что это ты с волосами сотворила?

– Постриглась. Нравится? – спросила Анна, накручивая прядь на палец.

– Даже не знаю. Необычно как-то. – Агата сдвинула брови. – Надо привыкнуть.

– Антонио уже ушел?

– Минут десять как.

Анна кивнула и снова повернулась к племяннице.

– Лоренца, поторопись. Джованна, поди, заждалась уже.

– Я никуда не пойду, – скучающе протянула Лоренца.

– В смысле?

– Неохота мне голосовать.

– Учиться больше не хочет, голосовать не хочет, работать не желает… – вздохнула Агата.

– Лоренца, не говори глупостей. Этот день важен и для тебя тоже, – одернула девушку Анна.

– Для вас, может, и важен. А мне все равно.

– Ну уж нет, такое я тебе говорить не позволю! – вскинулась Анна. – Не пойдешь – себя же первую и оскорбишь. А ну живо одеваться! – Она грозно указала рукой на дверь.

Лоренца, фыркнув, поднялась из-за стола.

– Я там на кровати тебе выходной наряд приготовила! – крикнула ей вслед Агата.

После гибели Джакомо Лоренца погрузилась в бесконечное оцепенение. Об университете она и слышать не хотела. «Я уже совершеннолетняя, могу сама решать», – твердила она.

Антонио пытался ее вразумить, но тщетно: ни уговоры, ни увещевания, ни мрачные перспективы загубленного будущего – ничто не действовало.

– А как же твои мечты? Что с ними будет? – спрашивал он.

– Это были твои мечты, не мои, – резко ответила она. – Я поняла одно: счастье – оно не в книжках.

– Ошибаешься, – возразил Антонио.

– Да неужто? Ты вон сколько читаешь, скажи: ты счастлив? Что-то не похоже.

– Ты злишься, ты страдаешь. Я все понимаю, правда, – мягко сказал Антонио. – Но прошу, подумай хорошенько. Как же больно видеть, что ты отрекаешься от своей мечты… От нашей общей мечты.

– Ты, наверное, был слишком занят, чтобы смотреть по сторонам, – огрызнулась Лоренца. – У меня была своя мечта. С Джакомо. Но эта чертова война отняла его у меня.

Лоренца уставилась на лежащую на кровати одежду – черная плиссированная юбка и шелковая блузка бледно-желтого цвета с бантиком у выреза. Вздохнув, она присела на краешек постели.

Это был ее лучший выходной наряд, тот самый, который она собиралась надеть в то воскресенье, став невестой Джакомо и начав их совместную счастливую жизнь. А теперь? Кто она без любящего мужчины? Лоренца резко поднялась с кровати, открыла шкаф и выхватила первое попавшееся платье, самое обычное. Оно вполне подойдет.

* * *

Джованна ждала их у ворот начальной школы, превращенной в избирательный участок. Теребя черную сумочку, она тревожно озиралась.

Ей-то война принесла единственное, о чем она всегда мечтала: в 1943-м дон Джулио сбежал из Эмилии и укрылся на юге, пусть из его семьи там никого уже не осталось. Вокруг Джулио сгустилась гнетущая атмосфера: партизаны начали преследовать священников, особенно в районе Болоньи, Модены и Реджо-Эмилии. Многие погибли. На пороге Джованны Джулио возник в обычном мирском костюме, с потрепанной сумкой на плече; лицо измождено, глаза испуганы, борода всклокочена.

– Помоги мне, – попросил он. – Позволь у тебя остаться.

Джованна распахнула двери своего дома, и несколько недель Джулио отсиживался там, пока не подыскал место младшего священника в Верноле – городке, откуда были родом его родители, в пятнадцати километрах от Лиццанелло. Ему выделили домишко рядом с церковью. И теперь каждый день после последней мессы Джулио брал велосипед и петлял по укромным проселкам, держа путь в Ла-Пьетру. Иногда по вечерам он снова садился в седло и возвращался в Верноле, а иногда, когда усталость брала свое, оставался ночевать у Джованны, чтобы уйти лишь перед рассветом. Пусть их ни разу не видели вместе, однако по городку поползли слухи. Джованна поняла это по взглядам, которыми ее провожали, когда она шла навестить Анну или за покупками. «Совсем стыд потеряла», – шептали ей вслед. Но ей было наплевать.

Анна кинулась навстречу подруге, а Агата, крепко держа Лоренцу под руку, остановилась немного поодаль.

– Не понимаю тебя, дочка. Я приготовила для тебя такой элегантный наряд, а ты… Что люди подумают? Что тебе нечего надеть? – отчитывала ее Агата – кажется, уже в десятый раз с того момента, как они вышли из дома.

– Ну что, рада? – спросила Анна, стискивая Джованну в объятиях. – Сегодня особенный день.

– Если ты рада, то рада и я, – как всегда кротко улыбнулась та.

– Пойдемте внутрь! – воскликнула Анна, взмахнув рукой.

В кабинке для голосования она с колотящимся сердцем коснулась пальцами бюллетеня и, словно растягивая мгновение, медленно поставила крестик напротив символа республики – женской головы, увенчанной короной из лавра и дубовых листьев.

Выйдя из кабинки, Анна подняла глаза к небу, улыбнулась и вздохнула. Этот знаменательный день она запомнит навсегда.

– Ну все, теперь в бар, я угощаю! – весело объявила она.

Джованна с восторгом приняла приглашение и подхватила подругу под руку.

– Возьму-ка я миндальное пирожное! – воскликнула она.

И они двинулись в путь, а следом зашагали Агата с Лоренцой.

На площадке перед «Кастелло» толпился народ. Одни спорили с монархистами, другие смеялись, третьи курили, четвертые чокались бокалами. Вокруг с воплями носилась детвора, гоняя мяч. Неподалеку, на скамейке, сидело несколько мальчишек, среди которых был и Роберто – с зачесанными волосами, в белой рубашке, в жилетке, застегнутой на все пуговицы. Рядом с ним пристроилась миловидная невысокая девушка, глядевшая на него влюбленными глазами. Время от времени Роберто, отвечая на ее взгляд, смущенно улыбался.

– Это еще кто? – поинтересовалась Анна.

– В смысле «кто»? – не поняла Агата.

– Да вон та, рядом с Роберто.

– А, дочка Фернандо, – пояснила Лоренца. – Самая младшая из трех.

– И чего ей надо от моего сына?

– Да отстань ты от парня! – отмахнулась Агата. – Тринадцать лет – самый возраст, когда начинает зудеть. Нормальное дело.

– Какой еще зуд! – вспыхнула Анна. – Он еще ребенок. И думать должен только об учебе.

«Погоди, – мысленно пообещала она сыну, – дома я с тобой по душам поговорю».

Вдруг сзади послышался оклик:

– Лоренца!

Женщины обернулись и увидели спешившего к ним Даниэле, который махал рукой.

Высвободив руку из материнской, Лоренца направилась ему навстречу.

– Рад тебя видеть! Как ты? – слегка запыхавшись, спросил он.

Лоренца пожала плечами.

– Всякое бывает, то так, то сяк.

– Я постоянно о тебе справляюсь.

– Знаю. Дядя Карло говорит. Спасибо…

– Ты вроде похудела с нашей последней встречи.

Лоренца потупилась.

– Да ну, не заметила как-то.

– Похоже, я ошибся с размером… – пробормотал Даниэле себе под нос.

– С размером? Это ты о чем? – опешила Лоренца.

Даниэле вспыхнул.

– Да платье твое.

– Какое еще платье?

– Это… подарок.

– Мне? Ты купил мне платье? – изумилась она.

– Ну, не совсем купил… Я сам его шью. Хотя пока еще делаю все очень медленно, да и времени в обрез.

– Погоди-погоди. С каких это пор ты шить умеешь? – спросила Лоренца, сложив руки на груди.

– Если честно, придумывать наряды мне куда больше по душе, чем шить. Я устроил у себя дома малюсенькую мастерскую, но об этом никто не знает. – Он приложил палец к губам, призывая Лоренцу держать все в секрете.

– Что ж… Теперь даже любопытно взглянуть.

– Лоренца, ау! – окликнула Агата. – Мы тебя заждались!

– Сейчас! – откликнулась та, повернувшись к матери.

– Слушай, а если я тебя снова в кино приглашу, ты же не станешь отказываться? – продолжил Даниэле.

Лоренца улыбнулась.

– Ладно. Но только если потом покажешь мне свою малюсенькую мастерскую. А главное – мое платье!

– Лоренца! – не унималась Агата.

– Да иду я, иду, – с явной досадой отозвалась девушка.

– Может, в следующее воскресенье? – с надеждой спросил Даниэле.

– Идет. В следующее воскресенье, – кивнула Лоренца. – Встретимся у «Олимпии».

И, ускорив шаг, она присоединилась к остальным.

– Гляньте, а это не папа с дядей Карло?! – воскликнула Лоренца, указывая вдаль. После разговора с Даниэле ее настроение полностью поменялось.

Карло с Антонио сидели за столиком перед «Кастелло» с двумя прилично одетыми синьорами.

– О, вот и наши несравненные дамы! – расплылся в улыбке Карло, затянувшись сигарой.

Антонио вскочил и метнулся за стульями.

– Вот, прошу, – сказал он, расставляя их вокруг столика. Подавая стул Анне, он вполголоса спросил: – Что у тебя с волосами?

– А что такое? Не нравится, что ли? – слегка обиделась она.

– Я этого не говорил…

– Что ж, – поднялся один из синьоров, а за ним и второй. – Оставляем вас в семейном кругу. Завтра продолжим.

– Безусловно, – пожал им руки Карло. Антонио же ограничился легким кивком.

– Что это вы продолжите? – полюбопытствовала Анна.

Карло и Антонио переглянулись.

– Рассказать им? – сверкнул глазами Карло.

– Ну, все равно ведь рано или поздно…

– Да что вы темните-то? – встряла Агата.

Прикусив сигару, Карло развел руками:

– Ну-ка, посмотрите на меня!

– Ты решил нам сообщить, какой ты красавец? Так это не новость, – подколола Анна.

Джованна хихикнула в ладошку.

– Спасибо, любовь моя, – Карло нежно погладил жену по щеке. – Нет уж, всмотритесь-ка получше. Перед вами будущий кандидат в мэры Лиццанелло!

– Правда, что ли? – ахнула Анна.

– Истинная правда.

– И как это тебе в голову взбрело?

– Предложил кое-кто, – Карло кивнул в сторону отошедших мужчин. – Говорят, я потяну. Завтра сведут меня с секретарем провинциального комитета партии, обсудим все детали.