– У тебя есть дорожная сумка? – спросила она.
Джованна растерянно заозиралась.
– Да. Наверное, под раковиной… Не помню.
Анна бросилась на поиски. Заглянула под раковину, под кровать, распахнула все дверцы и выдвинула все ящики. Наконец она обнаружила сумку на дне сундука в спальне. Поставив ее на постель, Анна кинулась к шкафу и принялась сгребать туда немногочисленные пожитки Джованны: пальто, ночные рубашки, белье.
– Что ты делаешь? – дрожащим голосом спросила Джованна, обхватив себя руками.
– Я тебя здесь не оставлю, – бросила Анна, продолжая наполнять сумку. – Ты перебираешься жить ко мне. И это не обсуждается.
Всю обратную дорогу в город они молчали. Джованна понуро брела, то и дело вытирая слезы тыльной стороной ладони. Анна шагала рядом, ведя велосипед.
Дома она первым делом распахнула окна в гостевой спальне, застелила постель простынями, благоухавшими лавандой, разложила в шкафу вещи Джованны и протянула ей кусок марсельского мыла, еще завернутый в бумагу.
– Прими горячую ванну, – сказала Анна. – Полотенца в верхнем ящике комода. Не торопись, я подожду тебя внизу.
Джованна лишь кивнула, продолжая сидеть на кровати, уставившись в пол.
Стоило Анне выйти, как она поднялась и подошла к комоду. Внутри обнаружились льняные полотенца, аккуратно сложенные и разглаженные, без единой складочки. Потянувшись за одним из них, Джованна заметила в углу ящика какой-то предмет.
«Надо же, пумо. Сто лет такого не видела», – подумала она, вертя безделушку в руках. Джованна вспомнила, что у ее матери, Розалины, тоже был пумо. Она всегда держала его на самом видном месте – в центре кухонного стола. «Это на удачу, смотри не разбей!» – не уставала повторять Розалина.
Погладив пумо, Джованна прижала его к груди, словно ребенка, а потом пристроила на прикроватной тумбочке.
Вечером, после ужина, Анна зашла в спальню. Карло как раз стоял перед зеркалом и развязывал галстук.
Понизив голос, она рассказала ему о случившемся и подытожила:
– Джованна поживет у нас какое-то время. Не знаю, как долго. Ты ведь не против?
– Конечно, нет, – ответил он. – Пусть остается сколько понадобится.
С облегченным вздохом Карло стянул галстук и принялся сворачивать его в рулончик.
– Клянусь, я бы придушила этого мерзавца собственными руками! – прорычала Анна, скрестив руки на груди.
– О, я не сомневаюсь, что ты на это способна, любовь моя, – хмыкнул он.
– Кстати, – спохватился вдруг Карло, словно только сейчас об этом вспомнил, – совсем забыл тебе сказать. Старую школу решено снести. Мы вчера проголосовали за это в муниципалитете.
– И что будет вместо нее?
– Туда перенесут субботнюю ярмарку, но теперь она станет постоянной. Соорудят типовые деревянные павильоны. Торговцы сами вышли с таким предложением, и Совет единогласно его поддержал.
Анна расстроенно поджала губы.
– Как жаль. Мой проект был бы куда лучше. Эх, будь у меня побольше времени, чтобы собрать все бумажки…
– А ты удивлена? Это же итальянская бюрократия, – развел руками Карло.
Он поднялся с кровати, обнял жену и нежно привлек к себе.
– Мне очень жаль, что с твоим Женским домом ничего не вышло, – прошептал он. – Но поверь, оно и к лучшему. Ты избежала лишних разочарований и напрасных усилий. Я знаю этих мужчин из Совета – они бы ни за что не проголосовали за такую… прогрессивную идею.
Анна нахмурилась. Ей хотелось спросить, уж не заодно ли и сам Карло с этими людьми, но тут с первого этажа донесся громкий, настойчивый стук в дверь.
– Кто бы это мог быть в такой час? – насторожился Карло.
– А ты как думаешь? – ответила Анна.
Они спустились вниз и открыли дверь, обнаружив за ней дона Джулио. Он был явно на взводе.
– Чего тебе нужно? – спросила Анна.
– Джованна здесь, верно?
– Не твое дело.
– Тебе лучше уйти, – предупредил Карло.
– Джованна! – закричал дон Джулио, пытаясь прорваться внутрь.
Карло перехватил его за плечи и оттолкнул.
– Вон из моего дома!
– Джованна! – не унимался священник.
– Карло, пожалуйста, выпроводи его, – попросила Анна.
Карло попытался захлопнуть дверь, но дон Джулио подставил ногу.
– Я не уйду, пока она не выйдет поговорить со мной.
В этот миг на верху лестницы показалась Джованна – босая, в одной ночной рубашке.
– А вот и ты! – взвился дон Джулио. – Как ты посмела уйти из дома?
– Джованна, возвращайся в комнату, – взмолилась Анна. – Прошу тебя.
Но ее подруга застыла как вкопанная, схватившись побелевшими пальцами за перила.
– Пойдем домой, живо! – рявкнул дон Джулио.
Джованна вздрогнула.
– Нет, – еле слышно выдавила она.
– Ты слышал? – крикнул Карло. – Джованна остается здесь. А теперь проваливай, не то я выпровожу тебя пинком под зад!
– Но из нашего дома я никуда не уйду, ясно тебе? – гнул свое дон Джулио, не сводя глаз с Джованны.
– Это не твой дом, – отрезала Анна.
– Джованна, я буду ждать тебя дома! – повторил он.
– Тебе придется ждать вечно! – Анна угрожающе наставила на священника палец. – Только попробуй еще хоть раз к ней сунуться – клянусь, я на тебя в полицию заявлю, или я буду не я!
– Слышал? – поддержал ее Карло.
Дон Джулио ослабил воротничок и смерил Джованну уничижительным взглядом.
– Ты просто чокнутая, правду люди говорят! – бросил он напоследок и ушел.
Джованна еще сильнее вцепилась в перила и прикрыла глаза.
На письмо Даниэле Лоренца не ответила. На Рождество он попытался связаться с ней еще раз – прислал телеграмму, которую Элена переписала своим аккуратным бисерным почерком. Даниэле желал счастливых праздников и умолял черкнуть ему хотя бы пару строк в ответ. Лоренца скомкала телеграмму и швырнула ее в мусорную корзину.
В порыве гнева и жажды мести она пригласила Томмазо на рождественский ужин в дом дяди с тетей. Весь вечер Лоренца откровенно кокетничала с ним: за столом села рядом, смеялась его шуткам, бросала на него красноречивые взгляды, многозначительно улыбалась. Она даже купила ему подарок – фетровую шляпу темно-серого цвета с небольшими полями. Под огромной елкой, которую Карло с Роберто, как обычно, наряжали вместе, Томмазо – обрадованный и чрезвычайно удивленный – развернул свой подарок. Лоренца достала шляпу из коробки и воскликнула:
– Дай-ка примерим!
Водрузив головной убор Томмазо на макушку, она отступила на шаг.
– Я так и знала, – сказала Лоренца. – Шляпы тебе очень к лицу. Пообещай, что теперь будешь всегда их носить.
И Томмазо, естественно, с того дня не расставался со своей шляпой.
Через пару дней он пригласил Лоренцу в кино, на дневной субботний сеанс. Они посмотрели «Чудо на 34-й улице», и во время фильма Лоренца как бы невзначай пару раз коснулась его руки. А как-то воскресным утром Томмазо спросил у Агаты, можно ли ему покатать Лоренцу на своем «Фиате-Тополино»: он обещал вернуть ее к обеду, чтобы никто не волновался. Агата, конечно же, не возражала. Томмазо ей нравился, и она этого не скрывала: он хороший человек, и уж ему-то можно доверять. И в то солнечное безветренное утро Агата с улыбкой помахала им вслед, когда Томмазо усадил Лоренцу в машину и повез к морю. Там он купил у рыбака свежевыловленных морских ежей, и они ели их, сидя на скамейке на набережной и доставая мякоть кусочками хлебного мякиша. На обратном пути Томмазо снял шляпу и впился в губы Лоренцы неожиданным поцелуем – слегка душным и чересчур влажным, но в то же время очень нежным. На следующий день, в почтовом отделении, они только и делали, что украдкой обменивались смущенными и понимающими взглядами.
– Что у вас с начальником? – хихикала Элена, глядя на подругу через стол. – Я все вижу!
Она выразительно подвигала бровями. Лоренца улыбнулась и кивнула:
– Да так…
– А как же твой красавчик-американец? Бедняга шлет тебе телеграмму за телеграммой. Хоть бы ответила ему, что ли…
Лоренца помрачнела.
– Может торчать в своей Америке сколько ему вздумается.
В следующее воскресенье Томмазо повез ее обедать в тратторию в Лечче. Они ели жареный хлеб с сыром и выпили целую бутылку «Донны Анны». После обеда прогулялись до пьяцца Сант-Оронцо, и там, у подножия статуи покровителя города, Томмазо встал на одно колено и достал из кармана коробочку, обтянутую красным бархатом.
У Лоренцы перехватило дыхание. На миг ей захотелось броситься прочь, сбежать куда глаза глядят, лишь бы не стоять сейчас здесь, на площади, рядом с Томмазо.
Но увидев, с какой отчаянной и безоглядной любовью он смотрит на нее, стоя на одном колене, как его глаза безмолвно обещают ей преданность и говорят: «Я никогда тебя не брошу», Лоренца сказала «да» и позволила заключить себя в объятия.
Томмазо настоял на том, чтобы уже на следующий день собрать семью и сообщить всем эту важную новость. Казалось, он не может сдержать переполняющую его радость, но в то же время в его голосе чувствовались тревога и нерешительность – словно он опасался, что Лоренца передумает и вернет ему кольцо со словами: «Прости, я ошиблась. Мне нужен не ты. Ты никогда мне не был нужен».
Поэтому Лоренца согласилась пригласить семью на ужин к Томмазо и даже придумала повод: ему хочется отблагодарить всех за рождественский вечер.
Томмазо по-прежнему жил в одной из квартир, принадлежавших семье Джулии: после смерти жены ее родители настояли, чтобы он там остался. «Ты нам уже как сын», – говорили они, обнимая его.
Агата вошла в квартиру и застыла с открытым ртом, оглядываясь по сторонам. Жилище оказалось не слишком просторным, но обставленным с безупречным вкусом: полы во всех комнатах покрывали персидские ковры, диваны были из орехового дерева и бархата, окна драпировали атласные шторы, в гостиной стояли столики из эбенового дерева с мраморными столешницами, на стенах висели картины в золоченых рамах…
– Какой чудесный дом! – восхитилась Агата, усаживаясь на диван в гостиной, в то время как Антонио опустился в кресло с резными подлокотниками, выглядевшее крайне неудобным.