и в городке, спрашивая, не нужны ли им работницы. Те немногие, кто отвечал утвердительно, тут же давали задний ход, стоило ей упомянуть, что речь идет о Джованне. «Синьора почтальонша, я вас уважаю, и Карло тоже, но ее не возьму», – сказал владелец табачной лавки. «Боже упаси, да от нас все разбегутся, как только увидят ее здесь», – таков был ответ галантерейщицы. «Бросьте, у нас работают только приличные люди», – прокомментировал бакалейщик.
– Ясно? – повторила Анна. – Даже не думай, что ты можешь кому-то помешать.
– Спасибо, – прошептала Джованна и порывисто обняла подругу. – Ты лучшая на свете, – добавила она.
Анна улыбнулась и чмокнула ее в щеку. Затем поднялась с дивана.
– А теперь пойдем-ка готовить ужин, – сказала она. – Сегодня у нас с тобой праздник.
И пока Джованна измельчала чеснок, Анна спустилась в подвал, где Карло держал свою небольшую коллекцию вин.
– Шампанского нам, пожалуй, – приговаривала она, перебирая французские бутылки. – Так, это не подойдет, это тоже…
Прежде чем отыскать шампанское, она наткнулась на бутылку, выбивавшуюся из ряда: вроде бы «Донна Анна», но без этикетки и пустая, словно в нее никогда не наливали вино. Однако пробка была плотно вбита. «Странно», – подумала Анна. Пожав плечами, она поставила бутылку на место.
Едва за Роберто закрылась дверь, Анна откупорила шампанское.
– Уверена, Карло не обидится. По крайней мере, надеюсь, – добавила она. Разлив игристое по бокалам, подруги, усевшись на ковре босиком, ополовинили бутылку.
Анна поставила на граммофон пластинку «Жизнь в розовом цвете»[35] и протянула Джованне руку, будто приглашая на танец. Та со смехом приняла приглашение, и они принялись неуклюже топтаться по комнате, пока Анна под конец песни не закрутила Джованну в пируэте, так что они повалились друг на дружку.
Распластавшись на полу, женщины секунду смотрели друг на друга, а потом расхохотались.
* * *Утром 5 июня Карло вышел из отеля на пьяцца Орефичи неподалеку от неаполитанского порта и направился к своему «Фиату-1100», припаркованному на одной из боковых улочек. День выдался таким жарким, что Карло, пыхтя, стянул пиджак и закатал рукава рубашки. Доехав до порта, он оставил машину и дальше пошел пешком до пирса Анджоино, куда должен был прибыть пароход «Сатурния».
Он присел на скамейку и достал из кармана сигару. Промокнув рукой взмокший лоб, ослабил узел полосатого галстука.
– Ни ветерка сегодня, верно? – пожаловался он сидящему неподалеку мужчине. Затем закурил сигару и закашлялся от первой же затяжки. Видя, что кашель не унимается, сосед предложил глоток воды из своей фляжки. Карло взял ее и в один присест осушил.
– Спасибо, – сказал он, возвращая фляжку.
– Полегчало? – осведомился мужчина.
– Да-да, – откликнулся Карло. – Еще раз спасибо.
Величественная громада «Сатурнии» вошла в порт около полудня.
Карло присоединился к толпе зевак, столпившихся поглазеть на швартовку судна. Когда пассажиры наконец начали сходить на берег, он привстал на цыпочки, чтобы видеть поверх моря голов. Прошло больше получаса, прежде чем на трапе он заметил Даниэле. С бьющимся сердцем Карло принялся протискиваться сквозь толпу, чтобы подойти поближе.
Даниэле увидел его и помахал рукой. «Черт возьми, как же он изменился», – подумал Карло, подходя к нему. Перемены были заметны не в его взгляде, таком же мягком и обезоруживающим, как прежде, – скорее в осанке, походке. Он выглядел таким уверенным в себе, таким решительным, пропитанным тем новым, что увидел и пережил, а теперь привез домой.
– Мой мальчик! – воскликнул Карло, раскрывая объятия.
– Привет, Карло, – с улыбкой отозвался Даниэле и обнял его, поставив чемодан на землю.
20
Июль–сентябрь 1948 года
– Тук-тук! – весело произнесла Анна, дважды постучав костяшками пальцев в открытую дверь кабинета Антонио.
– Привет! – удивленно отозвался он, убирая картонную папку на полку.
Анна переступила порог и прикрыла за собой дверь.
– Я принесла тебе книгу, – сказала она, расстегивая сумочку. Достав томик, протянула его Антонио. Это была «Римлянка» Альберто Моравиа.
– Ну как? Тебе понравилось? – поинтересовался он.
Анна расположилась в кресле у окна.
– Ты же знаешь, я с предубеждением отношусь к мужчинам, которые уверены, будто понимают, о чем думает и что чувствует женщина, да еще и берутся об этом рассказывать…
– М-м-м, – протянул Антонио, усаживаясь напротив. – Полагаю, роман пришелся тебе не по вкусу?
– Я еще не закончила! – запротестовала Анна.
– Прошу прощения, ты совершенно права, – покаялся он, вскинув руки. – Пожалуйста, договаривай.
– Я как раз собиралась заметить, – продолжила она, – что, судя по роману, у Моравиа это удивительно хорошо получается. В этот раз я подчеркнула гораздо больше мест.
Антонио улыбнулся и принялся перелистывать страницы, пока не наткнулся на фразу, дважды подчеркнутую карандашом. Поднеся книгу к глазам, он прочел вслух:
– «И если ты презирал меня, то в этом виноват ты, а не я»[36]. – Антонио кивнул и, не отрываясь от страницы, проговорил: – Метко.
– И это только одно. На полях – мои обычные пометки, – добавила Анна.
Антонио вскинул на нее взгляд.
– Что ж, будет чем заняться вечером. – Он улыбнулся и захлопнул томик.
– Ну а теперь? Что будем дальше читать? – спросила Анна.
– Следующую книгу выбирай сама.
– Договорились. Ох, да уже поздно! – спохватилась Анна, взглянув на часы. Она поднялась и направилась к двери, но вдруг обернулась. – Да, еще кое-что. Ты в последнее время не говорил с Лоренцой?
– А что такое? Случилось что-то, о чем я не в курсе?
– Нет-нет, – отмахнулась Анна. – Просто хотела узнать твое мнение. Как она тебе? Ну, с тех пор как вернулся Даниэле…
Антонио озадаченно нахмурился.
– К чему ты клонишь? Это же дела прошлые. Лоренца теперь замужняя дама…
Анна скептически выгнула бровь.
– Ты правда так считаешь? Неужели ты не замечаешь? Ты, всегда такой наблюдательный…
– И что же я проглядел?
– То, что Лоренца несчастна, Антонио. Смертельно несчастна. Как ты можешь этого не видеть? Она прекрасно понимает, какую чудовищную ошибку совершила. Сгоряча, назло всем, сама загнала себя в ловушку. Я ведь пыталась ее предостеречь…
– Даниэле не пара моей дочери, – прошипел он. – Все сложилось так, как и должно было быть.
– Как должно быть? – вскинулась Анна. – Да что ты имеешь против этого мальчика? Ты уже не в первый раз так бурно реагируешь при одном упоминании о нем. Даже тогда, на митинге Карло… Или я чего-то не знаю?
На миг в глазах Антонио промелькнула растерянность, но он быстро овладел собой.
– Нет… Конечно же, нет, – пробормотал он. Сел за письменный стол, оперся локтями о столешницу и сцепил пальцы. – Просто я считаю, что Лоренце с ее неугомонным характером и потребностью в любви нужен спутник постарше и поосновательнее. Тот, кто сможет дать ей чувство защищенности. Вот и все.
Анна уставилась на него пристальным взглядом.
– Чушь какая, – наконец сказала она.
Но Антонио не стал спорить. Тогда Анна, коротко махнув на прощание рукой, открыла дверь и вышла.
Раздосадованная нежеланием Антонио прислушаться к голосу разума, она покинула маслодельню и продолжила свой почтовый обход. До следующего адреса – виллы Тамбурини – было всего несколько сотен метров. Анна крутила педали, пока не добралась до поросшего зеленью пригорка. Здесь она слезла с велосипеда и дальше пошла пешком.
Обиталище семейства Тамбурини представляло собой окруженный длинным каменным балконом старинный особняк с большими окнами, задрапированными бархатными портьерами, и двумя величественными лестницами, ведущими к парадному входу. В саду, окружавшем дом, мужчина в соломенной шляпе и с садовыми ножницами в руках склонился над кустами. Анна поднялась по одной из лестниц и стукнула дверным молотком. Порывшись в сумке, она извлекла конверт, скрепленный сургучной печатью. Должно быть, очередное приглашение на очередной шикарный прием, подумала она, вертя послание в руках.
В этот миг дверь распахнулась, и на пороге возникла девочка. Очень серьезная, немного испуганная, с волосами, стянутыми в тугой пучок. Поверх черного платья с пышной юбкой на ней красовался белоснежный передничек.
Анна никогда прежде ее не видела, но ничуть не удивилась: горничные в доме Тамбурини надолго не задерживались – всегда находилась очередная девушка, готовая занять место той, кто… ушла? Была уволена? Боже, да она же совсем еще дитя, подумала Анна. Сколько ей? Двенадцать? Тринадцать? Ей бы за школьной партой сидеть, а не столовое серебро начищать.
– Кто там? – раздался из глубины дома зычный женский голос.
Девочка вздрогнула.
– Почта, синьора, – ответила она, слегка обернувшись.
– Так неси же ее сюда, живо! – приказала женщина.
Девочка присела в реверансе и пробормотала:
– Благодарю вас, синьора почтальонша. Доброго дня. – С этими словами она поспешно захлопнула дверь.
Анна еще пару мгновений в оцепенении простояла на пороге – во власти странного, тревожного чувства, которому в тот момент не смогла бы дать названия.
* * *С тех пор как Даниэле вновь ступил на улицы Лиццанелло, он не мог избавиться от ощущения, будто все здесь уменьшилось в размерах. Неужели дома всегда были такими приземистыми, а улочки – такими тесными? Этим вопросом он задавался всякий раз, прогуливаясь по городку и окидывая его новым, свежим взглядом. Понадобилось время, чтобы вновь свыкнуться с этими декорациями, заново освоиться в знакомых с детства местах.
Интересно, испытывал бы он те же чувства, если бы его встретила Лоренца? Если бы дождалась его, как обещала? Первое время он старательно избегал площади, обходил стороной здание почты и улицу, на которой она теперь жила с другим. Даниэле почти все время проводил дома, лежа на кровати, глядя в потолок и скрестив руки на груди. Лишь изредка он заглядывал на «Винодельню Греко» – поздороваться и помочь, если надо. Карло предложил ему новую должность, придуманную специально для него: он хотел, чтобы Даниэле стал управляющим винодельни – учитывая блестящие результаты, которых тот добился в Нью-Йорке. Об этом Карло рассказал ему по дороге из Неаполя.