Он знает, что это внуки Аннелизы, однако старый льстец всегда готов подыграть, чтобы заслужить благосклонность.
Я слышу, как Мира интересуется:
— У тебя есть дети?
У Эвальда этого не отнять: он ловко поладил с малышкой и быстро втянул ее в беседу. Восторгаюсь, как мило он умеет болтать с ребенком. Неожиданно Мира пронзительно вскрикивает, да так громко, что я роняю из рук эльзасскую формочку для выпечки. Мы с Аннелизой подбегаем к ребенку. Я не видела раньше, чтобы она так быстро слетала по ступенькам вниз.
— Злой дядя! — хнычет Мира.
В ту же секунду Аннелиза отвешивает пощечину своему партнеру по танцам и рычит:
— Ты свинья! Вон отсюда! И больше здесь не показывайся!
Эвальд с ошеломленным видом стоит у порога и клятвенно заверяет, что ничего девочке не сделал. У него в протянутой раскрытой ладони все еще лежит конфетка, и я постепенно начинаю соображать, что здесь произошло чудовищное недоразумение. Кое-как мне удается успокоить Аннелизу.
Когда мы все вместе уселись за кухонным столом — Аннелиза с Мирой и я с Рубеном на коленках — ситуация прояснилась. В детском саду Миру научили немедленно кричать, если чужой человек будет предлагать сладости. Разумеется, Аннелизе теперь неловко от того, что позволила себе ударить человека. Она извинилась перед Эвальдом и пригласила его перекусить, когда все будет готово.
— У нас, правда, будут только сладкие гренки с повидлом, — предупреждает она. — Я всегда их делаю, когда к бабушке приезжают мои любимые внучатки. — И ни слова о том, чтобы внести в дом чемоданы.
— Можешь разобрать свои вещи, — невинным тоном говорю я, — а нам некогда, нужно готовить еду.
— Может вам помочь? — спрашивает он. — Например, очистить яблоки от кожуры?
— Даже Лора справится с этим лучше тебя, — усмехается Аннелиза, — но ты мог бы постричь газон, пока снова не начался дождь.
В общем, мы все занялись делами. Аннелиза срезала твердую корку со старого хлеба, Мире и Рубену позволили разбить по одному яйцу и смешать с ванильным сахаром, я готовила яблочный компот, с улицы доносился гул газонокосилки. Гренки были вымочены в молоке с яйцами, пожарены на топленом масле и посыпаны сахаром с корицей. И мы радостно набросились на это классическое и вкусное детское лакомство. Эвальд принес на кухню на своих подошвах запах свежескошенной травы, который смешивался с ароматом подслащенных яблок и испарениями от сушившейся на батарее одежды Рубена. Это был отрадный дух родного очага и безопасности.
— Моя мать делала гренки с кремом «винная пена», — меланхолично поделился с нами Эвальд, но, заметив строгую физиономию Аннелизы, быстро добавил: — Но с мелконарезанными яблоками они вкуснее.
Обманчивая идиллия, думала я, здесь разыгрывается спектакль с ролями отца, матери и ребенка. Но две матери — многовато для одной пьесы. Кстати, ни Аннелиза, ни я не горим желанием удовлетворять вечную мужскую потребность в материнской заботе — даже пожилых женщин эта роль порой оскорбляет.
Мира молчала, завороженно глядя на злого дядю. Куртка Эвальда висела на спинке стула; углубившись в свои мысли, незаметно от владельца, она крутила пуговицу из оленьего рога, пока та, к ее удивлению, не оказалась в пальцах. И вдруг она дала о себе знать, спросив своим тонким серебристым голосочком:
— Ты муж тети Лоры?
Мы, взрослые, посмеялись. Эвальд объяснил:
— Нет, я друг твоей бабушки и тети Лоры. А теперь я покину вас и поищу гостиницу. Мансарды, похоже, заняты дорогими маленькими гостями.
Рубен, который в это время выбирал остатки сахара указательным пальцем, запротестовал. С недавних пор он начал ходить в школу и сильно шепелявил из-за того, что у него стали выпадать молочные зубы:
— Мы спим в бабушкиной комнате! На двух матрацах!
Последнее его уточнение снова заставило нас засмеяться, и даже Аннелиза подобрела от того, что у нее такой милый внучек.
— Обе мансарды пустуют, и я не возражаю, если ты поселишься там на время.
Эвальд снова сел.
— А не чокнуться ли нам шампанским по такому случаю? — предложил он. — Наконец-то нашелся покупатель на мой дом. Поэтому я вам и не звонил так долго.
Мы с Аннелизой молча внимательно выслушали его. Уж не вознамерился ли он остаться с нами навсегда? Насколько я помню, первоначально речь шла только о временном приюте и хранении мебели. Или они с Аннелизой уже обсудили расширение жилплощади?
На мгновение у меня промелькнула льстивая мысль, что его сюда привела любовь ко мне. А то, что он не сразу ввалился в дом вместе с дверью, так это чтобы не ранить Аннелизу. К тому же я никогда раньше не намекала ему, что жду его с распростертыми объятьями.
После еды я почувствовала усталость и покинула компанию. Аннелиза тоже была непрочь отдохнуть, но из-за любви к малышам принесла игру «Память», и Эвальд пожелал поучаствовать. Я лежала на диване, не сомкнув глаз, и думала, как бы так половчее дать Эвальду ощутить мое расположение.
Ближе к вечеру у меня даже появился шанс: мы гуляли по парку без Аннелизы и детей. Сегодня мне было не до цветов, деревьев и изысканных видов. Все мое внимание сосредоточилось на поведении Эвальда. Нет ли в нем каких-либо осторожных намеков, которые мне следовало разгадать и ответить на них?
Он держался как обычно — приветливо, галантно, независимо.
— Обрати внимание, какой филигранный силуэт у мечети, — говорит Эвальд, показывая на купол и минареты, красиво очерченные на фоне вечернего неба. — Она напомнила мне поездку в Стамбул. Мы были молоды и…
Видимо, он ждал, что я сделаю первый шаг навстречу.
— Не могу забыть наш полет, — произношу я. — Мы хоть и не молоды, но для меня это было неповторимое и великолепное путешествие.
— А кто сказал, что оно должно остаться в прошлом? — улыбнулся Эвальд и протянул мне руку, чтобы помочь перешагнуть через валявшуюся на земле сломанную ветку. — Нам обоим под силу еще разок оторваться от земли!
— Одной будет не интересно, — возражаю я, и он заверяет, что у него всегда найдется время для небольшого приключения.
Небольшого приключения? Подозрительно, что Эвальд клюнул так быстро, или он думает, что я ему откажу? Все-таки лучше воздержаться от однозначных толкований. Если он мне даст от ворот поворот, будет обидно. И я предпочла спрятаться за пустой болтовней.
— Сейчас рано темнеет, а сегодня после обеда похолодало. Аннелиза уже неделю как запустила отопление. Что ни говори, а осень — моя любимая пора.
— И моя, — кивает Эвальд, — во всяком случае, при хорошей погоде. Странно, всего две недели назад мы купались в Северном море!
Что это, эротическое заигрывание или просто воспоминание? Пожалуй, мне следовало вспомнить что-нибудь смешное из нашего отпуска, разумеется, чтобы Эвальд не оказался в смешном положении. Аннелиза наверняка нашла бы нужные слова, а мне, к сожалению, ничего в голову не приходит.
В довершение всего Эвальд заводит речь о внуках и еще раз подчеркивает, как он радуется будущему ребенку Йолы.
— Своим детям я, как большинство отцов, уделял мало времени, но в качестве дедушки приложу все усилия. Хочешь — верь, хочешь — не верь, недавно я битый час проторчал в магазине детских игрушек.
Нашел о чем говорить! После ужина я хотела уединиться в своей комнате и почитать. Или, может, надо было, как пылко любящей бабушке, несколько часов просидеть на корточках возле детских матрацев и рассказывать сказки на ночь?
Около девяти вечера я услышала звук отъезжающей машины Эвальда. Чтобы не показаться излишне любопытной, подождала минут десять и спустилась к Аннелизе.
— Дети уже спят? — поинтересовалась я, изображая заботливую тетушку.
— Слава богу, улеглись, — вздыхает Аннелиза, — а вот Эвальд опять не сообщил, куда отправился. Ты можешь представить, чтобы человеку пришла в голову мысль в это время проведать занятую на работе беременную дочь? Когда он туда доберется, будет уже одиннадцатый час!
— Он переоделся?
— Разумеется. И если хочешь знать мое мнение, на сей раз у него действительно появилась любовница!
24
Очень мало по-настоящему знающих людей. Правда, есть такие, кто не придает значения статусным символам, тем не менее они весьма заметны, порой даже блистательно выделяются на общем фоне. Разумеется, в привилегированном положении всегда находятся одаренные разными талантами, кто выделяется остроумием и обаянием; и все же основная часть добивается похвалы и восхищения благодаря успехам в работе.
Свои творческие силы Аннелиза развила на устройстве восхитительного сада и в приготовлении кулинарных изысков. Много лет она не придавала значения ни элегантной одежде, ни поддержанию фигуры. Теперь, наверное, из-за этого страдает.
Вот уже две недели мы в виде опыта ведем странную жизнь втроем, этакая община пожилых, где никто не позволяет себе заглядывать в личную жизнь другого. Никто из нас троих не желал признавать, что жизнь нас поизносила. У каждого имелись свои секреты, но больше всего их было у Эвальда. Он продолжал регулярно исчезать, якобы для того, чтобы сыграть с зятем партию в шахматы, помочь перевести дочери детскую кроватку, но чаще без каких-либо объяснений. Может, тайно посещал фитнес-клуб или солярий? В компании с ним мы получали удовольствие, да и за столом всегда царило веселое живое общение, но в то же время Эвальд был беспокойным элементом в нашей женской коммуне.
В бесформенной картонной коробке он принес подарки практического назначения, если так можно назвать предметы домашнего хозяйства. Едва ли его собственные дети порадовались бы подобным дарам. С этой поры в кухонном шкафу валяются уже третья ржавая резка для огурцов, третья салатная центрифуга и третья чесночная выжималка, третья по счету машинка для удаления с ткани катышков ворса лежит перед зеркалом в прихожей, а в подвале всегда спотыкаешься о третий громоздкий ящик для хранения принадлежностей для чистки обуви. Больше всего он гордился швейной машинкой, настоящим «Зингером», что он постоянно подчеркивал; в шестидесятые годы это считалось чудом техники. Когда мой сын приедет к нам в следующий раз, он придет в ужас. Никто не мог уже точно сказать, не дойдет ли очередь и до