[5] она выпорхнула из зимнего сада за тем, что так нахваливала.
Подождав, когда Луиза удалится на надежное расстояние, Аннелиза тихо произнесла:
— Славная, но общение с ней — испытание для нервов.
— Истинная правда! И к тому же змея! Ты видела когда-нибудь, чтобы хромая баба вертела задницей, как танцовщица самбы?
Луиза вернулась с резной коробкой.
— Но не выдавайте меня мужчинам, а тем более Йоле, — предупредила она и налила себе пятую рюмку кайпириньи.[6]
Мне стало любопытно. Свою последнюю сигарету я выкурила лет сорок назад, но не настолько же я зануда, чтобы портить людям праздник! Нельзя исключать, что Луиза облагородила свою смесь марихуаной. Почти все молодые люди, включая Руди и Кристиана, пробовали курить марихуану, и выкуренный при случае косячок никому из них не повредил. Столько разных выпитых напитков давно поколебали мои принципы, и я закурила сигарету.
— Ну как, пробирает? — с нетерпением любопытствует Аннелиза.
— Практически нет, — говорит Луиза, — скорее делает счастливой.
И она поведала о своей бабушке, бывшей жрице культа кандобле, которая обладала магической силой. Аннелиза слушала как завороженная, а мне эти истории быстро надоели. Я выкурила уже три сигареты, но никакого воздействия ни на себе, ни на других не ощущала. Все это обман, думаю, но так вроде бы неплохо. Не хватало мне на старости лет стать торчком! Не-ет, пора нам отправляться восвояси.
Я встаю и смотрю сквозь стеклянную дверь на уголок, где стоит обеденный стол и где двое шахматистов смотрят на шахматную доску. Права Аннелиза, это может длиться часами.
— А Эвальд с Андреасом хорошо играют? Вид у них серьезный, — замечаю я.
— Без понятия, однако для них это единственная форма положительного общения, — считает Луиза. — Мы с Йолой нередко спорим и болтаем о своих проблемах, иногда я забываюсь и перехожу на португальский, и тогда Андреас надолго перестает нас понимать. Кроме того, ему весь день приходится говорить с пациентами, отчего вечером он предпочитает лишний раз не открывать рта.
— Но с Эвальдом он мог бы найти интересные темы для беседы, — произносит Аннелиза.
Луиза усмехается:
— Думаешь? Да, мы, женщины, пожалуй, но только не мой зять.
Некоторое время Луиза молча смотрела на Аннелизу, а затем воскликнула:
— У тебя очень красивые украшения! Такие крупные изумруды могут быть из Бразилии, но тебе они, вероятно, достались от бабушки.
Аннелиза гордо кивнула и стала отстегивать брошь. Затем она проворно сняла браслет и серьги, только с кольцом не вышло — уж очень крепко оно сидело.
— Можешь примерить, тебе они больше к лицу, чем мне.
Так оно, собственно, и было. На смуглой коже Луизы зеленые камни по-настоящему заиграли. Я снова присела и внезапно почувствовала головокружение. Зимний сад стал то увеличиваться, то уменьшаться, как в лихорадочном бреду.
— Пожалуйста, откройте окно, — прошу я, — здесь хоть топор вешай!
Луиза сверкает глазами и хихикает, как кобольд. Этот желтоватый блеск напомнил мне глаза животных, которые внезапно выныривают на обочине дороги прямо перед машиной и дикими прыжками летят на противоположную сторону. В таких случаях надо прибавлять газу.
27
Аннелиза хоть и была под хмельком, но все же позаботилась обо мне. Наверное, я выгляжу как зомби.
— Не проветрить ли помещение? — спрашивает она.
Глупая гусыня! Какую чепуху она несет, мне бы сейчас в постель, и гори все синим пламенем! У меня хватает сил лишь на то, чтобы кивком выразить готовность двинуться с места, когда Луиза с Аннелизой попытались меня поднять. Не пересечь комнату было невозможно, однако наши шахматисты не удостоили нас и беглым взглядом. Не переставая хихикать, Луиза влезла в красные сапоги на высоких каблуках. Теперь она похожа на дьяволицу. Мы втроем топчемся на пороге, и я стараюсь дышать как можно глубже.
— Пойдемте-ка, сестрички, прогуляемся немного, — предлагает Аннелиза. — Поглядите, как празднично светится огнями город, как мирно Некар несет свои воды в долину!
Луиза закрыла за собой дверь. Ее костыли остались внутри.
— В горку и вниз я могу только потихоньку, — предупреждает она, — но, если взять машину Йолы, мы могли бы быстро спуститься и погулять по берегу.
Послышался звон ключей, и она открыла «Мерседес» дочери.
— Тебе не следует садиться за руль, — предупреждаю я, — мы все выпили лишнего.
— А, ерунда, — улыбается она, — под горку тачка сама пойдет, она знает дорогу с закрытыми глазами.
Машина не лошадь, думаю сама, но решила не перечить и тихо забралась на заднее сиденье. Самое опасное сиденье спереди, где вальяжно расположилась Аннелиза. Луиза ведет автомобиль плавно, даже элегантно, да и ехать недалеко.
Внизу у реки она оставляет тяжелую машину там, где стоянка запрещена, прилепляет к лобовому стеклу пластмассовой присоской табличку «За рулем инвалид» и выходит.
Мимо нас идет компания горланящих молодых людей. Они, не стесняясь, громко отпускают в наш адрес недвусмысленные насмешки.
— Три старые клячи, а накачались под завязку, — говорит один.
Остальные оборачиваются и злорадно аплодируют нам.
В более неприятной ситуации я еще не оказывалась, но Луиза мгновенно приходит в бешенство и орет вслед парням:
— На себя посмотрите, нажрались, говнюки!
— Закрой пасть, ты, черная чума! — раздается в ответ оскорбительный крик.
Луиза успевает крикнуть только:
— Нацистские свиньи!
Остальные ругательства остаются при ней, потому что у нее подворачивается нога, и она воет как собака, которой наступили на лапу. Взбешенная Аннелиза хочет броситься вдогонку за парнями, и у меня едва хватает сил, чтобы удержать ее.
— Будем надеяться, что у нее не перелом, — шепчу я.
Однако бразильянка со стоном опускается на бордюр, снимает сапог и, потирая больное место, громко ругается.
— Что с ней? — спрашивает Аннелиза, а я чувствую себя словно в кошмарном сне.
У Луизы, как мне показалось, осталась капля благоразумия, и я обращаюсь к ней:
— Что с нами не так? Ты что, фунтами подмешиваешь в табак травку? Аннелиза сама не своя!
Луиза снова пронзительно вскрикивает от боли, но по крайней мере способна внятно ответить.
— Проклятие, как же больно! Ну ты прям святая простота! Неужели ты думаешь, что в доме Йолы можно найти хоть один грамм конопельки? Это моя фирменная марка — самосад! Для чего, как ты думаешь, я купила душистый дурман?
Страх на меня действует лучше всякого вытрезвителя. Аннелиза тоже опустилась на тротуар и укачивала в своих руках тщедушную Луизу, словно малого ребенка.
— Вставайте, девочки, — прошу я, — нельзя сидеть на камнях, так и помереть можно!
Никто из нас не захватил кофту. Луиза в своем дрожащем на ветру платье сильно продрогла. Чтобы хоть как-то защитить ее от холода, я повязала ей на горло свой шелковый платок, который отлично гармонировал с попугайской расцветкой ее одежды.
— У тебя в машине, случайно, нет чем накрыться? — спрашиваю я.
— Мое габардиновое пальто висит в гардеробе, — отвечает она, хватает мою протянутую руку и пробует встать.
Аннелиза, с трудом переведя себя в горизонтальное положение, опять падает Луизе на шею и весело напевает:
Вилья, о, Вилья, летая по лесам,
Я тебя, может, выдумал сам.
Вилья, о, Вилья, наверное, ты мне
Просто приснилась во сне.[7]
— Разве там поется не «бродя по лесам»? — уточняю я и ловлю себя на мысли, что мне нравится ее пение.
Неприятно только одно — обе они не сдвинулись ни на шаг, так и продолжали шататься на ровном месте на проезжей части. До машины было дальше, чем до старого моста, который находился неподалеку.
— Ну, давайте, вперед! — командую я. — Посадим Луизу на балюстраду и обмотаем ей лодыжку чулком. Потом я подгоню автомобиль, и мы двинемся домой.
Осторожным усилием у меня получилось привести в движение покачивающиеся фигуры. Метр за метром мы продвигались к цели. Под фонарем я посмотрела на часы: было уже поздно. Эвальд с Андреасом наверняка беспокоятся. Голова у меня снова закружилась, я увидела, как из Некара поднимаются шары света и покачиваются в воздухе, будто мыльные пузыри.
— Уж полночь близится, — тихо произносит Аннелиза, и вдруг меня осеняет, что мы заколдованы.
Если немедленно не сяду, то свалюсь от усталости. К счастью, мы добрались до промежуточной опоры; парапет достигал нам до талии, и мы, оперевшись о широкую стенку из песчаника и поддерживая друг друга, с горем пополам сохраняли равновесие. Как изможденные птицы, присевшие перевести дух, мы сидели на парапете и смотрели вдаль на ворота, зажатые между двумя тонкими башнями. Вода тихо и неспешно огибала арки моста, время от времени доносились молодые голоса или музыка, гремевшая из открытого автомобиля.
Луиза что-то говорит под нос по-португальски, из чего я поняла только «звезда» и «пляж». Аннелиза бормочет какие-то стихи, но мне они незнакомы. Впервые в жизни мне самой хочется выступить с чем-нибудь, и я решаюсь запеть: «Скоро буду косить у Некара, скоро буду косить у Рейна, скоро будет у меня сокровище, и скоро буду я один». Однако пение нагнало на меня тоску, потому что я давно не сокровище, и впору завыть.
— Ты иногда тоскуешь по родине? — спрашиваю я Луизу.
– Às vezes,[8] — отвечает она, — но с Фернандо я порвала и поэтому не могу вернуться.
— И теперь хочешь выйти замуж за Эвальда?
Луиза молча улыбается, причем так язвительно, словно я отмочила шутку на злобу дня.
— Fontana di Trevi,[9] — напевает она и кидает ключи от автомобиля в Некар.