Он промокнул губы салфеткой. Карло с улыбкой взглянул на него. Надо же, подумал он, Анна вырастила сына своей копией: Роберто такой же бесцеремонный, на грани дерзости. За год мальчик здорово вымахал, словно только и ждал конца войны, чтобы наконец повзрослеть: почти догнал ростом самого Карло, детский голос со смешными писклявыми нотками остался в прошлом.
– Уж постараемся тебя не разочаровать, – усмехнулся Карло.
Они вернулись к машине и отправились в обратный путь, но, когда Карло свернул в сторону дома, Роберто воспротивился:
– Нет, пап, давай лучше на винодельню!
– Ты же вечно отнекиваешься, тебе там скучно, – удивился Карло.
– Ничего. Если заскучаю, скажу, отвезешь меня домой, – хихикнул Роберто.
Доехав до места, они выбрались из автомобиля. С пачкой этикеток подмышкой Карло вошел в ворота винодельни, радушно приветствуя рабочих.
Роберто шел следом, слегка ошарашенный царящей вокруг суетой.
– Раньше этой штуки тут не было, – вдруг произнес он, ткнув пальцем в укупорочную машину.
– Да, верно… – подтвердил Карло. – Пойдем, посмотришь поближе.
Сунув этикетки пробегавшему мимо работнику, он подошел к аппарату. В этот момент из погреба поднялся Даниэле – в кепке, с карандашом за ухом.
– Добрый день, синьор Карло, – поздоровался он.
Тот обернулся. И вдруг почувствовал, как у него подкашиваются ноги: впервые в жизни он оказался в одном помещении с обоими своими сыновьями. Они наверняка уже виделись – в церкви или на площади, – но близко знакомы не были: как-никак, Даниэле почти двадцать два, а Роберто – всего тринадцать. И Карло был уверен, что они никогда в жизни и словом не перемолвились: клясться бы не стал, просто чувствовал это. Теперь же им предстояло заговорить. Словно двум чужакам, случайно столкнувшимся друг с другом.
– А это Даниэле Карла, он у нас смотритель погребов, – представил его Карло.
Даниэле улыбнулся и, подойдя ближе, протянул руку.
– Привет.
– Привет, я Роберто…
– Да-да, это Роберто, мой сын, – торопливо перебил его Карло. Слишком уж торопливо.
Парни, казалось, ничего не заметили.
– А ты знаешь, как работает эта штука? – спросил Роберто у Даниэле, ткнув пальцем в укупорщик.
– Конечно. Хочешь, покажу?
Скрестив руки на груди и чувствуя, как бешено колотится сердце, Карло наблюдал за своими мальчиками. Даниэле взял одну из пустых бутылок, что стояли наготове, ожидая отправки в погреб, и пристроил ее на подставку машины.
– Видишь? – принялся объяснять он внимательно следящему за его действиями Роберто. – Сюда вставляешь пробку, нажимаешь на рычаг и заталкиваешь ее внутрь, чтобы вытеснить воздух.
– Вроде несложно. Дашь попробовать?
– Давай… Только осторожнее, не поранься. Я тебе помогу.
Он бережно положил свои ладони поверх ладоней Роберто и повел его руки, направляя пробку точно в горлышко.
– Вот так. Молодец, отлично справился! – воскликнул он.
Роберто поднял на Даниэле глаза и довольно заулыбался в ответ.
Они уже вновь сидели в «Фиате-1100», когда Карло вдруг сообщил, что забыл кое-что и должен вернуться. Удостоверившись, что поблизости нет рабочих, он достал из аппарата бутылку без этикетки – ту самую, что только что закупорили вместе его сыновья. Отнес ее к себе в кабинет, спрятал в нижний ящик стола и вернулся к машине.
Митинг, венчавший предвыборную кампанию, состоялся за два дня до голосования, 22 ноября. В центре площади Кастелло установили небольшую сцену: под порывами трамонтаны развевался флаг с эмблемой христианских демократов.
Еще несколько минут – и появится Карло Греко, объявил в микрофон мужчина в длинном черном пальто, распахнутом на объемистом животе; его редкие волосы трепал ветер. Анна огляделась в недоумении: где это носит Антонио с Агатой? Рядом с ней стоял Роберто, скрестив руки на груди и не сводя глаз с пустующей сцены.
– Может, они уже здесь, просто мы их не видим, – предположила Анна, продолжая обшаривать взглядом запруженную людьми площадь.
Неподалеку она заметила Кьяру, повисшую на руке жениха, который возвышался над ней на добрых полметра. Увидела она и Элену – та о чем-то шушукалась с сестрой возле бара «Кастелло», обе хихикали.
– Куда же они запропастились, черт возьми… – проворчала Анна.
– Хочешь, пойду поищу? – предложил Роберто.
– Да, будь добр, глянь.
Пока сын протискивался сквозь толпу, Анна приметила Кармелу – та как раз пробиралась к самой сцене. Следом двигались ее муж Никола и сын. Кармела щеголяла в меховой накидке, с очаровательной небрежностью наброшенной на правое плечо, в алом шерстяном платье – узком, с рукавами три четверти и юбкой до колен – и в шляпке с узкими полями из той же ткани. Губная помада в тон платью. Будто на светский раут собралась, а не на митинг, хмыкнула про себя Анна. Кармела бросила на нее взгляд и приветственно кивнула. Анна учтиво ответила тем же и вновь уставилась на сцену. Интересно, Карло все-таки выбрал костюм в полоску? Когда она уходила, муж как раз разглядывал два комплекта, разложенных на кровати: один полосатый, другой стального оттенка. Он явно нервничал – то и дело поправлял волосы и разглядывал костюмы так, словно от этого выбора зависела вся его жизнь.
– Надень в полоску, – посоветовала тогда Анна, просто чтобы вывести его из ступора.
– Думаешь, так лучше?
– Да какая разница? Главное ведь, что тебе больше нравится, разве нет?
– Ты права, – согласился он. – Что-то я совсем разволновался.
– Да уж. Ладно, мне пора, увидимся на месте.
Анна уже надела пальто и собралась уходить, когда Карло удержал ее за запястье.
– Эй, погоди минутку, – пробормотал он.
– Что такое?
– Хотел еще раз сказать спасибо, что ты передумала. Я ведь понимаю, чего тебе это стоит. Правда, я очень это ценю…
– Мам, я их нашел! – голос Роберто выдернул ее из воспоминаний.
Антонио и Агата приближались. Вернее, Агата повисла на муже, вцепившись обеими руками в его локоть. Ее нарядный вид удивил Анну: та привыкла видеть невестку без малейшего намека на макияж, с кое-как собранными волосами и в домашних цветастых платьях. Сегодня же Агата накрасила губы бордовой помадой, волосы уложила в затейливую прическу, удерживаемую уймой шпилек, а на коричневом пальто у нее была приколота массивная позолоченная брошь в виде стебля с листьями и распустившимся цветком.
Спустя мгновение к ним присоединилась Лоренца, которая озиралась по сторонам, будто кого-то высматривая. На девушке было сине-желтое платье с длинными рукавами, перехваченное в талии поясом, который отделял лиф с пуговицами от широкой юбки до колена.
– Ты чудо как хороша, ma petite, – улыбнулась ей Анна. – Новое платье?
– Нет, это подруга отдала, Чечилия. Ей оно уже мало после родов.
– Чечилия? Какая еще Чечилия? – растерялась Анна.
– Ну как же, школьная подружка, та, что живет в Лечче, – встряла Агата. – Платье красивое, что да, то да. Только застудится же в нем, на таком-то ветрище! – проворчала она, плотнее запахивая пальто.
– Да не холодно мне! – отмахнулась Лоренца.
«Похоже, я одна не вырядилась по случаю», – вздохнула про себя Анна, поглядев на свое повседневное шерстяное платье зеленого цвета.
– Как там Карло? – осведомился Антонио, избегая встречаться с Анной взглядом.
– Немного нервничает, но это и понятно.
– Он выступит блестяще! Глянь, сколько народу пришло его послушать! – заявила Агата, довольно оглядываясь.
– А вот и он! – просияла вдруг Лоренца.
Все тут же обернулись к сцене, которая по-прежнему пустовала. А Лоренца уже спешила навстречу Даниэле – тот тоже заметил ее и кинулся к ней.
– Ты его наконец-то надела! Тебе так идет! – воскликнул он, хватая девушку за руки.
– Я от него без ума, правда!
– Оно красивое, потому что его носишь ты, – нежно произнес Даниэле. – Я тебе еще сошью. Сколько захочешь!
– Думаю, мне понадобится много одежды… Для офиса. Я записалась на курсы телеграфисток. Приступаю со следующей недели.
Даниэле изумленно воззрился на нее.
– Телеграфисток?
– Кьяра выходит замуж, и тетя Анна предложила мне ее заменить. Вот я и решила попробовать, – пожала плечами Лоренца, улыбаясь.
– Ну ведь это здорово, да?
Агата, наблюдавшая за ними издалека, растянула губы в улыбке.
– Так это же тот парень, что на папу работает! – удивился Роберто. – Даниэле, смотритель погребов.
– Вы знакомы? – спросила Анна.
– Познакомились на днях, на винодельне. Он был очень любезен.
– Да, славный парень. Все так говорят, правда, Анто? – спросила Агата.
Антонио тоже не сводил глаз с Лоренцы и Даниэле. Но совсем не улыбался.
– Анто? Ты меня слышишь вообще?
– Да… – рассеянно пробормотал он.
– Я бы так хотела, чтобы у них с Лоренцой… ну, вы меня поняли, – продолжала Агата, многозначительно ухмыляясь.
– Не мели ерунды! – огрызнулся Антонио.
Агата опешила.
– А что я такого сказала?
Анна бросила на Антонио озадаченный взгляд. Не похоже на него – срываться вот так, подумала она. Что на него нашло?
В этот миг площадь разразилась аплодисментами. На сцену, одетый в полосатый костюм, поднимался Карло. Приветствуя публику, он взмахнул руками, затем шагнул к микрофону.
– Дорогие друзья и сограждане, я очень рад, что вас пришло так много… – начал он голосом, слегка дрожащим от волнения.
Утром 24 ноября, зайдя в кабинку для голосования, Анна взяла карандаш и долго медлила, вглядываясь в бюллетень.
Затем поставила крестик напротив эмблемы коммунистической партии.
Никто никогда об этом не узнает. Никто, кроме нее самой. А все остальное было неважно.
Тем вечером Карло вернулся в их спальню.
15
Апрель 1947 года
На рабочем столе в ателье лежал раскрытый на статье о Sorelle Fontana[31]