— Что с тобой что-то не так. Ну, любишь ты его и люби. Значит, так надо. Только ему не говори. Хорошо?
Он всхлипнул и кивнул. Записку выкинул и, как Юля и говорила, не стал признаваться. Но сделал кое-что хуже, чем признание. Гораздо хуже.
Это случилось через несколько дней, дома у Максима, когда они были только вдвоём. На дворе стояли майские праздники, остальные ребята разъехались по бабушкам и дедушкам копать на дачах картошку, а у Максима и Славы не было ни бабушек, ни дедушек, зато была денди и пачка порно-журналов Артёма, старшего брата Макса. Слава, когда её увидел, сразу почувствовал: случится либо что-то очень хорошее, либо очень плохое.
Сначала всё было прилично: они поиграли в денди, попили колу и посмотрели «Мумию». Потом Максим спросил:
— Хочешь посмотреть журналы?
Славик сказал, что хочет. В них ведь и мужчины встречались.
Они сели на пол с этой кипой эротики и начали листать один за другим. Слава почти не смотрел на картинки, даже на мужчин не смотрел, а наблюдал за Максимом и наливающимся румянцем на его щеках.
Оторвавшись от журнала, Макс спросил:
— А ты знаешь, что если отсидеть руку, чтобы она прям онемела, а потом начать дрочить, то будет эффект, как будто рука чужая?
— Не знаю.
— Теперь знаешь, — хмыкнул Максим и снова посмотрел в журнал.
Потом Слава пожалеет обо всём, что произошло с этого момента. От перевозбуждения он начал говорить совсем не те, неправильные вещи.
— Можно использовать настоящую чужую руку, — подсказал он.
— В смысле?
— Попросить кого-нибудь. Это же… ничего не значит. Это просто… просто так.
Он боялся, что Максим поймёт, к чему он клонит, и боялся, что не поймёт.
Максим просто сказал:
— Ну да…
Слава, сглотнув, спросил прямо:
— Хочешь так попробовать? Моей рукой.
Он решил, что переведет это в шутку. Если Максим взбрыкнется и закричит: «Ты что, ахренел?!», Слава тоже закричит: «Я пошутил, ты че дурак?!».
Но Максим ответил, приглушив голос:
— Давай.
У Славы от страха и счастья заходилось сердце. Они придвинулись ближе друг к другу, и он протянул руку к резинке спортивных штанов Максима, не веря, что это действительно происходит. Он нашёл такого же и не пришлось ждать тысячу лет…
Всё, что Слава успел сделать: протолкнуть руку в его штаны и коснуться трусов. Больше ничего. Потому что когда открылась дверь и на пороге комнаты показался старший брат, Максим оттолкнул Славу и закричал:
— Что ты делаешь, педик!
Артёму было восемнадцать лет, и он вот-вот собирался уйти в армию. Стена над его кроватью была обклеена голыми девушками и символикой Третьего Рейха. Это всё, что о нём следует знать.
— Вы чё тут делаете? — процедил он, переводя взгляд с одного напуганного пацана на другого.
— Артём, это он! — тут же заголосил Максим. — Я этого не хотел! Это он! Он ко мне полез! Он педик!
Дальнейшее ему вспоминалось очень разорванно. Мама Максима позвонила его маме и сказала, чтобы та забрала "своего сыночку" домой. Он ждал её на кухне, один, изолированный от Максима. А когда мама пришла, тётя Поля нашептала ей вполголоса, что произошло, и выставила Славу крайним.
Оказалось, Слава не только без разрешения залез в штаны к Максиму, но и придумал смотреть журналы, потому что Слава хотел спровоцировать несчастного мальчика на «непотребства». Всё это подкреплялось исключительно словами Максима и: «Когда мой старший сын зашёл в комнату, именно Слава держал руку у него между ног! Артём это видел!»
Слава слушал это, стоя за маминой спиной, и плакал, уткнувшись в косяк. Мама отстояла его перед тётей Полей: сказала, что ни одному слову не верит, Максим себя просто выгораживает, а на её Славика это вообще не похоже.
Но когда они ушли, Славе она сказала совсем другое:
— Что на тебя нашло?! Что за чушь она мне тут рассказывает?! — ругалась она, пока они шли домой.
— Ты же ей не веришь! — напомнил Слава.
— Что, хочешь сказать, что правда такой паинька?!
Она так быстро шла, что Славе приходилось бежать рядом.
— Я не предлагал смотреть эти журналы, я его не провоцировал! Он просто на меня сваливает!
— А то, что видел Артём?! Твоя рука это была или нет?!
Чувство стыда, чуть отступившее от него там, в коридоре, когда мама его защитила, хлынуло с новой силой. Ведь это правда была его рука. Ведь это он предложил…
Не в силах смириться с мыслью, что он самый настоящий извращенец-развратитель, Слава обиженно закричал на маму:
— Почему ты мне не веришь?! Она ему верит, потому что она его мама! А ты-то чего?!
— Да потому что я тебя знаю! — гаркнула мама.
— Что ты знаешь?!
— Всё!
Славик хотел протяжно и надрывно завыть, чтобы заглушить и её, и стыд, и вину, и всю несправедливость, которая свалилась на него одного. Он хотел заорать, что она ничего не знает, что он не такой на самом деле, и ему не только это интересно, если бы они всё ещё держались за руки по ночам, он бы может такое и не стал придумывать, но они не держатся уже давно, потому что им уже двенадцать лет, потому что они уже взрослые! Вот и он повёл себя, как взрослый!
Но он промолчал. Она бы ничего не поняла. Про руки — это было бы ещё хуже…
Слава думал, что Юля тоже его наругает, но она начала беспокоиться и нервно покусывать губы:
— Блин, он же расскажет эту версию другим пацанам!
Слава тоже начал беспокоиться: об этом он не подумал.
— И что делать?
— Всё отрицай!
— Всё?
— Скажи, что вы просто прикалывались.
— Но он будет говорить другое! И они поверят ему, потому что он был самым главным в садике!
Слава чувствовал, как от страха у него начинается слезливая истерика, и Юля начала обмахивать его своей тетрадкой по ОБЖ.
— Тогда поговори с ним заранее, — спокойно говорила сестра, — Скажи, что он не так тебя понял. Может, он брата и мамы испугался? А без них нормально поговорит?
Легко сказать: не так понял! Как будто там что-то можно было не так понять…
Но Слава попытался. Он подловил Максима с утра, возле школы, до того, как они зашли на территорию. Он выглядел хмурым, отстраненным и, кажется, не хотел с ним разговаривать, но Слава всё равно попытался:
— Пожалуйста, не рассказывай другим, что случилось.
— Не рассказывать им, что ты педик? — хмыкнул Максим.
— Я не…
Это была бы неправда, поэтому Слава не стал отрицать. Просто сказал:
— Максим, это нечестно. Ты разрешил мне это сделать, а теперь делаешь вид, что я один этого хотел.
— Я этого не хотел!
— Зачем тогда разрешил?
— Да просто хотел проверить, ты реально голубой или прикалываешься.
Все аргументы, которые накидывала накануне Юля, разбились об этот: «Просто хотел проверить». Можно сколько угодно говорить, что он тоже этого хотел, но никто не поверит Славе, потому что Слава первым предложил и первым протянул руку.
Уже на второй перемене Могучие Рейнджеры начали поглядывать на Славу с насмешливыми ухмылками. Сначала Слава решил к ним не подходить и продержался так ещё два урока. Но потом ему стало непонятно: почему он ведёт себя, будто в чём-то виноват, будто заслужил всех этих переглядок? Он ничего плохого не сделал.
Подойдя к бывшим друзьям после четвертого урока, Слава твердо сказал:
— Мне очень жаль, что вы не хотите со мной больше общаться. Но я не виноват. Если бы Максим сказал, что не хочет, я бы не стал этого делать…
— Значит, ты всё-таки педик? — хихикнул Лёня.
У него всё ещё был писклявый голосок первоклассника. Славе не понравилось это слово, но он ответил:
— Наверное. Но я не могу этого исправить, понимаете? Не могу и всё.
— Могучий Рейнджер превратился в немогучего, — усмехнулся Максим.
— А Красный в голубого, — это Лёня сказал.
Владик и Андрей молчали.
— Очень смешно, — буркнул Слава и пошел обратно к своей парте. Обернувшись на Максима, добавил: — И всё же вчера ты сказал мне: «Давай».
Весь следующий урок Слава замечал перешёптывание, перемигивание и язвительные смешки с последних парт, где сидели его бывшие друзья. Между ними ходили какие-то записки, но ни одна не предназначалась Славе.
Когда прозвенел звонок, и Слава вышел в коридор вместе со всеми, он не сразу заметил, что его преследуют по пятам. А когда заметил, было уже поздно пытаться оторваться: Могучие Рейнджеры окружили его, пакостно улыбаясь.
Кто-то выкрикнул: «Педик!», и это был как призыв к действию.
Они схватили его и начали тянуть в сторону женского туалета — удачно подловили неподалеку. Слава пытался вырваться, но толку? В одном только Андрее, рост которого достигал 170 см, силы было как в десятерых.
Они орали, как дикое племя, со свистом и воем, а Слава не мог разобрать, где чьё лицо — так беспорядочно они бегали кругами, ища, как бы удобней за него зацепиться и толкнуть.
Славиной спиной они проломили дверь женского туалета, вызвав у девочек испуганные визги, и начали заваливать Славу на кафельный пол. Андрей сделал подсечку, и Слава обессиленно свалился, больно ударившись лбом.
Слава видел, как девочки — их было немного, три или четыре — уходят по стеночке. Одна из них устало сказала:
— Опять эти мальчишки дерутся, надоели…
Слава опешил, хотел закричать: «Это не драка! Это не драка, это хуже!», но Лёня заткнул ему рот ладонью. Его ладонь тошнотворно пахла мокрой меловой тряпкой. Он в тот день был дежурным.
Максим — Слава точно видел, что это был он, — начал расстёгивать на нём штаны.
— Не бойся, мы просто посмотрим, мужик ты или нет, — елейно приговаривал он при этом.
— Или гермафродит, — глупо хохотнул Лёня.
Слава принялся упираться ногами, мешая снимать с себя брюки, как вдруг услышал:
— Вы что, совсем что ли?
Это был Владик. Слава узнал его голос.
Парни замерли, как по команде. Штаны перестали тянуть.
— Вы ненормальные? Я не буду этого делать, — проговорил Владик. Он часто дышал.