В гей-баре было точно также, как в гей-клубе: песни, танцы, громкая музыка, травести-шоу и скачущая толпа людей. Лев протиснулся мимо них и сразу прошел к барной стойке — там оказалось пусто и свободно. Никто ничего не рисовал, несколько человек лениво потягивали коктейли. Лев прошелся взглядом по каждому из мужчин, пытаясь найти в их лицах что-то особенное, резко выбивающееся из радужной вакханалии, но все они показались ему легкомысленными, пустыми и ничего нестоящими.
Он открыл барную карту, выбрал безалкогольный коктейль с гренадином, поднял взгляд на бармена, чтобы сделать заказ, и завис. Барменом работал смуглый худощавый парень небольшого роста — не то чтобы чертовски похожий на Славу, но… смуглый, худощавый и небольшого роста. Ямочки на щеке не было, но была на подбородке — пряталась за колкой щетиной.
Не в силах произнести ни слова, Лев молча показал пальцем на позицию в меню, и парень показал жестом: «Окей». Он не произносил ни слова и со всеми посетителями общался кивками или качанием головой, и Лев даже заподозрил, что он немой («Немота без глухоты? — усомнился он. — Так бывает?»).
Но парень не был ни немым, ни глухим. Когда он поставил перед Львом его «Ширли Темпл», Лев спросил:
— Как тебя зовут?
Парень сказал на ломанном русском:
— Тахир. Я плохо по-русски.
— Откуда ты приехал?
— Иран.
— Говоришь по-английски? — спросил Лев на английском.
Бармен тут же расслабился: видимо, не часто местные баловали его знанием английского.
— Да, — ответил он.
Лев улыбнулся. Тахир улыбнулся ему в ответ.
— До скольких ты работаешь?
— До двух.
— Я подожду тебя?
Тахир, засмущавшись, опустил взгляд. У него были длинные ресницы, заворачивающиеся на концах. Подумав, он посмотрел на Льва, словно оценивая, стоит ли с ним куда-то идти, и кивнул:
— Хорошо.
За оставшиеся пару часов ко Льву неоднократно подсаживались другие мужчины: пытались заговорить, спрашивали его имя, предлагали «уединиться», но Лев ни с кем не шёл на контакт, упрямо дожидаясь своего бармена. Тот, протирая стаканы, время от времени кидал на него взгляд и хитро улыбался уголками глаз.
Бар они покинули последними, в половине третьего. Пока Тахир, звеня ключами, закрывал двери, Лев вызывал такси. Когда парень подошёл к нему и спросил, куда поедем, Лев коротко ответил:
— Ко мне.
Он бросил взгляд на лицо Тахира: оценил длину ресниц, большие карие глаза, тёмную кожу — наверное, на оттенок темнее, чем у Славы. Спросил:
— Ты красишься?
Тахир, кажется, удивился вопросу. Неловко улыбнулся:
— Нет.
— А если я попрошу, накрасишься?
Тахир долго смотрел на него, прежде чем спросить:
— Ты фетишист?
Проще было ответить «да», чем объяснять, поэтому Лев выдохнул:
— Называй как хочешь.
— А у тебя есть косметика?
— Нет, но если… если я куплю, ты накрасишься? В следующий раз.
Тахир, несколько заигрывая, спросил:
— Будет следующий раз?
— Если всё сделаешь, как надо — будет.
— А что нужно сделать?
Лев подошёл к нему ближе, наклонился, сказал на ухо:
— Трахнуть меня и никому об этом не рассказывать, — и, отойдя, уточнил: — Справишься?
Губы Тахира растянулись в улыбке:
— Я постараюсь.
Прошуршав по гравию, рядом остановилось такси. Лев открыл перед Тахиром дверь заднего сидения, пропуская его вперед, а сам устроился рядом. Парень повернулся ко Льву, прошёлся по нему взглядом — сверху-вниз, а потом снизу-вверх — и, усмехнувшись, сказал: — А ты прикольный, Лев.
Тот ничего не ответил.
Целоваться начали ещё в подъезде — между четвертым и пятым этажом. Когда ввалились в квартиру и Тахир полез пальцами под футболку, Лев, отстранившись, строго сказал ему:
— Сначала руки помой.
Он засмеялся, но помыл. Продолжили целоваться уже в спальне.
Всё это было не то и не так, конечно. Тахир пах иначе — терпким мужском одеколоном, перебивающим запах тела, в его действиях было больше резкости и меньше нежности, так что Льву постоянно приходилось прерываться и просить «полегче». Стянув со Льва футболку следом за рубашкой, он по-вампирски припал губами к его шее — в странном, слюнявом затягивании кожи через зубы.
— Не делай так, — попросил он
Ему не нравилось всё, что делал Тахир, но никогда не делал Слава.
Парень быстро прошелся пальцами по пуговицам, скинул с себя рубашку и Лев увидел его обнаженный торс: с мышцами пресса на животе, широкими плечами, полоской волос от пупка и ниже, волосами на груди. Тахир выглядел так, как все эти годы Лев просил выглядеть Славу («Можно, пожалуйста, меньше от женщин, и больше от мужчин», — повторял он ему), а теперь ему захотелось попросить Тахира об обратном: не мог бы ты, пожалуйста, всё это нахрен сбрить, чуть сдуться в плечах и похудеть?
«В следующий раз», — напомнил себе Лев и прикрыл глаза, чтобы меньше видеть, и больше чувствовать.
В момент, когда пальцы Тахира добрались до его ширинки, на тумбочке зазвонил мобильный и Лев резко дёрнулся, убирая его руку. Он повернул голову и посмотрел на имя звонящего. Слава…
— Подожди, — он отстранился от Тахира.
— Потом ответишь, — несколько капризно сказал он.
— Это важно, — возразил Лев, поднимаясь с кровати.
Он взял со стула белую рубашку, которую оставил перед уходом, и накинул её на плечи. Серьёзно посмотрел на Тахира.
— Тише, хорошо? Это по поводу моего сына.
Тахира это насмешило:
— У тебя есть сын?
Он захихикал в подушку, а Лев, чтобы заглушить его, включил телевизор. Попал аккурат на «Южный парк» — ну да, что ещё показывают на «Дважды-два» в три часа ночи.
Быстро сделав вдох-выдох, он ответил. На экране появились Слава и Мики — звонили из машины, посреди солнечного ванкуверского дня. Мики, привалившись к Славиному плечу, смотрел чуть в сторону, а Слава прямо в камеру. Лев, спохватившись, что в комнате темно, наклонился к тумбочке и включил настольную лампу. Мимоходом бросил взгляд на Тахира — тот глумливо улыбался, выглядывая из-за подушки.
— Почему ты не спишь? — услышал Лев вместо приветствия. — У тебя три часа ночи.
Слава смотрел на него в камеру — до того серьёзно, как будто видел насквозь.
— Четыре, — поправил Лев, растягивая время.
А что сказать-то?
— Тем более. Почему ты не спишь?
— Потому что ты меня разбудил.
— Но ты в рубашке.
«И зачем надо было её надевать…»
— Не хотел отвечать обнаженным.
— Ты быстро ответил.
Лев вздохнул, переходя из защиты в наступление:
— Ты меня в чём-то подозреваешь?
— Только в том, что ты не спишь, — пожал плечами Слава.
Он отвёл взгляд от камеры, посмотрел куда-то вдаль. Мики растерянно забегал глазами между телефоном и Славой, явно не понимая, что происходит. А Слава, видимо, понимал — и Лев об этом догадался.
Слава наконец-то сообщил, ради чего звонил:
— Ваня вышел из комы. Открыл глаза.
У Льва как гора с плеч — то ли от того, что с Ваней всё в порядке, то ли от возможности сменить тему. А может, из-за всего сразу.
Он глянул на Тахира, с любопытством прислушивающегося к разговору, и решил выйти в гостиную. Осторожно, чтобы иранец не попал в камеру, попятился к двери и снова шагнул в темноту. Щелкнул выключателем, зажигая верхний свет, и устроился на диване.
— И… Как он?
— Трудно сказать. Он просто открыл глаза. На этом пока всё.
— Ничего, это нормально.
Как он и думал, у Вани ожидаются проблемы со слухом — а именно с восприятием невербальных звуков. Лев обрадовался: когда смотрел на его заключение, закрадывались опасения, что сын вообще потеряет слух — а так, можно считать, легко отделался.
Об этом он и попытался сообщить Славе, но тот начал огрызаться на ровном месте, и они снова чуть не поругались. Лев попытался воззвать его к здравому смыслу, но Мики взвыл:
— О господи, прекратите!
И пришлось прекратить.
Слава сдержанно сказал:
— Они дали план лечения, я тебе позже скину.
Лев ничего не успел ответить, Слава выпалил: «Всё, пока, не буду мешать тебе спать» и сразу же отключился. Какой-то сумбурный получился разговор.
Он посидел минуту-другую в гостиной, переосмысляя информацию (и реакцию Славы — что это вообще было?), и вернулся в спальню. Тахир спросил, кто звонил, а Лев ответил:
— Никто.
Хотел сказать: «Не твоё дело», но почему-то сказал: «Никто». Он скинул рубашку, забрался обратно в постель и сообщил, что готов продолжить.
Среди ночи от Славы пришло сообщение, Лев заметил, как включился экран мобильного, но отвлекаться не стал. В тот момент Тахир уже делал то, что нужно: трахал его.
Сообщение Лев прочитал только утром, пока чистил зубы. Слава написал: «Зеленый корректор можно купить в любом косметическом отделе». Лев, нахмурившись, не сразу понял, о чём он, пока, разглядывая себя в зеркало, не повернул голову вправо: там, на шее, ближе к затылку, зиял кроваво-бордовый засос.
Слaвa [24]
По Юнион-стрит располагалась вереница частных домов — от роскошных коттеджей до деревянных приземистых зданий, похожих на домики в русских деревнях. Асфальтированная же дорога напомнила Славе улицы родного Новосибирска: там, если свернуть с Красного проспекта, можно было встретить узкие неровные дорожки с выбоинами: на них, чтобы пропустить встречную машину, приходилось останавливаться и прижиматься к обочине, прежде чем продолжить свой путь.
Макс жил в скромном одноэтажном доме — с обеих сторон его жилище зажимали двух-и трёхэтажные соседи-особняки. Слава подъехал ровно в восемь — как договаривались. В ожидании парня, он вышел из машины, облокотился на капот и закурил.
Сигареты он купил сразу после того, как отвёз Мики домой. На обратном пути они разругались: Мики допрашивал Славу об отношениях со Львом («Что случилось? Из-за чего? Почему ты злишься? Это был не первый удар?»), а Слава не нашёл в себе сил обсудить произошедшее с сыном. Ему хотелось бесконечно повторять, что тот лезет не в своё дело, есть дела взрослых, а есть дела детей, вот и иди делай уроки, дурацкий ребёнок… Прям так он, конечно, не ответил. Но и ничего хорошего не сказал. Отмолчался, потом заткнул, потом Мики обиделся. В общем, получилось глупо и несправедливо по отношению к сыну — Слава понимал, что он имеет право знать. Разрушилась семья, частью которой он был, и нужно дать Мики хоть какое-то объяснение, но настоящее не укладывалось в голове у него самого, а другого он не придумал.