Как и многие люди, кто не ходит в церковь регулярно, Кэтрин испытывала потребность в особые моменты вступить под своды храма, но в этом районе она ни одной церкви не знала и довольно долго бесцельно бродила, пока не наткнулась на ту, которая показалась «подходящей». Неподходящими Кэтрин считала те, где у входа красовались яркие зазывающие плакаты и, предположительно, мог оказаться светлый и стерильный интерьер. Та, которую она в итоге выбрала, показалась ей именно такой, как надо: таинственный полумрак здесь прорезывал красный маячок лампадки перед алтарем в боковой часовне, а еще тут витал слабый аромат ладана. Она решила, что это римско-католическая церковь, ведь у подножия одной статуи имелся небольшой столик со свечками, некоторые были даже зажжены. К столику крепился ящик с прорезью, вероятно, для сбора пожертвований. Но сколько следует заплатить? Порывшись в сумочке, она нашла шиллинг, что показалось нужной суммой, поставила свечку в маленькую подставочку и зажгла. Поначалу огонек был совсем немощный, но потом вдруг рванулся вверх и загорелся ярко. По всей видимости, это доброе знамение, хотя она и не знала точно, чего именно. Она преклонила колени у одной из скамей, произнося молитву, которую помнила с детских дней. Интересно, так ли уж обязательно именовать Бога «Всеблагой» и прибегать к архаичным грамматическим конструкциям? Кэтрин ясно сознавала всю меру своего невежества в этих вопросах. Наверное, лучше просто сидеть, погрузившись в умиротворение и покой… Но уже через несколько минут она услышала шаги за боковой дверью. Быстро встав, она вышла в проход, испугавшись, что к ней бросится темная, стремительная фигура в сутане и биретте и священник поинтересуется, что она тут делает. Но раздавшиеся голоса принадлежали женщинам, и обрывок разговора, который мельком услышала Кэтрин, не внушал особого страха, поскольку за ним стояла вселенская забота женщин о мужчинах.
– …совсем себя изведет. Если бы он только позволял иногда отцу Эймису служить раннюю мессу. Проблема в том, что мы так мало можем поделать…
Из соседнего помещения вышли две женщины средних лет, одна несла электрическую лампадку. На Кэтрин они посмотрели с дружелюбным, но сдержанным любопытством.
– Вам чем-нибудь помочь? – любезно спросила одна. – Отец Саммерхейс скоро придет, если вы с ним хотели увидеться.
– Нет, нет, спасибо, – поспешно ответила Кэтрин. – Я просто…
Она собиралась сказать «осматривалась», точно она в магазине, но вовремя прикусила язык. Что она тут делала? Ставила свечу за Тома или за себя? И вообще эти добрые женщины не в силах ей помочь.
– Церковь всегда открыта для молящихся, – сказала другая. – Однажды, правда, нам пришлось ее запереть, потому что украли ценный ковер, но теперь тут постоянно кто-то есть, так что двери всегда открыты.
– Спасибо, я запомню, – выдавила подходящую фразу Кэтрин.
И, улыбнувшись им, поспешила прочь, почти столкнувшись в спешке с темной, стремительной фигурой в сутане и биретте.
– Привет, мисс Дьюсбери! – окликнул он. – Все заняты благими делами?
Он исчез прежде, чем Кэтрин успела лишить его иллюзий. Ушла она, развеселившись и чуточку выбитая из колеи, что ее так легко приняли за прихожанку. Может быть, здесь найдется для нее место? Она вообразила, как хлопочет вокруг отца Саммерхейса, который, судя по краткому взгляду на него, вовсе не выглядел измученным. Но, разумеется, это еще не все, даже она знала кое-что о том, что подразумевает вера, и подумала, что пока у нее нет на это сил. Как у одной святой (она не могла вспомнить, как именно ее звали), но сравнение показалось непочтительным, и она его прогнала.
18
Холодным и ясным субботним утром в начале ноября профессор Мейнуоринг и мисс Кловис стояли у окна малой гостиной загородного дома профессора, глядя, как по подъездной дорожке шагают кандидаты на гранты фонда Форсайта.
– Так, так, первое препятствие они преодолели, – возвестил профессор Мейнуоринг, улыбаясь и подергивая себя за бороду.
– И какое же? – спросила мисс Кловис, стараясь вспомнить, имелся ли на подъездной дорожке скаковой барьер на дороге или свирепые псы у ворот.
– Приехали на поезде, на который я велел им сесть, – не то хмыкнул, не то хохотнул он.
– Тоже мне трудность. Не великого ума дело – суметь попасть на поезд.
– Да, но там была одна загвоздка. Только передние вагоны идут сюда. А задние – совсем в другом направлении! – Фразу он закончил на самой высокой ноте и удовлетворенно потер руки. – Я намеренно упустил сообщить эту информацию.
– Тогда, наверное, им сказал контролер, когда пробивал билеты.
– Вы так думаете? – В голосе профессора слышалось разочарование. – Но я знавал многих, в том числе и антропологов, кто садился не туда.
Подъездная дорожка была прямой и длинной, поэтому всех четверых кандидатов – Марка с Дигби и двух молодых женщин, Примроуз Катбаш и Ванессу Ивс, – видно было издалека.
Профессор Мейнуоринг глянул на старинные французские часы на каминной полке.
– Похоже, они шли пешком от станции да еще с багажом, а это почти миля. Как мало они с собой взяли, – прокомментировал он. – Дамы сами несут свои сумки – это хороший знак. Мне бы не хотелось предлагать исследовательский грант девушке, которая ожидает, что мужчина возьмет на себя ее ношу. В дни моей молодости, конечно, было иначе, теперь же все так переменилось. Я не удивился бы, если бы дамы несли багаж молодых людей. Вижу, они в плащах. – Сделав несколько шагов, он постучал по небольшому барометру. – Пожалуй, они проявили благоразумие. Может пойти дождь, и они подготовились.
– У них нет пальто, поэтому они в плащах, – резко возразила мисс Кловис, подумав, что Феликс сегодня утром явно в утомительно болтливом настроении, как с ним иногда случалось.
На дворе достаточно холодно, чтобы надеть пальто, может, дело в том, что оно им не по карману. Еще она, кажется, заметила на Дигби Фоксе что-то вроде связанных вручную варежек, и это зрелище выбило ее из колеи, так жалко он смотрелся.
– Этот уикенд они не забудут, – объявил профессор. – Думаю, для начала по бокалу хереса, а потом ленч. Генри, разумеется, позовет. Толику церемоний они должны оценить.
– Мы уже почти пришли, – сказал Марк. – Вон Эстер и Феликс смотрят на нас из окна.
– Правда дом выглядит романтично? – обратилась к спутникам Ванесса. – Благородное строение, вот сейчас такое выражение оправданно.
– Слишком большой для одного человека, – откликнулась Примроуз. – Тут можно было бы устроить школу или дом для матерей-одиночек.
– Ну и мысли у тебя, дорогуша, – хихикнул Марк.
– А по-моему, дом просто уродливый, – без обиняков сказал Дигби. – Все эти красные готические башенки и окна-бойницы, или как они там называются.
Он жалел, что Дейдре с ними не поехала, но она пока была слишком молода, чтобы подавать заявку на научный грант. За несколько недель с отъезда Тома он виделся с ней настолько часто, насколько считал политичным, догадавшись, что как раз сейчас избыток его общества она не оценит. Иногда он наблюдал за ней издали: например, как она сидит в столовой колледжа, как читает письмо в голубом конверте авиапочты, которое могло быть только от Тома. Иногда письмо выглядело так, словно вот-вот развалится по местам сгиба, и это наводило его на мысль, что она снова и снова читает одно и то же письмо, и он спрашивал себя, может, Том пишет ей не так часто, как следовало бы. Ему очень хотелось спросить и утешить ее или даже побежать в Африку с плеткой, если потребуется. Он пребывал на сложной стадии влюбленности, которая как будто состояла исключительно из терпеливого ожидания, впрочем, по складу характера он переносил ее лучше многих.
– Нам следует позвонить? – прямо спросила Примроуз. – Или нам со всех ног побегут навстречу?
– Наверное, надо вот за это дернуть, – сказал Марк. – Смотрите, это голова монаха, и надо потянуть за язык.
– Что за нелепая идея! – воскликнула Ванесса. – Интересно, милый старый Феликс самого себя подразумевал? Нет, наверное, дом гораздо его старше. Ну и громкий же звон. Интересно, кто придет…
Дверь отворилась, и на пороге появился лакей, – он как будто еще не накопил прожитых лет и не преисполнился чувства собственной значимости, чтобы называться дворецким.
– Доброе утро. Будьте добры сообщить своему хозяину, что пришли кандидаты на грант фонда Форсайта? – тоном гранд-дамы произнесла Ванесса.
– Профессор в малой гостиной, – ответил лакей. – Не соизволите ли подождать.
Они стояли, оглядывая холл со все теми же монашескими мотивами, и головы монахов обнаруживались в самых неожиданных местах, например, на сонетках колокольчиков или на ручках дверей с готической резьбой.
– Нам надо считать, что они чем-то значимы? – пробормотал Марк. – Интересно, могут они быть знаком того, какого гостеприимства нам следует ожидать?
– А, так вы приехали. – В дверях, потирая руки, появился профессор Мейнуоринг. – Генри отнесет багаж в ваши комнаты, которые вы увидите после ленча. Гардеробная вот здесь, без сомнения, вам захочется освежиться после долгого пути.
Марк и Дигби, не имевшие привычки мыть руки чаще, чем считали абсолютно необходимым, что бывало нечасто, и не нуждавшиеся в гардеробной по иной причине, предложение отклонили, зато девушки им воспользовались.
– Позволим дамам почистить перышки, так, думаю, сейчас говорят, – хмыкнул профессор. – Полагаю, они сами найдут дорогу в малую гостиную, чтобы присоединиться к нам за бокалом шерри. Надеюсь, наш смех укажет им путь на случай, если у них возникнут сомнения.
Марк и Дигби последовали за ним, пожимая плечами и многозначительно стуча себя по лбу. Проф явно был сегодня в том настроении, которое они про себя называли маразматическим.
– Доброе утро, – приветствовала их, вставая с кресла у камина, мисс Кловис. – Входите же и обогрейтесь. Вы, наверное, замерзли с дороги.
Взгляда на руки Дигби ей хватило, чтобы понять: несмотря на вязаные варежки, они красные от холода, точно обморожены.