– Ведь правда, Лоренца? – закончил он.
Джада перестала плакать и уставилась на мать.
Лоренца бросила на Даниэле взгляд, полный боли и гнева.
– Да, очень хочется, – сказала она дрогнувшим голосом. Потом решительно шагнула к дочери, подхватила ее на руки и направилась к двери.
– Лоренца, вернись… – взмолился Даниэле.
Но она даже не обернулась.
Анна торопливо обувалась. Антонио должен был заехать за ней с минуты на минуту.
«Будь готова завтра к десяти», – сказал он ей, а она знала, что он всегда пунктуален. В этот день – первый из двухнедельного отпуска Анны – они собирались к какому-то старьевщику. Тот жил за городом, и у него, как узнал Антонио, была старая школьная доска.
– Точно не хочешь поехать? – спросила она у Джованны.
– Нет, спасибо, – ответила та. Она сидела за кухонным столом с крючком в руках, и перед ней лежал клубок розовой шерсти, из которого она вязала ночной чепец. – Лучше дома посижу. Да и жарковато на улице, не хочется лишний раз выходить…
Анна разочарованно поморщилась.
– Как знаешь…
В этот момент снаружи послышался гудок.
– А вот и он, – воскликнула Анна. – Ладно, вернусь к обеду! – крикнула она, выходя.
Антонио ждал ее, опустив стекло и облокотившись на дверцу.
– Ты самый возмутительно пунктуальный человек на свете! – воскликнула Анна.
– Пунктуальность – свойство порядочных людей, – парировал он с улыбкой.
Как только они тронулись, легкий ветерок ворвался в окно и растрепал волосы Анны. Повеяло ароматом ее духов.
– Рада, что в отпуске? – спросил Антонио.
– Если честно, я рада, что смогу уделять больше времени Женскому дому, – ответила она. – Знаешь, я думала об этом вчера вечером. Хочу, чтобы все было готово к концу сентября. Если в эти две недели поднапрягусь, должна успеть.
– Да? Но ты же, по-моему, планировала открытие на ноябрь? – удивился Антонио. – Почему передумала?
Анна пожала плечами.
– Да никаких особых причин. Чем раньше будет готово, тем лучше.
– Да, но конец сентября – это чуть больше чем через месяц. И меня следующие десять дней не будет. Не хочу, чтобы ты одна всем этим занималась. Подожди, а? К чему такая спешка?
На следующий день Антонио должен был присоединиться к жене и дочери в Отранто. Они уже несколько дней жили там вместе с Томмазо и малышкой. Агата вызвалась присмотреть за Джадой. «Побудешь немного наедине с мужем», – сказала она Лоренце с ноткой упрека. Антонио пообещал приехать к ним, уладив кое-какие дела на маслодельне.
«Ну да, на маслодельне, как же… – ответила ему Агата с горькой усмешкой. – С каких пор этот ваш Женский дом называется маслодельней?»
Анна положила ладонь на руку Антонио, сжимавшую рукоятку коробки передач.
– Ты очень хороший. Но не беспокойся обо мне, – успокоила она его. – Думаю, я сама прекрасно справлюсь.
Антонио погрузился в раздумья и включил третью передачу. Анна убрала руку.
– Я могу и не ехать, – вдруг сказал он. – Если тебе нужна помощь, я останусь. Правда.
Анна повернулась к нему.
– Не говори глупостей, – мягко ответила она.
Они проехали пять километров по дороге, петлявшей среди полей, по направлению к Лечче.
– Кажется, здесь, после колодца справа, мне так говорили, – пробормотал Антонио, свернув на проселочную дорогу.
Вскоре они увидели большой известняковый дом, окруженный садом с миндальными и апельсиновыми деревьями.
– Думаю, это он, – сказала Анна, подаваясь вперед.
Антонио припарковал «Фиат-508» у каменной ограды и заглушил мотор.
Они выбрались из машины и пошли через фруктовый сад. Антонио вдруг остановился, сорвал две миндалины, раскусил одну и протянул очищенный орешек Анне.
– В детстве мы с Карло, как раз в эту пору, бегали в деревню воровать миндаль и так объедались… – Он раскусил вторую скорлупку и закинул орех в рот.
– Однажды хозяин увидел и погнался за нами с мотыгой. «Паршивцы!» – кричал он, а мы неслись как угорелые. Карло обернулся и показал ему язык, а хозяин так разозлился, что гнался за нами до самого дома. – И он рассмеялся.
Анна улыбнулась, представив эту сцену.
– Жалко, что я не знала вас в детстве, – сказала она.
Он улыбнулся ей в ответ и двинулся дальше.
Деревянные ворота дома были приоткрыты. Антонио просунул голову в щель.
– Есть кто-нибудь? – спросил он.
Никто не ответил.
– Эй, есть кто? – крикнула Анна.
Тишина.
Они нерешительно переглянулись, а потом вошли внутрь.
Казалось, они попали на огромный рынок, по которому только что пронесся ураган. Повсюду, как попало сваленные в кучи, громоздились старинные предметы мебели, керосиновые лампы, позолоченные бронзовые кувшины, кованые подсвечники, статуэтки святых, чашки и блюдца, чайники, настенные часы, веера, книги, картины, табуреты, тумбочки, сундуки…
– Да тут просто чудесно, – воскликнула Анна. – Интересно, нет ли у него такого туалетного набора, как у моей бабушки…
– Какого? – спросил Антонио, подходя ближе.
– Из серебра, с чеканными ручками, – пояснила она. – Там были расческа для волос, щетка для одежды и маленькое зеркало. В детстве я часами играла с ним каждый день. Представляла, что прихорашиваюсь, как бабушка.
– Уверен, тебе не приходилось слишком усердствовать… – пробормотал Антонио, оглядываясь.
– Кто здесь? – вдруг послышалось у них за спиной.
Антонио и Анна обернулись одновременно: в дверях стоял худой мужчина лет шестидесяти, с длинной седой всклокоченной бородой. В одной руке он держал трубку.
– Простите, – сказала Анна. – Мы просто осматривались.
– Вы, должно быть, синьор Бруно, – сказал Антонио и шагнул ему навстречу, протягивая руку для приветствия.
– Он самый, – ответил мужчина, пожимая ладонь Антонио.
– Меня зовут Антонио Греко. Рад знакомству. А это моя невестка Анна.
– Анна Аллавена, – сказала она. – У вас тут просто чудесно, – добавила она с широкой улыбкой.
Бруно приветливо улыбнулся ей в ответ, а затем спросил:
– Что ищете?
– Нам сказали, что у вас есть старая школьная доска… – пояснил Антонио. – Мы как раз ищем такую.
– Вам сказали правду, – отозвался Бруно. – Идемте, – сказал он и пошел вперед.
Он привел их в соседнюю комнату, где среди шкафов и секретеров, возле пресса, плуга и мраморной раковины, стояла доска в массивной деревянной раме.
– Вот, – сказал мужчина, выпустив облако дыма.
Анна наклонилась, чтобы рассмотреть ее получше, погладила гладкую матовую поверхность.
– Ну как? Вроде подходит, да? – спросил Антонио, присаживаясь рядом на корточки.
– Она идеальна! – ответила Анна. Потом повернулась к Бруно. – Берем!
Антонио достал из багажника бечевку, и они привязали доску к крыше, несколько раз пропустив веревку внутри машины через открытые окна. Бруно с любопытством наблюдал за ними, прислонившись к косяку и скрестив руки. Время от времени он подносил трубку ко рту и глубоко затягивался.
– С той стороны не сползает? – спросил Антонио, оглядев крышу.
– Вроде нет, – ответила Анна и на всякий случай потянула веревку на себя.
Они сели в машину и едва успели выехать с проселочной дороги на главную, как услышали глухой удар.
Оба одновременно обернулись и увидели доску посреди дороги.
Антонио широко раскрыл глаза. Потом взглянул на Анну.
– Ты же завязала узел? – спросил он.
– Какой узел?
Они смотрели друг на друга несколько секунд, а потом расхохотались. Анна продолжала содрогаться от смеха даже тогда, когда Антонио открыл дверцу и попытался водрузить доску обратно на крышу.
– Ну хватит, давай помогай, – весело сказал он. Но заливистый, хрустальный смех Анны продолжал отдаваться эхом среди олив и распространяться вокруг, словно пыльца в воздухе. И она поняла, что первый раз по-настоящему смеется после смерти Карло. Первый без чувства вины, без вопросов к себе, можно ли смеяться после того, как потеряла любовь всей жизни.
Приехав в Ла-Пьетру, они прибили доску к стене длинными толстыми гвоздями. У противоположной стены теперь стоял просторный книжный шкаф; еще две недели назад он вмещал архив накладных маслодельни.
«Найду другое место для этих папок, не волнуйся», – сказал ей Антонио, даря его. Первые две полки уже были заняты школьными книгами Роберто, начиная с тех, по которым он учился в начальных классах. Скоро тут будут и парты, и стулья. Вот тогда это и правда станет похоже на настоящий класс, подумала Анна. Джиджетто, столяр, предложил ей отличную цену на десять парт, десять стульев и даже двухъярусные кровати, которые она поставит наверху.
– Не переживай, почтальонша. К концу лета все будет готово, – заверил он ее. – Если тебе еще и матрасы нужны, могу отправить тебя к своему другу. Скажу, чтобы обошелся с тобой по-людски.
– Кажется, мы заслужили по чашечке кофе, как думаешь? – сказал Антонио.
– Однозначно заслужили! – ответила Анна.
На площади не было ни души: казалось, в это утро все разом испарились из-за невыносимой жары. Внутри бара «Кастелло» тоже было пусто. Нандо вытирал бокалы полотенцем, а радиоприемник на стойке передавал «Спасибо за цветы» Ниллы Пицци – песню, в этом году победившую на первом фестивале итальянской песни в Сан-Ремо.
Нандо поставил перед ними две чашечки.
– Если позволите… – сказал он немного неуверенно. – Я предложу вам этот миндальный сироп вместо сахара. – И, не дожидаясь ответа, он взял бутылку и плеснул несколько капель в дымящиеся чашки. – Моя жена только вчера сделала, очень вкусный… За счет заведения, конечно же!
Антонио отпил глоток кофе.
– Нандо, это же восхитительно! Передай мои комплименты супруге.
Тот кивнул, весь сияя от гордости.
Анна же собиралась сказать, что для нее это слишком сладко, но тут Антонио начал тихонько подпевать Нилле Пицци:
– У этих роз прекрасных на стеблях есть колючки – то грусть воспоминаний о людях, нас любивших… Но только эти книги давным-давно закрыты…