«Сколько?!» — перебил Ваня.
«Сто…»
«Ты не шутишь?!»
«Не шучу, она родилась в двадцать каких-то годах прошлого века. Она старая»
«Она не старая! — возмутился Ваня. — Не говори так!»
Как теперь выяснилось, после этого разговора Ванина любовь к Одри сошла на нет, а через несколько месяцев, как Ваня оказался в семье, появилась Нина — зеленоволосая девочка с волосатыми ногами.
Рассказывая о ней, Ваня неожиданно замолчал, посмотрел на Славу и спросил:
— Ты считаешь меня ветренным?
— Что? — удивился Слава.
— Считаешь, я легко влюбляюсь то в одну, то в другую, и у меня всё несерьёзно?
Слава правда ничего такого не подумал, поэтому сказал:
— Нет, конечно нет. Я верю, что серьёзно.
— С Ниной очень серьёзно.
— Я верю.
— Серьёзней, чем с другими. Потому что она хотя бы настоящая. И не замужем.
— Да, понимаю.
Они замолчали. Ваня опустил глаза и начал ковырять царапину на коленке. Слава подобрался к самой сложности части разговора, интересовавшей его больше всего.
— Вы как-то… попрощались? Перед нашим отъездом.
Ваня кивнул.
Рассказал, что как в последний день в России прибежал к её дому, сломал подъездный домофон, потому что никто не хотел открывать, взметнулся вверх по лестнице и заколошматил в её дверь. Открыла Нина, и Ваня со слезами начал просить её выйти с ним на улицу. Она удивилась: «Что за срочность?», но Ваня умолял, и девушка согласилась.
— Я сказал ей, что вы увозите меня насильно, а она посмеялась и ответила, что я драматизирую. Мне стало обидно, что она смеется и не понимает меня, и я заревел прямо при ней. Она начала обнимать меня, успокаивать и называть зайкой, и…
Он замолчал, всхлипнув. Слава заметил, как Ванины глаза стали влажными, и ощутил такой же порыв, как у Нины: обнять сына, утешить и назвать зайкой. Он даже подался вперед, чтобы это сделать, но Ваня отсел от него и сказал сердито:
— Так ведут себя с малышами. Она вела себя со мной как с малышом, а я не хотел быть для неё малышом, но был, и поэтому плакал ещё сильнее.
Слава физически ощутил эту болезненную пропасть, которая мучила Ваню: пропасть между его детством и её юностью, кажущуюся такой огромной, что её тяжело выносить. У него потяжелело на сердце. Он думал, как много встреч происходит не в то время и не в том месте.
— Потом я вернулся домой в слезах и Лев сказал мне фигню, — закончил Ваня свой рассказ.
— Какую фигню?
— Обычную. В его стиле.
Слава мысленно прикинул, что это могла быть за фигня, но быстро сдался:
— У него большой репертуар. Можешь повторить?
— Он посмотрел, как я плачу из-за неё, и спросил: «Мучаешься?», я сказал: «Да», а он сказал: «Это хорошо. Мука — высокое чувство, почти как любовь, не каждому дано».
Последнюю фразу Ваня произнес, сделав чопорно-низкий голос, и получилось так похоже, что Слава сначала посмеялся. Но, обдумав эти слова получше, разозлился на Льва: «Теперь и тебе дано».
Наблюдая, как мальчик размазывает слёзы по щекам, Слава робко предложил:
— Если ты не против побыть для меня малышом, могу обнять и пожалеть.
В последнее время Славе было страшно попасться в ловушку Ваниного взросления и услышать в ответ на свои нежности: «Нет!», как это начал делать Мики в таком же возрасте. Но Ваня, секунду другую поразмыслив над его предложением, охотно кивнул.
— Только зайкой не называй, — предупредил он и, подвинувшись на диване, прильнул к Славе.
Мики, незаметно вернувшийся из школы, бесшумно ступил на порог гостиной и громко фыркнул:
— Фу, что тут у вас за нежности!
Больше в шутку, чем всерьёз. Уловив веселые интонации в голосе сына, Слава рискнул предложить:
— Можешь присоединиться.
— Меня тоже пожалеешь?
— Если хочешь.
— А зайкой назовешь? — Мики иронично сощурился.
— А надо?
— Конечно.
Слава улыбнулся ему:
— Ну, тогда иди к нам, зайка?
Мики, деланно поломавшись секунду другую, перекинул ногу через спинку дивана (старший никогда не искал легких путей), забрался на сидение со стороны Вани и, плюхнувшись рядом, зажал брата объятиями с другой стороны. Ваня, перестав плакать, громко расхохотался: — Папа, он в рёбра тыкает!
— Где я тыкаю? У меня вот рука!
— Другой рукой! Ай! — Ваня шлепнул Мики по руке, сжимающей в объятиях. — Цыц, зайка!
Мики, перестав ерничать, расслабился и протянул руку дальше — так, что захватил в объятия и Славу тоже.
Лeв [43]
В полночь с одиннадцатого на двенадцатое написали дети — так он и вспомнил, что у него день рождения. Сначала сообщение пришло от Вани: «С днём ражденья папа!!! Счастья здоровья возвращайся!!!», а через полчаса куда более сухое и короткое: «С Днём рождения» от Мики. Лев подсчитал, который час в Канаде: десять утра одиннадцатого декабря. Неужели специально высчитывали, чтобы написать в полночь?
К утру он снова забыл, что у него праздник, и следующее напоминание случилось уже на работе, где, едва завидев, начали поздравлять все: от санитарок до врачей других отделений. В ординаторской ОРИТа коллеги встретили его радостными возгласами и подарками, Лев тут же выцепил взглядом среди подарочных пакетиков и коробок конфет две бутылки: одна с виски, другая с коньяком. От взгляда на алкоголь во рту начала усиленно выделяться слюна — он не пил почти неделю, с того дня, как забыл о звонке детям. Изобретал новый способ борьбы с ночными кошмарами: лучше всего помогало уработаться до мертвецкой усталости. В общем, дежурства.
Лев, проходя в кабинет, коротко поблагодарил врачей и убрал бутылки в ящик стола. Надо будет кому-то передарить. Срочно.
К обеду его поздравила Карина, чуть позже — Пелагея. Маленькая Юля записала голосовое сообщение: «С днем рождения, дядя Лев, приходи к нам ещё». К вечеру даже от Кати он получил короткое и сухое поздравление — такое же, как от Мики. Только от самого главного человека не было ничего.
Лев думал о нём каждую минуту, хотя специально взял дежурство, чтобы поменьше думать: заранее предвидел, что весь вечер будет пялиться в телефон в ожидании звонка или хотя бы сообщения. Но дежурство не спасало: он думал о Славе перед операциями, во время операций и после них. Каждый раз, возвращаясь в ординаторскую, хватался за телефон, проверяя пропущенные звонки и входящие СМС, но уведомлениями о новых сообщениях обманчиво мигали поздравления от банка и оператора сотовой связи.
У него в голове не укладывалось: как же так? Провести вместе четырнадцать дней рождений, чтобы на пятнадцатый не получить даже сообщения? Было больно и обидно. Он косился на ящик стола, думая о бутылках, но одёргивал сам себя: дети, дети, дети…
Нужно было держаться.
В девятом часу зазвонил мобильный и Лев бросился к нему, как тонущий к спасательному кругу. Хорошо, что он был один, и его маниакальные перебежки к телефону, повторяющиеся при каждом бренчании и уведомлении, никто не видел.
Звонил Мики. Лев по инерции снова подумал о Славе: а он там будет? Но вернул себя мыслями к сыну: дети важнее. Он даже решил держаться ради них.
Мики ещё раз поздравил его с днём рождения, пожелав дежурные «счастья-здоровья» и спросил, как прошёл день.
— Как отметил?
— Я работал, — коротко сказал Лев, не уточняя, что работает всё ещё.
А то начнёт беспокоиться, что папа дежурств в праздники набрал. Решит, что ему не весело. А он ответственный взрослый, он должен выглядеть перед детьми благополучным.
— Отметишь в другой день? — уточнил Мики.
— Может быть, — уклончиво ответил Лев. И озвучил ему мысль, о которой раньше только неловко думал: — Если вы приедете.
— Мы? — переспросил сын.
— Ты и Ваня. Скоро ведь каникулы.
Лев опустил взгляд, сомневаясь, стоило ли об этом говорить. Он даже сам с собой не успел обдумать эту идею. Но так он хотя бы точно не сорвется — при детях-то! Может, это его шанс всплыть со дна и удержаться.
Мики радостно выдохнул:
— Вау… Можно приехать? Правда?
Лев пожал плечами:
— Если Слава не будет возражать.
— Конечно не будет! — уверенно ответил Мики.
— Точно?
— Точно!
Лев в этом не был так уверен. Близился конец дня, а муж так и не звонил.
Он надеялся, что ночь подарит ему облегчение в виде потока экстренных пациентов, на спасение которых можно будет отвлечься — всё лучше, чем сидеть на диване и гипнотизировать ящик со спиртным. Но ночь, как на зло, была на удивление спокойной, словно все жители города договорились не попадать в тяжелые ДТП и не травить мужей и жен крысиным ядом.
Долгожданный звонок раздался в семь утра — Лев, заснувший только к шести часам, через силу продрал глаза и метнулся к телефону, оставленному на столе. На экране светилось любимое имя: «Славик». Когда они были вместе, Слава был просто «Славой», а потом, в самолете, Лев переименовал его в Славика и добавил сердечко. Сам не знает, зачем.
— Привет, — не скрывая радости ответил он.
— Привет, — мягко произнёс Слава. Льву показалось, что он улыбается. — С днём рождения… Извини, что поздно, я замотался. Но у нас тут ещё двенадцатое, если что.
— Да всё в порядке, — непринужденно ответил Лев, как будто не ждал этого поздравления больше суток.
— Я тебя не разбудил?
— Я не спал. Я на работе.
— Можешь говорить?
Вопрос прозвучал серьёзно и Лев затревожился:
— Да. Что-то случилось?
— Нет. Я хочу обсудить твоё приглашение. Ну, которые ты сделал детям…
Он выдохнул:
— Что ж… Давай.
Предчувствуя тяжелый разговор, Лев опустился обратно на диван.
— Я не разрешил им ехать, — оповестил Слава. — Ты понимаешь, почему?
У Льва пронеслись в голове миллионы вариантов:
Потому что это долгий перелёт, а они маленькие.
Потому что у нас другие планы на Новый год.
Потому что ты насильник.
Потому что я тебя ненавижу, и дети тоже ненавидят, ты больше нам не нужен…