Дома Слава сообщил, что Дина Юрьевна дала два контакта: один — для парной терапии, другой — для индивидуальной. Лев вцепился в первый, как в спасительный круг.
— Пожалуйста, пошли со мной, — почти взмолился он.
Слава сказал:
— Я пойду. Если к этому, — он указал на индивидуального терапевта, — ты тоже сходишь.
Лев беспомощно, прямо как перед Диной Юрьевной, повторил:
— Слушай, я, правда, не знаю, зачем. Я знаю, почему я такой. Я знаю про своего отца…
— Вопрос не в том, знаешь ли ты причины, — перебил его Слава. — Вопрос, умеешь ли ты с ними жить?
Лев вздохнул, признавая: он не умеет.
— Хорошо, — через силу согласился он. — Я начну.
И тогда случилось совсем неожиданное: Слава, первым нарушив дистанцию, обнял его. Длинные пальцы нежно прошлись по лопаткам, и Лев вздрогнул, как от электрического заряда.
— Ты чего? — тихонько засмеялся муж.
— Ничего, — прошептал Лев. — Просто люблю тебя.
Он ждал, что Слава скажет о любви в ответ, но он, чуть отстранившись, мягко пообещал:
— Если тебе нужна поддержка, я рядом.
Лев подумал, что это всё равно, что «Я тебя люблю», только чуть-чуть по-другому.
Он скосил взгляд на комод, где Слава оставил визитку с именем некого Дениса Сергеевича, и почувствовал, как при мысли о консультации внутри скручивается узел. Денис Сергеевич, блин…
— Слава, — произнёс он, решив, что ему нужна поддержка. — Я не хочу, чтобы моим терапевтом был мужчина.
Он как будто бы удивился, слегка нахмурил брови:
— Почему?
Лев решил быть честным с собой и с ним до конца:
— Потому что я боюсь мужчин.
— Давно? — без насмешки спросил он.
А Лев без насмешки ответил:
— Кажется, всю жизнь.
— Я не знал, — растерянно отозвался Слава. — И меня боишься?
Лев ответил как можно честнее и перед ним, и перед собой:
— Возможно, некоторые ужасные вещи случались между нами, потому что я действительно тебя боюсь. Не специально… То есть… Неосознанно. Да? Так правильно говорить?
Он попытался сгладить эту информацию неловкой шуткой, но Слава не улыбнулся, только серьёзно кивнул. Подумав, сказал:
— Я найду тебе терапевтку через коммьюнити-центры.
— Спасибо, — отозвался Лев.
— Спасибо, что сказал…
Льва напугало то, каким расстроенным вдруг стал выглядеть Слава, и он, метнувшись к нему, попытался сгладить ситуацию:
— Слушай, но я всё равно тебя люблю, безумно, и наших детей тоже, хотя вы все мужчины, и это, конечно, ахренеть как пугает, но… То есть… Я хочу сказать… Мне как будто кажется, что от мужчин можно ожидать чего угодно. Чего угодно, понимаешь? Только расслабишься, а он уже употребляет наркотики, или пустил свою жизнь по наклонной, или бьёт жену, или… Женщины в моей жизни были куда предсказуемей. С ними можно было расслабляться сколько угодно, и на утро я всё равно обнаруживал себя там же, где был с вечера — ни Карина, ни Катя, ни Пелагея, ни даже моя мать, никто из них не делал со мной ничего по-настоящему стрёмного, но мужчины…
Он выдохся и, замолчав на секунду, неловко усмехнулся:
— Извини, вообще-я просто хотел сказать, что в любом случае люблю тебя.
Он устало провёл ладонью по лицу. Всё смешалось: Мики, отец, Юра, пробуждение с незнакомцем в квартире… Как будто нужно было сказать про одно, а сказалось сразу про всё.
— Обязательно объясни всё это своей психотерапевтке, — попросил Слава.
Лев кивнул, соглашаясь:
— Хорошо.
Слава, встав на цыпочки, улыбнулся в его губы:
— Тебе ужасно идёт искренность.
А потом поцеловал.
У Льва ёкнуло сердце и вспотели ладони: это был их первый поцелуй с той жуткой ночи, когда они ругались до хрипоты в канадском доме, пока их сына насиловали. С того дня они больше не приближались друг к другу вот так.
Он попытался перехватить Славины губы, чтобы продлить поцелуй, но тот уже отстранялся.
— Извини, — несколько виновато произнёс он. — Ты же знаешь, я… медленный.
Лев улыбнулся, почувствовав себя вернувшимся на пятнадцать лет назад.
Ничего — он был готов подождать.
Слaвa [66]
Он чувствовал себя неуютно в этой квартире: единственный раз, когда он здесь был, оказался визитом про чайник и стену. Нужно было перестраиваться.
В ногах лежала Сэм, а на ногах, на коленках — Лев. Он говорил, много говорил — больше, чем ему свойственно, а Слава держал руку на его груди, и ладонь вибрировала от его голоса.
— Я вообще не хотел говорить с ней про отца, — объяснял Лев. — Но так получалось, что о чём бы я ни начал — о тебе, или о Мики, или… вообще — всё, в конце концов, приходило к нему. К отцу.
Слава грустно усмехался, вспоминая, как каждый разговор с Крисом приводил ко Льву.
— …я думал, что ненавижу его, но разве можно ненавидеть кого-то, о ком ты так много болтаешь? Мне даже неловко… А вдруг она фрейдистка? Решит еще что-нибудь про меня…
— Она не фрейдистка, — заверил его Слава.
Он нашел её контакты на сайте местной квир-организации, где под графой: «Наталья она/её» значилось «экзистенциальная психотерапевтка». Слава решил, что слово «экзистенциальный» выглядит так, как будто в нём кроются все проблемы Льва, и нажал на кнопку: «Связаться». Наталья сочла странным, что Льва записывает на приём его супруг, и уточнила у Славы: «А он точно хочет?». Слава ответил: «Да. Он просто не хочет пользоваться квир-сайтами — это одна из его проблем».
— Ну, тебе понравилось? — уточнил Слава таким тоном, словно Лев ходил на концерт незнакомой группы или в парк аттракционов.
— Понравилось ли мне говорить об отце? — переспросил он. — Ну… Не то чтобы, знаешь.
Он посмеялся:
— Надеюсь, обо мне тебе понравится говорить больше.
Друг о друге. Завтра они будут говорить друг о друге.
А сегодня на часах было уже девять вечера. Слава осторожно завозился, давая понять Льву, что хочет встать.
Тот понял. Приняв сидячее положение, обернулся на Славу и шепотом попросил:
— Не уходи.
— А дети?
— Они взрослые.
Так говорил Макс.
— Надо идти, — так он всегда отвечал Максу. — Мики только что вышел из наркобольницы, а Ваня из комы, и этой информации достаточно, чтобы понимать, что их нельзя оставлять одних.
Лев не улыбнулся его шутке. Опустив взгляд, покорно согласился:
— Хорошо.
Он так трогательно выглядел, что Славе стало жаль: жаль, что он не может утешить его своим присутствием. Уходя, он коротко поцеловал Льва на прощание и напомнил:
— Завтра будем только друг для друга.
Он волновался.
По дороге Лев раз десять спросил: «А что мы ей скажем?». И когда Слава размыто отвечал, что они «разберутся по ситуации», Лев с тревогой спрашивал: «Ты будешь на меня жаловаться, да?».
— Это не для того, чтобы на тебя жаловаться, — злился Слава. — Ты же понимаешь, у нас общая цель.
— Какая? — спросил Лев, тут же дискредитировав себя.
Слава цыкнул:
— Наладить отношения.
— А, да, — неловко улыбнулся он. — Извини, я просто… Я ужасно волнуюсь.
— Я тоже, — признался Слава.
Они ехали в такси на заднем сидении, и Лев так «ужасно волновался», что даже не понижал голос, говоря об их отношениях. А когда Слава протянул руку и поддерживающе сжал его ладонь, он не отпрянул, как делал обычно, многозначительно указывая взглядом на водителя, а переплел их пальцы.
Уже оказавшись на улице (по-прежнему не расцепляя рук), Слава с удивлением отметил:
— Не думал, что ты захочешь… Ну… — и он кивнул на их руки.
— Почему?
Это был странный вопрос — как будто Лев сам не заметил, что его подменили.
— Ты же опасаешься… как ты это говоришь… «эпатировать публику».
— Мне тебя так мало, что я больше не хочу тратить наше время на страх, — вдруг сказал он. — Я вижу тебя всего пару часов в день.
Когда он так это сказал — «не хочу тратить наше время на страх» — Слава растерялся. И от этой растерянности он сам чуть не спросил: «А зачем мы туда идем? О чём будем там разговаривать?». Разве у них не всё хорошо?
Память болезненно напоминала ему о чайнике. Об эмиграции. О том, что они живут раздельно, и он всё ещё опасается остаться у него на ночь (или, что еще страшнее — провести с ним ночь дома). Ночь вместе — это не просто секс, ночь вместе — это «родители спят в одной кровати». Для пятилетнего Мики именно этот момент стал сигналом: у них отношения. Серьезные. Как брак. И он снова считает этот сигнал, но в этот раз как надежду. Надежду, что всё наладится, и скоро станет как прежде — то есть, даже лучше, чем прежде. А пока Слава не был в этом уверен, он не хотел травмировать детей ложными ожиданиями.
Их парный психолог — Мариям — работала в медицинском центре. Самом обыкновенном: ни намека на то, что тут встречают геев с распростертыми объятиями. Зайдя внутрь, нужно было повесить верхнюю одежду в шкаф на входе, а потом обратиться к девушке на регистратуре и сообщить, к кому они пришли. Слава догадался, что Льва это может смутить: двое мужчин, парный психолог…
Он повернулся к нему:
— Если хочешь, я один к ней подойду.
— Почему один? — не понял Лев.
Слава растерянно улыбнулся: обычно такие вещи — кто, где и что может подумать — Лев считывал быстрее него.
— Ну, может быть, ты боишься, что нас примут за… — он замялся, почувствовав себя странно.
Без обыкновенной реакции Льва всё стало выглядеть так, будто это он, Слава, боится.
— Подойдём вместе, — пожал плечами Лев, убирая пальто в шкаф.
Слава скинул куртку, оставшись в розовой толстовке, и с интересом посмотрел на Льва: темно-синяя рубашка в мелкую крапинку. Никогда такой у него не видел.
— Не белая, — просто отметил Слава, улыбнувшись.
Лев, оглядев себя, кивнул:
— Да, тебе же вроде не нравится, когда я…
— Ты должен носить то, что нравится тебе, — напомнил Слава. — Что думаю я — неважно.
— Для меня важно.
— Важнее своих желаний?