В туалете, где в двух из трёх кабинок занимались сексом, он долго стоял над включенным краном, смачивал руку в холодной воде, а потом брызгал на своё лицо. Трезвел ровно на полсекунды, а потом опять проваливался в пьяную бездну. Мужчина, который вывел Льва в туалет, стоял рядом, наблюдая за его действиями, и говорил: — Ты так прогресса не достигнешь.
Но Лев не понимал, что он пытается ему сказать, потому что вместо слов слышал только кашу, слепленную из отдельных букв.
Мужчина развернул его к себе, и Лев удивился, что ему пришлось поднять взгляд, чтобы на него посмотреть: он привык, что обычно все ниже его ростом, а не выше. Но этот был выше, на полголовы: мощный, как викинг, и рыжий, как ирландец, со жгуче-оранжевой щетиной под цвет волос. Он заглянул Льву в глаза и произнёс: — Не липни к этому бармену.
— Что? — переспросил Лев, всё ещё не улавливая смысл.
— Бармен, — четко проговорил мужчина. — Не ходи с ним никуда. Он тебя спаивает.
— Ясно, — кивнул Лев.
Он просто так это сказал. На самом деле, нихрена ему было не ясно.
Мужчина, вздохнув, предложил:
— Давай я отвезу тебя домой?
— Зачем? — мигнул Лев.
— Здесь не безопасно для тебя.
Что-то мелькнуло в светлых глазах — что-то, что Лев прочитал как недоброе — и он отшатнулся от викинга. Сказал, покачав головой:
— Нет, я не поеду.
— Точно? — мягко переспросил мужчина.
— Точно.
Лев, оттеснив его, спешно вернулся за барную стойку. Последнее, что он запомнил о том вечере: как Тахир поставил перед ним новый бокал с коктейлем и, подмигнув, снова сказал:
— За счет заведения.
Слaвa [26]
Слава следил за блуждающим взглядом Вани, пытался встретиться с сыном глазами, но светло-карие стекляшки — пустые до ощущения озноба на коже — ускользали от него, смотрели мимо, будто Славы в палате не было. Или Вани в ней не было. Скорее, Вани.
Слава вздыхал, брал ладонь сына в свою руку и сжимал её. Ваня начинал двигать пальцами в ответ, и это было самым радостным, самым обнадеживающим моментом дня. Спустя десять дней почти круглосуточных, изматывающих дежурств возле Ваниной постели, он наконец-то чувствовал от сына хоть какую-то отдачу. Это напомнило ему, как он общался с Мики, когда тот был младенцем: Слава любил подходить к кроватке, вкладывать палец в маленькую ладошку и Мики хватался за него в ответ. Это всего лишь рефлекс, но Слава тогда об этом не знал и так много вкладывал в этот жест…
Смарт-часы на Славиной руке мигнули и на экране выскочило сообщение от Макса: «Подойди, пожалуйста, к дверям реанимации». Слава, озадаченный неожиданной просьбой, выпустил Ванину ладонь из своей и выглянул из палаты. Коридор пустовал, и он зашагал к выходу из отделения. Макс сидел на мягком диване в блоке для гостей и, заметив Славу, поднялся ему навстречу.
— Ты что здесь делаешь? — спросил Слава, подходя ближе.
— Принёс тебе апельсиновый сок, — сказал Макс, улыбнувшись. — И… поесть.
— Поесть? — удивился Слава.
Макс быстро заговорил:
— Да, ты здесь с девяти утра, каждые полчаса я тебя спрашивал, где ты, и ты всё время был здесь, сейчас три часа дня, ты отсюда не выходил, значит, ты не ел минимум шесть часов, но я думаю, что ты из тех извращенцев, которые не завтракают по утрам, курят на голодный желудок, и спят меньше пяти часов в сутки…
Слава, слушая его, начинал улыбаться, и Макс закивал:
— Я угадываю по всем пунктам, да? В общем, я принёс тебе поесть.
Слава кивнул, увлекая Макса к креслам.
— А что там?
— Овощи на гриле, — ответил Макс, сбрасывая с плеч рюкзак и расстегивая большой отдел. — Я не стал нести ничего другого, вдруг ты веган… Мы вроде это не обсуждали.
Он вытащил контейнер для еды, передал его Славе, и тот, устроившись в мягком кресле, открыл крышку. Внутри контейнера было три отдела: в одном аккуратно сложенная картошка, порезанная ребристым ножом, в другом — такая же морковь, в третьем — красный перец. Славу напрягла рекламная аккуратность в сортировке, он подумал: «Психопатично», и уточнил: — Почему ты всё разложил по цветам?
— По видам овощей, — поправил Макс.
— Да. Почему?
Тот пожал плечами:
— Хотел сделать для тебя красиво.
— Для себя бы так не сделал?
— Нет, себе — лень.
Слава хмыкнул, распаковывая пластиковую вилку:
— Это утешает. Кстати, я не веган.
Он наколол хрустящую картошку на зубчики, откусил. Почувствовал, как пряный вкус с жаром растекся по языку и прикрыл глаза — он очень давно не ел. Очень давно.
— Спасибо, — улыбнулся он Максу. — Это вкусно.
Тот приподнял уголки губ в полуулыбке и, придвинувшись ближе, спросил:
— Как Ваня?
Слава вздохнул:
— Пока не реагирует на меня.
— Но это же нормально?
— Вроде нормально.
— А как ты?
Слава подумал о вчерашнем звонке Льву, когда они с Мики, узнав долгожданную новость о Ване, проигнорировали разницу в часовых поясах и позвонили в ночной Новосибирск прямо с больничной парковки. В тот момент Слава заметил всё и сразу: и мелькнувшее пятно на шее, когда Лев наклонился, чтобы зажечь лампу, и широкие зрачки, глядящие мимо камеры, и припухшие от поцелуев губы. Через силу договорив со Львом, Слава вышел из машины, чтобы ненароком не выплеснуть эмоции на Мики, а потом долго стоял у автомата с напитками, силясь понять: почему его вообще это задело? Его потряхивало от досады, разочарования, злости, ревности, прошибало на слёзы… Он снова и снова спрашивал себя: почему?
Макс спросил то же самое. Задумавшись, Слава перестал жевать, и Макс напомнил ему:
— Ешь.
Усмехнувшись, Слава послушно дожевал и произнёс:
— Он не спал той ночью. Я тоже. И накануне не спал. И после. Я много думаю о Ване и о том, что будет дальше… И злюсь из-за разности причин нашего общего недосыпа.
— Может, у него так выражается переживание, — осторожно предположил Макс.
Слава согласился:
— Может быть. Но я-то не могу позволить себе так переживать. У меня дети.
— Резонно, — вздохнул Макс.
Слава вернул ему контейнер, доев всё, кроме перца («Перец — еда для скучных взрослых», — сказал он при этом, а Макс ответил: «Морковь — тоже, но ты съел»), и перешёл к апельсиновому соку. Макс купил ему маленький тетрапак с трубочкой, на пока Слава пил, они молчали. Потом Макс сказал: — Слушай, это всё так несправедливо.
— Что? — не понял Слава, потому что уже потерял нить разговора (сказывалась усталость).
— Что ты остался один. Это ведь и его дети тоже.
Слава хмыкнул, поднимаясь с дивана:
— Не знаю, он говорит, что я ему их навязал.
— Серьёзно?
Слава прошёл к мусорному контейнеру в другой стороне зала, выкинул пустой тетрапак и вернулся.
— Да, — ответил он, садясь рядом с Максом. — Сначала навязал Мики, потом Ваню. Он говорит так про два события в наших отношениях: про детей и про Канаду. Канаду он ненавидит. Как думаешь, почему говорит так про детей?
Макс неуверенно пожал плечами:
— Не знаю.
— И я не знаю.
Никому из них не хотелось говорить: «Наверное, детей он тоже ненавидит». Но разве в таких выражениях говорят о чём-то хорошем — навязал, заставил, поставил ультиматум?
— Как по мне, если ты их любишь, то прекрати вспоминать об их появлении, как о чём-то неизбежно кошмарном, — рассудил Слава. — А если не любишь, то уходи всерьёз, а не вот так.
Макс, выдержав паузу, поднялся, закинул рюкзак на плечи, поправил под лямками сбившуюся толстовку и посмотрел на Славу.
— Можно выкрасть тебя на пару часов?
Слава, прищурившись, посмотрел снизу-вверх:
— Куда планируешь красть?
— К себе в гости, — сразу ответил Макс. — Можно?
Слава в шутку (или всерьёз?) закашлялся. Сказал:
— Звучит серьёзно.
— Ничего серьёзного, — заверил Макс. — Просто хочу, чтобы ты развеялся.
— Звучит по-прежнему серьёзно.
Тогда Макс с наигранным кокетством в голосе признался:
— Я купил косметику. Накрасишь меня?
Это был третий контрольный выстрел. Третий — после вопроса: «Как Мики?» и после шуток про отца. Трудно устоять перед мужчиной, который заботится о твоих детях, издевается над статистикой разводов и просит сделать ему макияж. Слава чувствовал, как его преданное сердце, закрытое под замок, потеряло остатки своей защиты.
Конечно, он сказал ему: «Пойдем». И, конечно, он понимал, что наведаться в гости к мужчине, который носит тебе еду в контейнере, пока ты сидишь в палате у ребёнка — это не шутки. Всё серьёзно.
Дом Макса был похож на новосибирский дом у моря: такой же небольшой, с одной спальней и гостиной, соединенной с кухней. Других комнат не было, лестница вверх вела на чердак.
Они прошли в спальню, мимо кровати, к заваленному чертежами, измерительными приборами и карандашами письменному столу. Макс, ничуть не жалея своих трудов, смахнул все чертежи на пол, а карандаши и линейки убрал в нижний ящик стола. Из верхнего же вытащил палетку теней, подводку для глаз и хайлайтер. Сказал: — Я консультировался с бьюти-блогерами с Ютуба.
— Вау, — засмеялся Слава. — Лично?
— Ну, я их смотрел, — улыбнулся Макс. — Это считается за консультацию?
Он отодвинул косметику в сторону, и сел рядом, на стол, оказавшись лицом к лицу со Славой. На краю стола, на прищепке, крепилась длинная чертежная лампа, и Слава включил её для лучшего освещения «рабочей зоны».
— Ощущаю себя визажистом, — пошутил он.
Взяв палетку в руки, он растерянно спросил:
— А чем наносить?
— Типа кисти и всё такое? — догадался Макс.
— Да.
Он выдохнул:
— Об этом бьюти-блогеры не говорили.
Слава, улыбнувшись, предложил:
— Могу пальцами.
Он и сам чувствовал, сколько сексуального напряжения в его словах. Макс, закусив нижнюю губу, кивнул:
— Можешь.
Слава, не думая, опустил палец в тёмно-синие тени. Их тела находились почти вплотную друг к другу, а оставшееся расстояние наэлектризовывалось с каждой секундой, и тёмно-синие тени казались самым неважным из всего, что происходило, но отчего-то они оба делали вид, что их это волнует.